Валентин Гнатюк - Рюрик. Полёт сокола
— Рабы совсем обленились, за что я кормлю этих бездельников? А всё потому, что ты не умеешь заставить их работать… — В этот миг он поднял строгий хозяйский взгляд на вошедших. Ольг быстро сообразил, кто перед ним, и шагнул к ярлу.
— Ярл Финнбьёрн, — гневно обратился он к викингу на его языке, — ты убил моего отца, ранил мать, украл сестру. Ты сжёг моё родное селение на Ладоге, забрал в рабство моих соплеменников. Теперь я пришёл за тобой, пора посадить тебя на цепь как злобного пса!
Стоявший чуть сзади помощник ярла прошептал побелевшими устами, не отрывая взгляда от Дана:
— Снорри, ты же сгорел вместе с драккаром, откуда ты, Снорри?
Ярл, опомнившись, швырнул в лицо Ольга кольчугу и мгновенно обнажил свой меч. Дан-Снорри схватился с растерявшимся помощником ярла и быстро прикончил его, на шум прибежали ещё викинги, зазвенели мечи и топоры. Началась схватка. Кельту удалось выбить меч из руки ярла и прижать его к столу.
— Ну что, ярл, теперь я повелю твоим вчерашним рабам надеть на тебя ошейник и… — он не договорил, из горла Финнбьёрна потекла густая тёмная кровь. Ольг повернул тело противника и увидел торчащий между лопаток круглый стальной стержень, на который мастера накручивают проволоку для изготовления кольчуги.
— Зачем ты… — начал было кельт, но слова застряли в горле, когда он встретился со взглядом оружейника. В этом взгляде была такая тоска и боль многих лет рабского унижения, что он более ничего не сказал, а с ещё большей яростью рванулся через дверь мастерской во двор, где продолжалась горячая схватка.
Ярая сила Прави, возгоревшись в душе, творила чудеса с телом Ольга: оно стало невероятно быстрым, гибким, а удары столь сокрушительными, что даже бывалые викинги не могли долго устоять перед таким напором. Вскоре заполыхала крыша дома ярла, а за ней другая, третья.
Выждав, пока над селением стал расползаться дым, рарожичи на лодьях разожгли жаровни, приготовили смоляные факелы и вошли в фиорд. На деревянные строения, стоящие у причалов, полетели горящие стрелы. Немногочисленные викинги, что оказались на пристани и драккарах, пытались защищаться, но на большинстве из них не было брони, и варяжские стрелы разили их наповал.
Лодьи причалили к хозяйственной пристани, где стояло несколько широкобоких кнорров, частью загруженных бочками с китовым жиром и разными товарами, приготовленными для торга. Высадившись на берег, варяги во главе с Рарогом принялись быстро и беспощадно очищать от викингов прибрежные постройки, затем с обнажёнными мечами и горящими факелами двинулись в глубь уже полыхающего тут и там селения.
По родовому гнезду ярла Финнбьёрна полетела тревога, но откуда пришли враги, никто толком не мог понять, бои шли в разных местах селения, а с пристани валил густой чёрный дым. Обычно викинги в случае нападения становились своим излюбленным клином-свиньёй. Закованный в броню, ограждённый прочными щитами, ощеренный копьями, железный клин рассекал нападающих и шёл смертоносным вепрем к цели. Но сегодня всё было иначе: дозорные почему-то не дали сигнала об опасности, все занимались своими делами, и немногие успели надеть броню в начавшейся вдруг неразберихе. Ярл почему-то никаких команд не давал, да и вообще не появлялся, а потом запылала крыша его дома. От пристани тоже повалил густой дым. Хёвдинги боевых кораблей не появлялись, не собирали своих людей и не руководили боем. Многие кинулись к пристани, чтобы отбить суда, но сзади, около их домов, загремели мечи и топоры. Не было строя нападающих врагов, но они были повсюду: в домах, хозяйственных постройках, на берегу. Оставалось каждому либо спасаться бегством, либо защищать свой дом.
Никогда ещё никто из обитателей фиорда Гринвик не оказывался в роли добычи. Они привыкли вот так же неожиданно нападать с двух сторон на мирные селения, но чувствовали себя в полной безопасности в родных фиордах. И вдруг… этим ранним утром мир враз перевернулся: не викинги гонялись за испуганной добычей по горящим улицам чужого селения, а они сами в растерянности метались по дворам и гибли от мечей и боевых топоров нежданных пришельцев. Некоторых викингов убивали или связывали собственные рабы, уразумевшие, что хозяин их уже не господин, но жертва. Других настигали стрелы и клинки ладожан и рарожичей. Третьи, оказавшись окружены в собственном доме, сдавались в обмен на милость к домашним. В битве на море или при набеге это было недопустимо, но когда угроза смерти нависла не только над тобой, но над всем твоим родом, тогда приходится выбирать, тем более что русы держат данное слово, и это знали все.
Рано утром молодой низкорослый Литли не открыл, а едва не вышиб крепкую дверь в доме кормщика «Морского волка», саданув в неё с невероятной силой. Просоленный и жилистый кормщик уже открыл рот, чтобы обругать незадачливого ухажера своей дочери последними словами, да так и замер от неожиданности. Литли явно был не в себе: очи широко раскрыты, левое плечо залито кровью, рубаха разорвана, лик исцарапан и кровоточил. Викинг дышал так, как будто убегал вокруг всего фиорда от огромного секача, хозяина свиного стада.
— Там, там… — задыхаясь, хрипел он, указывая здоровой правой рукой на открытую дверь.
— С кем ты подрался? — спросил кормщик, забыв, что хотел отругать пришельца.
— Двери, и ворота… скорее… закрыть! — едва переводя дух, снова прохрипел Литли. — Магни, там словены, они повсюду, дом ярла горит, рабы задушили хёвдинга нашего драккара, я как раз был у него…
— Фрея, перевяжи его, — повелел выбежавшей дочери кормчий, а сам, схватив боевой топор и нож, выскочил во двор, чтоб затворить ворота. Возвратившись и закрывая на блестящий от многих прикосновений дубовый брусок дверь, он ворчал: — Я знал, что это плохо кончится, это всё та юная ведьма из Альдоги. Я ещё тогда сказал, что смертью этого придурка Йоффура, которого она убила своими чарами, и тех, кто пал в бою с насланными ею духами леса, дело не кончится. Да, а ты ведь тоже прикоснулся к ней! — устремил на низкорослого пристальный взгляд кормщик. Бедный Литли от этих слов сжался ещё сильнее, скованный суеверным страхом, он стал похожим на несчастного избитого мальчишку. — А чего ты попёрся к хёвдингу с самого утра? — спросил кормщик.
— Он вчера повелел мне прийти к нему пораньше, я не спрашивал зачем. Когда шёл, услышал крики и звон оружия, но подумал, что это после вчерашнего пира, как часто бывает, кто-то кого-то обидел, и лучше обойти, чтобы не попасть под горячую руку. Едва я зашёл и поздоровался, как возник какой-то шум у входа в дом.
— Посмотри, кто это перебрал эля и орёт, как идиот, — повелел мне хёвдинг. Я вышел, но только открыл дверь, как едва не попал под удар словенского топора, чудом успел уклониться от лезвия, оно только рассекло мне кожу на плече, но от удара щитом в лицо я уже не смог уклониться. Когда я упал, могучий словен перешагнул через меня в дом, за ним второй. Лёжа у порога, я видел, как хёвдинг и его надсмотрщик над рабами стали отбиваться, и в это время рабыня, что возилась у очага, схватила кипящее варево и вылила на смотрителя, а раб, который только что высыпал у очага вязанку дров, выпростал верёвку и накинул её на шею хёвдингу. Словенский воин выбил у хёвдинга меч и нож, не мешая рабу душить хозяина, а второй словен прикончил орущего обваренного надсмотрщика. Во мне откуда-то взялись силы, даже сам не понял, как вскочил и побежал, — закончил свой рассказ испуганный Литли.
В это время послышались сильные удары в ворота, а ещё через некоторое время в дверь жилища. Кормщик перехватил топор посреди рукояти, чтобы было удобнее рубиться в помещении, и шагнул к выходу. Подойдя к сотрясаемой ударами двери, он оглянулся: его старшая дочь и двое прижавшихся к ней младших стояли молча, глядя на него огромными расширенными от страха очами.
— Возьми мой старый топор, — кормщик указал на висящий на стене переживший много схваток боевой топор, — встречай смерть с оружием! — рыкнул он на несостоявшегося зятя. А у самого в это время предстало перед очами то, что произойдёт совсем скоро. Он уложит, если будет на то воля Тора, пару-тройку нападающих, а потом чей-то клинок покончит с ним. Прикоснувшийся к юной ведьме Литли, пожалуй, даже не успеет взмахнуть оружием, как будет убит. Победители изнасилуют дочерей, потом убьют младшую, а старшую и среднюю продадут в рабство. Всё просто, он сам, как и другие, сколько раз поступал так же…
Удары прекратились, кто-то властно прокричал за дверью на свейском:
— Открывай дверь, Магни, иначе сгоришь вместе со своими дочерьми, а жаль, ведь Фрея у тебя уже невеста!
— Ну вот, началось! — побледнел кормщик. Не ведающий страха перед мечами и копьями, он боялся духов потустороннего мира. — Я же говорил, эта ведьма из Альдоги вызвала из Вальгаллы дух Асельфа, это его голос, — не пытаясь даже унять возникшую дрожь, обречённо молвил Магни.
