Ирина Измайлова - Робин Гуд
Шериф ошеломленно смотрел на этот крест, пытаясь понять, как тот оказался здесь.
– Этого не может быть! – прошептал он, зубами стащил с левой руки перчатку и, осторожно взяв крестик, повернул его ребром.
На тонкой серебряной окантовке, с которой кровь тотчас услужливо стекла несколькими каплями, виднелась надпись: «Господи! Возврати верным Твоим Святую Землю!».
– Не может быть! – повторил сэр Эдвин.
Робин молча смотрел на него, явно ничего не понимая. Кстати, кажется, он начинает собираться с силами. Сейчас вот выдернет из-за пояса кинжал… Правой-то рукой он, возможно, и сумеет двигать. Лучше не рисковать.
Веллендер отступил немного, продолжая тупо смотреть на крест. Потом перевел взгляд на серое от боли лицо разбойника.
– Откуда это у тебя? – спросил шериф, не найдя ничего лучше, как тронуть крест кончиком меча.
– Как, откуда? – Робин явно пытался не потерять сознания и совершенно не понимал, чего хочет его победитель. – Т… ты же не думал, что я некрещеный?
Сэр Эдвин решил убедиться еще раз и наклонился, дабы вновь прочитать надпись. И сделал это вовремя: стрела, свистнув у него над головой, задрожала в стволе дерева, возле которого лежал Гуд. Вторая стрела проткнула пояс шерифа, но тот был усажен толстыми круглыми бляшками, и наконечник, пронзив такую бляшку, застрял в плетении кольчуги.
Веллендер молниеносно обернулся, рванул в сторону, уклоняясь от третьей стрелы, потом метнулся за ствол дерева. Малыш Джон и еще двое разбойников бежали к ним со всех ног, причем гигант пытался на ходу вновь наложить стрелу на тетиву. Старайся, старайся – только медленнее бежишь…
Шериф понял: лучше не драться. Во-первых, Джон, при всей своей внешней неуклюжести, боец вовсе неплохой, а сражаясь за своего друга он станет очень опасен. Во вторых, есть еще двое, и чего стоят они, неизвестно. А в-третьих, правая рука, кажется, начинает неметь, по крайней мере, меч стал заметно тяжелее. Впрочем, проткнуть лезвием Робина еще вполне можно успеть, или случится как раз то, чего шериф опасался: разбойники могут спасти своего предводителя.
Но сэр Эдвин не нанес удара. Напротив, кинулся от одного ствола к другому, потом нырнул за следующее дерево, все больше удаляясь от разбойников. Он направлялся к прогалине, к открытому месту, туда, где оставался его конь.
Правда, ни один из троих не стал его преследовать. Они бросились к Гуду, и вот уже Малыш Джон, склонившись, приподнимал ему голову, другой рукой выдирая из-под своей куртки лоскутья рубашки, чтобы зажать ими рану.
– Почему? – с трудом шевеля губами, спросил Робин.
– Что, почему? – не понял Малыш.
– Почему шериф меня не убил?
– Так мы вовремя подоспели! – воскликнул другой разбойник, тоже принимаясь терзать свою рубашку.
– Он бы успел заколоть меня пять раз подряд!.. – раненый закашлялся, и кровавые пузыри вновь выступили на его губах. – Но он этого не сделал. Почему?
– Спятил! – ничего умнее Малыш просто не мог придумать. – Ребята, быстрее! Нам нужны лошади. Ведите для начала хотя бы одну, я возьму Робина на руки и сяду с ним в седло. Надо убираться отсюда, пока это возможно!
В это же самое время Веллендер мчался назад, к своему, оставленному на месте битвы отряду. Как он и предполагал, вернее, как он и боялся, никто из воинов не пустился следом за ним догонять Гуда. И произошло это не от трусости дружинников. Но большинство из них просто не услышали приказа шерифа: в тот момент лес еще был полон воплей убегающих в ужасе головорезов, треска ветвей и кустов, через которые они ломились, ржания и храпа коней. К тому же, во время битвы шериф сорвал дыхание, и его голос не прозвучал достаточно громко. Те же трое или четверо, до кого долетел приказ, долго не могли поймать своих разбежавшихся лошадей, и, оказавшись в седлах, успели лишь выехать на открытое пространство перед мостом, как уже их начальник показался на этом самом мосту, окровавленный, в сбитом на бок шлеме.
Уже миновав деревянный настил, шериф поймал себя на том, что думал, едва ли не повторял вслух те же слова, которые твердил совсем недавно, когда гнался за Робином: он заклинал мост: «Провались! Провались! Провались!». Да, лучше сейчас было провалиться и не просто в пенящуюся холодную воду, а еще бы куда поглубже. Ни разу в жизни он, шериф Ноттингема, не нарушал своего долга. Сегодня, сейчас он его нарушил. И как?! Разве можно было сделать то, что он сделал? Как пережить, как осмыслить этот позор?
Но то открытие, которое Веллендер против воли сделал там, на месте своего выигранного поединка, осмыслялось еще хуже, и единственное объяснение, которое он находил, никак не могло его порадовать…
На окраине леса, за мостом, его встретили четверо дружинников и юный Фредерик.
– Слава Богу, вы живы, мессир! Я от страха чуть голову не потерял!
– Сейчас я тебе ее оторву! – пообещал, поравнявшись с оруженосцем, сэр Эдвин. – Я тебе поручал оберегать девчонку?
– Д… да! – растерялся Фредерик.
– Ну, и где она?
– Там, в лесу. Я видел ее, она цела и невредима. И бой ведь закончился.
– Точно. А во время боя она торчала возле меня, в самом пекле, да еще и пыталась размахивать чьим-то мечом – нарывалась на то, чтобы ее прикололи, как жука, к любому из деревьев.
– Вот это девочка! – восхитился оруженосец. – Такая никого не испугается.
Шериф посмотрел на юношу с такой яростью, что тот сразу прикусил язык, а дружинники против воли стали усмехаться в отвороты своих бармиц.
– Дело же не в том, испугается ли кого-то она! – рявкнул Эдвин. – Ее-то тоже никто бы не испугался, вот, в чем беда! А ты разинул рот и даже не был с нею рядом. Тебе плевать на мои приказы?
– Нет, сэр, что вы, сэр! (с перепугу Фредерик позабыл даже о своем старании обращаться к шерифу по-французски, как-никак, он, оруженосец, родом из благородных). Я держался рядом с Изабелью, но она вдруг пропала, а я… а на меня уже наседали разбойники…
– Ясно! Скольких мы потеряли в этом бою? Кто-нибудь считал?
– Да. – Вместо оруженосца ответил один из воинов. – Вэйн считал живых, мертвых, раненых. В нашем отряде убиты шесть человек, ранены восемь, двое сильно. В отряде его преосвященства епископа убитых трое.
Веллендер нахмурился.
– Сказать по правде, я думал, что будет хуже. А мертвых разбойников вы, случаем, не сосчитали?
Воин присвистнул:
– Пока никто не удосужился. Но их там сто-о-олько валяется! Один этот невероятный богатырь завалил человек пятнадцать, самое малое, да леди в белом покрывале подстрелила троих. Ну, и мы были не так уж плохи. Думаю, по самому малому счету, половина их шайки здесь осталась, на радость воронам и лисицам этого леса.
Шериф снова тронул коня вперед. Хочешь не хочешь, надо исполнять свои обязанности, надо ехать к отряду.
– А кто этот великан и эта леди? – уже на ходу спросил он Фредерика. – Рыцарь, судя по всему, и есть тот самый знаменитый истребитель разбойников из Кентербери, которого прозвали Седым Волком. Выходит, про него не врут. А женщина?
– Не знаю, мессир! – теперь голос оруженосца сделался и вовсе испуганным. – Мне показалось, что они знакомы с его преосвященством епископом. По крайней мере, леди к нему подъехала, и сейчас с ним разговаривает. А сначала она перевязала двоих раненых. Ловко так, словно часто это делала. Не могу понять, кто она такая. На вид ведь знатная леди, а стреляет лучше любого из нас! Другое дело, что иные дамы любят охотиться, однако охота это охота, а бой это бой. Ведь так?
Сэр Эдвин молча кивнул. Они уже достигли прогалины, и шериф увидел «поле битвы». Множество тел убитых разбойников и наемников (из этих, судя по всему, никто не уцелел – надо было сразу смываться!) немного привели в порядок мысли Веллендера. По крайней мере, жертвы принесены не зря. Хотя, не появись вовремя Седой Волк и его бесстрашная спутница, все могло закончиться совершенно иначе.
Рыцарь-гигант в это время стоял возле своего коня и невозмутимо чистил широченное лезвие боевого топора. «А ведь, пожалуй, он будет покрупнее Малыша Джона!» – с изумлением, если не с некоторым трепетом подумал Веллендер, против воли любуясь рыцарем, потому что вблизи тот был очень красив. Его громадное тело обладало такими правильными, совершенными пропорциями, что окажись он в отдалении и так, чтобы с ним рядом не было других людей, можно было бы принять его за человека обычного роста. Между тем, он был куда выше туазы[45]. Лицо Седого Волка, казалось, не имело возраста: видно было, что он не молод, но вряд ли кто-то решился бы определить, сколько ему лет. Правильные, жесткие черты, жгучая чернота бровей и ресниц рядом с червленым серебром волос, ясный, почти юношеский взгляд глаз, цветом напоминающих грозовое облако. Морщины очерчивали эти глаза великолепным узором, рассказывая будто не о старости, а о многих и многих пережитых и переживаемых страстях. Этих морщин было немало на лбу, возле рта, но и они не выдавали Волка – ему могло быть сорок пять, могло быть на десять, а то и на пятнадцать лет больше. Он жил вне своего возраста, возможно, даже не вспоминая о нем, чтобы тот ему не мешал.
