Ирина Измайлова - Робин Гуд
Увидав сэра Эдвина, который, подъехав к нему, спешился, рыцарь опустил топор и приветствовал Веллендера учтивым поклоном.
– Доброго вам утра, мессир! – произнес он на чистом французском языке, при этом голос у него оказался не басовитый, какого можно было ожидать, а глубокий и звучный. – Примите восхищение старого драчуна: я успел увидеть, как вы рубились один с тремя, и могу сказать, что нечасто встречал такого отменного воина. А воинов и сражений я повидал столько, сколько дай Бог не видеть ни вам, и никому!
– Благодарю, сир рыцарь! – против воли Веллендер улыбнулся. – Вы умеете утешить. Если б не ваше вмешательство, боюсь, все мое воинское искусство могло не помочь. И виноват в этом был бы я один: из-за собственной самонадеянности я дал заманить наш отряд в ловушку.
– Вероятно потому, что не знали всех обстоятельств! – покачал головой рыцарь, – Но, возможно, вы все равно вышли бы победителем, я же видел расклад сил, когда подъехал. Положение было очень тяжкое, но не безнадежное. Однако, как хорошо, что этот разбойничий сброд имеет обыкновение так орать во время драки! Мы их, наверное, за целую милю услыхали и помчались изо всех сил. Я, вон, шлема надеть не успел.
– Зато без шлема разбойники скорее поняли, кто вы такой, и мигом обратились в бегство!
Эти слова произнес голос, одновременно низкий и мелодичный, и если бы Эдвин тотчас не обернулся и не увидел, что говорит женщина, он мог бы принять его за голос юноши. Неслышными шагами к ним подошла та самая леди с белым покрывалом на голове, чья стрела столь вовремя поразила разбойника, едва не проверившего прочность шлема шерифа.
– Здравствуйте, сэр Эдвин! – сказала дама, без малейшего смущения приближаясь к мужчинам и вмешиваясь в их разговор. – Я, было, подумала, что не успела узнать о вашем переезде в Йоркшир, но епископ Антоний объяснил мне, в чем дело. Спасибо! Не согласись вы проводить его преосвященство за пределы Ноттингемшира, он бы погиб, и я б никогда себе этого не простила!
Совсем недавно Веллендер уже испытал самое сильное в своей жизни изумление, не то сейчас, он наверняка ахнул бы: «Откуда вы знаете меня, миледи?!». Но у него просто не оставалось на это сил. Высоко поднятые брови и недоуменный взгляд были единственной реакцией на невероятную осведомленность дамы. Ведь из ее слов явствовало, что и его имя, и его звание были ей известны еще до беседы с епископом…
Однако, взглянув на нее, Эдвин тотчас позабыл о своем недоумении. Слишком изумило его это необыкновенное лицо. Как и лицо Седого Волка, оно будто не носило отпечатка возраста, более того, вблизи казалось моложе, чем на расстоянии, хотя всегда бывает наоборот. У дамы был нежнейший овал лица, в который непостижимым образом оказался врисован решительный, почти мужской подбородок. Он ничуть ее не портил, как и очень высокий лоб, не обрамленный, но осененный толстым валом бронзовых волос. Маленький рот великолепной формы казался одновременно и нежным, и твердым, а те самые огромные глаза, которые сэр Эдвин приметил даже на большом расстоянии, вблизи были уже не так темны – изумрудно-зеленые, колдовские глаза, в коих и под сенью длинных ресниц все время вспыхивали загадочные искры.
– Вы не узнаете меня? – спросила леди, заметив поднятые брови Веллендера. – Ах, ну да, наверное. К чему вам было тогда меня разглядывать? Но я-то запомнила вас, когда пять лет назад мой сын подтвердил ваше назначение на должность шерифа Ноттингема.
– Ваш сын?!
Будто молния озарила сознание Эдвина. Господи, как же он, в самом деле, забыл-то ее?! Как ее вообще можно было забыть?! Но вообразить, что она окажется на пустынной в такое время года проезжей дороге, да еще в лесу, возле этой дороги, где кипит схватка с разбойниками?! Сначала надо было сойти с ума! И тем не менее…
– Вижу, вы догадались. Ну да, я – Элеонора Английская, ваша королева, мать короля Ричарда. А этот великолепный рыцарь, что сопровождал меня сюда, и будет сопровождать в дальнейшем пути, – сир Седрик Сеймур, преданный вассал короля. Он был рядом с Ричардом в Германии, в самые трудные дни, а теперь приехал, чтобы помочь мне здесь.
– Простите, мессир! – Седой Волк хлопнул себя по лбу железной перчаткой. – Даже не представился. Вот ведь, старый олух!
Несколько мгновений Веллендер раздумывал, что полагается сделать в такой непредсказуемой ситуации: преклонить колено перед королевой, начать извиняться за свою забывчивость, или… В самом деле, что там диктуют правила куртуазного поведения? Если б еще знать их получше!
Но леди Элеонора сама положила конец его мучениям:
– Боже мой! – теперь в ее голосе прозвучала тревога. – Да ведь вы ранены и, судя по всему, серьезно. Немедленно сядьте, снимите гамбезон и кольчугу, и я перевяжу вас. А вот эта девочка мне поможет. Да? Ты ведь хочешь мне помочь?
Эти слова были обращены к подошедшей и незаметно стоявшей рядом Изабели. Девочку было трудно разглядеть рядом с громадным конем Седого Волка, гриву которого она в это время гладила, испуганно глядя на кровь, капавшую из рукава шерифа.
– Да, – сказала она с готовностью, – да, я помогу. А вы, правда, королева?
– Последние пятьдесят три года, – подтвердила леди Элеонора, почти силой усаживая Веллендера на чье-то снятое седло. – Правда, я была сперва королевой Франции, а королевой Англии стала потом, но от этого ничего не меняется.
– Я вам не верю! – воскликнула девочка с той же непосредственностью, которая так изумляла в ней шерифа.
– Не веришь, что целых два короля имели глупость на мне жениться?
Элеонора спросила это, не выказав никакой обиды, кажется, Изабель Келли ей очень понравилась.
– Я не верю, что вы старше пятидесяти трех лет. А чтобы выйти замуж, надо ведь, чтоб и еще лет пятнадцать прошло.
Королева и Седрик Сеймур расхохотались одновременно и так весело, что у Эдвина явилось нелепое желание к ним присоединиться. И в то же время он подумал: «А ведь и вправду Элеоноре должно быть сейчас шестьдесят восемь лет. Вздор! Не может быть!». Что-то слишком часто в этот день происходит всякое такое, чего быть не может…
– Когда такой ребенок находит тебя много моложе твоих лет, да еще настолько моложе, это по-настоящему приятно! – весело воскликнула королева. – Менестрелям[46] я давно уже не верю, они любят льстить, а когда не льстят, просто фантазируют. Кто-нибудь даст мне чистый холст, или я должна буду задрать подол и рвать свою камизу? Честное слово, это меня не смутит, но ведь мы ехали верхом, и камиза не может быть чистой. А перевязывать рану грязными тряпками это слишком: я не армейский лекарь!
Час спустя лесное приключение завершилось. Раны были перевязаны, убитые (исключая, разумеется, разбойников и их загадочных пособников) вынесены к мосту, с тем, дабы можно было, раздобыв телегу, отправить их в ближайшую деревню, лошади пойманы и собраны на дороге.
Таинственная сумка его преосвященства, наконец, рассталась с ним, точнее, конечно, он с нею – теперь она казалась не такой уж большой, потому что висела на мощном плече Седрика Сеймура. Епископ, явно почувствовав облегчение, принялся читать молитвы над погибшими, а шериф, рыцарь и королева отошли от остальных, чтобы, наконец, поговорить без помехи. Ее величество понимала, как много хотел бы спросить у нее сэр Эдвин, и как трудно ему, тем не менее, до конца оставаться рыцарем и ничего не спрашивать. Она оценила его выдержку и заговорила сама.
– Я открою вам тайну, шериф, – произнесла леди Элеонора, – Собственно говоря, это и не такая уж тайна, но епископ Антоний, мой добрый духовник, не мог вам ничего сказать без моего разрешения. О том, что король пленен и находится в Австрии, вы, безусловно, знаете?
– Это знает вся Англия, ваше величество! – заметил сэр Эдвин.
– Да, разумеется. Как и о том, что германский сейм в Вормсе снял с него все обвинения, выдвинутые императором Генрихом и этим надутым идиотом Леопольдом, герцогом австрийским?
– Конечно, я об этом знаю, – подтвердил шериф.
– Ну, а о назначенном выкупе? – зеленые глаза Элеоноры гневно блеснули.
– Слышал, ваше величество, хотя и не понимаю, как можно оправдать, а потом заставить платить за оправданного выкуп.
– Так же, как можно обвинить в предательстве того, кого сами предали[47], – уже безо всякого гнева воскликнула королева. – Так или иначе, но большую часть этого выкупа мы, я и преданные друзья Ричарда, сумели собрать уже несколько месяцев назад. Но еще очень большой суммы не хватает. Вот поэтому я, получив письмо из Германии, решилась поездить по Англии и Франции, навестить людей, в преданности которых не сомневаюсь, и попросить их помощи. Они жертвовали, кто что мог – деньги, драгоценности, один барон отдал даже своего чистокровного абиссинского коня… Конечно, пришлось его тут же продать. Возить собранное с собой я не решалась: слишком многие люди в Англии, да и не только в Англии пойдут на любую подлость, лишь бы не допустить возвращения Ричарда.
