Александр Антонов - Русская корлева. Анна Ярославна
— Ты что мрачен, словно осенняя туча? Идем в трапезную. Там ждут нас. Будем слушать купцов с вестями.
— Оставь меня, Эдвард, я уже наслушался на площади. — И Эдвин ушел.
Эдвард лишь развел руками и поспешил в трапезную. А старший брат вошел в свой покой, сел к столу, положив на него сжатые в кулаки руки, вперил взгляд своих холодных светло-голубых глаз в венецианское окно да так и застыл. Но в голове бушевали стихии. Еще по пути в княжеские палаты он решил, что ему надо немедленно мчаться в Киев. И теперь он пытался что-то придумать, чтобы сватовство не состоялось. На ум пришло самое простое решение: перехватить сватов на пути в Париж и сделать так, чтобы они туда не доехали. На поверку же сия простота оказалась обманчивой по той причине, что Ярослав Мудрый не отпустит сватов без воинов и даст в сопровождение от своей щедрости полусотню, а то и всю сотню. Вот и конец задумке, потому как ему, принцу Эдвину, с пятью воинами, коих он привел из Англии, можно только помахать руками вблизи французских сватов.
Другое дело, если попытаться убедить великого князя не отдавать свою дочь за нищего короля. Да только ли нищего? И тут расчетливый ум принца начал плести такие несуразицы оговора Генриха, что, услышь их кто-либо из знающих французского короля людей, сказал бы, что сию грязь может лить на Генриха лишь лютый враг. Спасти Эдвина от посрамления могло только то, что Ярослав Мудрый знал о Генрихе все понаслышке. И ежели он поверил Бержерону, что король Франции достоин его дочери, то почему не поверить и ему, принцу Англии, в том, что князь совершит большую ошибку, ежели отдаст дочь в жены дикому варвару. «Да, да, варвару», — попытался убедить себя Эдвин. И он счел, что у него хватит красноречия нарушить сватовской сговор. Но и эту свою задумку принц отверг по той причине, что она окажется шитой белыми нитками. Выдавая Генриха за варвара и недостойного такой супруги, как княжна Анна, он вольно или невольно восхвалял бы себя как единственного жениха, достойного руки дочери великого князя. А Ярослав не так глуп, чтобы поверить черным словам, исходящим из уст соперника.
Разрушив свою вторую задумку, принц, словно утопающий, схватился за соломинку. И этой «соломинкой» оказался брат Эдвард. Лишь он способен помочь разрушить сговор. Эдвин поверил, что Эдвард донесет до Ярослава Мудрого правду и только правду. И тогда будет очевидно, что принц Эдвард бескорыстен и бьется за брата лишь из чувства справедливости. Уверовав в то, что Эдвард по-братски отзовется на его просьбу, Эдвин приободрился и поспешил на трапезу, чтобы застать за нею Эдварда. Однако он был крайне удивлен, что за столом не увидел брата. Спрашивать у кого-либо из княжеской семьи было неудобно, и Эдвин прошел на свое место, слегка поклонился сидящим за столом и принялся за еду. Спустя минуту, князь Владимир спросил его:
— А почему не пришел принц Эдвард? Не занемог ли?
— Да нет. К началу трапезы он шел сюда. Я сам удивлен, куда он мог пропасть…
Князь Владимир глянул на княгиню Всесвяту и улыбнулся, как заговорщик.
— Ты поищи его в Святой Софии, — сказал он, но пояснять причину, по коей молодой принц ушел в храм, не стал.
Однако все было просто. Князь давно заметил, что Эдвард заглядывал в собор, дабы полюбоваться во время моления на боярыню Милену, дочь новгородского боярина-посадника Ивана Немира. Владимир не раз уже подумывал о том, чтобы английский принц засватал новгородскую девушку. Городу это во благо. Сегодня кочи[18] торговых новгородцев ходят в Данию и Норвегию, а там недалеко и до Англии. Эдвард же рано или поздно вернется туда. Вот она и родственная связь двух держав.
На душе у Эдвина стало неспокойно. Он догадался, по какой причине брат убегал в храм, и испугался, что, увязнув в сердечной маете, тот не будет-таки сговорчивым и вряд ли поедет в Киев. Забыв о трапезе, Эдвин встал, вновь поклонился всем и ушел.
В главном храме Новгорода в эти часы было малолюдно. На утреннюю службу приходили немногие. Однако боярин Иван Немир был усердным прихожанином и посещал утреню непременно. И с ним бывала вся семья: жена, три сына, две дочери. Младшей было лет одиннадцать, старшая уже вышла из отрочества и невестилась. Она была синеглаза, строговата лицом, но когда девушка улыбалась, то оно излучало тепло. И как-то, улыбнувшись Эдварду, она пленила его сердце. Принцу всегда не хватало тепла, и ему показалось, что Милена неизменно согревала бы его. Теперь принц не пропускал ни одной утренней службы, на которую приходил с семьей боярин Иван Немир. Отец в первые же дни заметил, что иноземец не сводит глаз с его старшей дочери. Иван знал, что это английский принц, и был доброжелателен к нему. Но в разговоры с Эдвардом не вступал, ждал, чем кончится это стояние принца близ его семьи.
Эдвин не нарушил любования брата боярышней и пробыл за колонной до конца службы. И только после ее окончания, когда Иван Немир повел свою семью из храма в Людин конец Новгорода, подошел к брату и спросил его:
— Ну что, свататься пойдем скоро?
Эдвард был повыше старшего брата, пригож лицом и статью. К Эдвину он питал двойственные чувства. Он был благодарен брату за то, что тот увез его из Англии от тирании дяди, короля Канута. И вместе с тем испытывал неприязнь за то что не он, а Эдвин унаследует корону. Однако эта неприязнь таилась в груди Эдварда так глубоко, что никогда не выплескивалась наружу. И на сей раз о своем отношении к боярышне Милене он ответил брату доверительно:
— Конечно, пойдем. Нам ведь с тобой всегда не хватало женского тепла. Я бы предложил ей руку и сердце, но…
— Но у тебя не хватает смелости сказать ей о том.
— Что поделаешь, я боюсь, что мне откажут. Есть и охотник за этой молодой добычей — новгородский воевода.
— Он не перейдет нам дорогу, — проговорил Эдвин и, положив руку на плечо брата, повел его из детинца к реке Волхов. — Я помогу тебе овладеть россиянкой, — и тут Эдвин вонял, что это тот самый миг, когда он может просить Эдварда об одолжении ему, — если и ты поможешь мне в самом малом. Готов ли, братец?
— Разве я в чем-либо тебе отказывал?
— Ты должен отлучиться из Новгорода. И пока ты будешь в отъезде, я засватаю за тебя боярышню.
— Нет, брат, ничего не выйдет.
— Все у нас с тобой получится. Я найду что сказать боярину Немиру. К тому же позову в сваты князя Владимира. Уж ему-то Немир не откажет.
— Это верно, ему не откажет. Да боюсь, что боярышня воли не проявит.
— Э-э, братец, этого не бойся. У россов все просто: воля отца превыше всего.
Эдвард улыбнулся, но не напомнил брату, что воля княжны Анны оказалась выше воли великого князя. Братья вышли на крутояр к Волхову. Внизу по речному льду пролегала зимняя дорога к озерам Ладожское и Ильмень. По ней тянулись конные обозы. За рекой белели стены Ярославова дворища. Эдвин знал, что совсем недавно, может чуть больше двух десятков лет назад, там жил Ярослав Мудрый, правил Новгородом. Братья в этот миг думали о нем, и Эдвин сказал:
— Я догадываюсь, куда ты хочешь меня послать. В Киев, да?
— Верно, братец. Слышал, поди, что там вновь побывали сваты французского короля Генриха. Но нам нельзя позволить, чтобы он заполучил в жены княжну Анну. Помни, как только она станет королевой Франции, Англии никогда не вернуть в свои владения Бретань. А нам с тобой хотелось бы ее иметь.
— Что же я должен сделать в Киеве?
— Расстроить сватовство, только и всего.
— Но как?
— Я много думал, как этого достичь. Сам хотел ехать в Киев, но мне неудобно. Теперь вся надежда на тебя.
— Однако выкладывай, как достичь цели.
— Все очень просто, Эдвард. Ты должен рассказать великому князю всю правду о нищем короле Франции, который предал свою мать, изгнал из Парижа брата и в жизни ни о чем другом не помышляет, как только о злодеяниях. Это по его вине Франция год за годом ведет братоубийственную войну.
— Но, Эдвин, я не знаю, насколько это правда. Я слышал, что Генрих пытается усмирить драчунов — герцогов и графов.
— Может быть, и так, братец. Разве мы не можем впасть в заблуждение? Пусть не король затевает войны, а вассалы. Но это не меняет сути. Ярославу важно знать о другом — о том, что близок день, когда падут города Париж и Орлеан, а с ними и королевский домен. Граф Рауль де Крепи из рода Валуа уже занес меч над Орлеаном. И в этом, я думаю, ты со мной согласен.
— Я не отрицаю возможности падения Орлеана и Парижа. Опасаюсь иного: если Анна согласна выйти за Генриха, а Ярослав дал слово отдать ее, то он останется верен своему слову…
— Пока не узнает истинную суть о Генрихе, перебил Эдвин. — Все будет зависеть только от тебя. И пожалуйста, не проявляй никакой жалости, милости к этому королишке.
Эдвард задумался. Знал он, что ему не видеть Милены, ежели брат не поможет. Чем же поступиться? Совестью? Пустить клевету на человека, который не причинил ему никакого зла? Или же отказаться от девушки, которую он любит? Никогда еще Эдвард не попадал в такое щекотливое положение. И светила молодому принцу одна надежда: великий князь Ярослав не случайно слывет Мудрым и отличит клевету и оговор от правды. К тому же он человек твердый в своих деяниях: уж ежели отважился отдать свою дочь за французского короля, то слову своему не изменит. «И тогда ты, братец, не сможешь обвинить меня в том, что я не выполнил твою волю», — заключил свои размышления Эдвард и ответил Эдвину так, как тот и ждал: