Трейси Шевалье - Последний побег
В первые дни болезни Хонор металась в бреду. Ее бросало то в жар, то в холод, а в краткие периоды прояснения сознания раздирали противоречивые чувства: порой ей хотелось, чтобы рядом с ней кто-нибудь находился, а иногда — чтобы ее оставили в покое. Временами она притворялась спящей, когда к ней заходила Доркас или когда Джек сидел у ее постели. Хонор не могла разговаривать — даже слушать чьи-то разговоры не было сил, тем более что темы этих разговоров не вызывали у нее интереса. Она не привыкла к обстоятельным беседам о погоде, коровах и урожае, о том, кто из соседей заходит в гости, как быстро молоко скисает на жаре и что пишут родственники и друзья. Когда Джек сидел с ней, или Джудит Хеймейкер кормила ее с ложки бульоном, или Доркас топталась в дверях, они тоже как будто терялись, не зная, о чем говорить — и в итоге либо общались друг с другом, либо находили себе занятие: уносили горшок на помывку, даже когда он был чистым, поправляли простыню, открывали или закрывали окно и подметали уже сто раз подметенный пол.
Оставшись одна, Хонор лежала и смотрела, как меняется свет на стене. Она была слишком слаба, чтобы шить или читать. Временами в комнате становилось так жарко, что Хонор переставала ощущать границу между собой и воздухом — все сливалось в единое горячее марево. Даже в бреду она понимала, что так не бывает, и радовалась приходу Хеймейкеров или Адама (он навестил ее пару раз), которые напоминали ей, кто она и где находится.
Кроме морской болезни, сразившей ее на «Искателе приключений», Хонор никогда не болела так долго и тяжело. Она пролежала в постели неделю, прежде чем смогла сесть, и еще неделю — прежде чем смогла встать хоть на пару минут.
Хеймейкеры окружали ее вниманием и заботой, но их словно не тревожило, что она так серьезно болеет.
— Это малярия, — сказала Джудит Хеймейкер, когда Хонор спросила, почему она до сих пор не выздоровела. — Она долго проходит. Тут все ею болеют.
Болезнь Хонор совпала с уборкой овса, хотя к тому времени ей уже стало получше, и ее можно было оставить одну на весь день. Хонор жалела, что не помогает Хеймейкерам в поле — она надеялась, что, если пойдет убирать урожай вместе со всеми, это поможет ей влиться в жизнь фермы. Она сказала об этом Джеку, когда он пришел к ней под вечер первого дня уборки.
— Будут еще урожаи. И на следующий год, и потом, — ответил он и заснул прямо на стуле.
Окно лечебницы выходило на задний двор, на пятачок между амбаром, каретным сараем и курятником, и Хонор часами смотрела на него. Поначалу там не происходило вообще ничего, но вскоре она замечала то желто-черную бабочку, то листья, несомые ветерком, то сдвиги тени по пыльной земле.
Однажды, когда все Хеймейкеры были в поле, Хонор лежала и наблюдала, как два бурундука гоняются друг за другом вокруг колодца в центре двора, а пятнистая кошка потихоньку подкрадывается к ним. Впрочем, ей не хватило проворства, и бурундуки благополучно сбежали. Чуть позже кошка прошла через двор, а за ней по пятам топали три подросших котенка. Котята остановились посреди двора и затеяли драку. Кошка-мать равнодушно наблюдала за ними. Колодец уже не отбрасывал тени — наступил полдень. На каменной стенке колодца стояла жестяная кружка. Хонор моргнула, а когда снова открыла глаза, то поняла, что заснула, потому что теперь тень у колодца была. Хонор моргнула еще раз. Кружка исчезла.
Одна из куриц как-то сумела выбраться из курятника и ходила теперь по двору, беззащитная перед лисами, поскольку Дружок тоже находился в поле. Хонор задумалась, как поступить, если лиса стащит курицу. Хотя лиса вряд ли пришла бы во двор днем. Хонор уже вставала с постели и даже могла сделать пару шагов по комнате, но сомневалась, что у нее хватит сил выйти во двор и спасти курицу.
Она смотрела на тень от колодца и думала, что у нее, видимо, снова начался бред, потому что тень была странной — не в форме колодца, а скорее в виде мешка с картошкой. У нее на глазах из тени протянулась рука и тихо поставила кружку на стенку колодца. Если бы Хонор смотрела куда-то в другую сторону, то не услышала бы, как жесть звякнула о камень.
Хонор осторожно села на постели, стараясь не шелестеть простынями. При мысли, что кто-то прячется за колодцем, а она совершенно одна — на ферме, окруженной дремучим лесом, у Хонор скрутило живот от страха. Она очень хотела закрыть глаза — а когда откроет их снова, за колодцем уже никого не будет. Хонор сделала глубокий вдох и попыталась заглянуть себе в сердце и обрести твердость духа. «В каждом из нас есть частичка Бога, — напомнила она себе. — Даже в том человеке, который прячется за колодцем». Но ее все равно била дрожь. Она соскользнула с кровати и встала на колени у окна.
Хонор надеялась, что свет солнца ослепит человека, и он ее не увидит. Но когда она посмотрела на темную фигуру, то сразу почувствовала ответный взгляд. Человек сидел неподвижно, и курица, бродившая по двору, подошла совсем близко к нему. Хонор тоже застыла, боясь пошевелиться. Она чувствовала, как пот течет у нее по спине. А вскоре темнота всколыхнулась, поднялась и обратилась молодой чернокожей женщиной, босой, в желтом платье. Волосы она подвязала полоской ткани, оторванной от подола платья. Курица убежала, но женщина осталась стоять на месте. Она протянула руку в сторону Хонор. Этот жест допускал самые разные толкования, но Хонор сообразила, что он означает, и страх мгновенно исчез. «Помоги мне». Этот жест как бы связал их друг с другом. Хонор выросла в убеждении, что рабство — это плохо и с ним надо бороться. Но это были всего лишь слова и мысли. А теперь ей предстояло действительно что-то сделать, хотя она пока не понимала, что именно.
Чернокожая женщина опустила руку и затаила дыхание. Мир словно застыл. Курица убежала. Ветер стих. Даже кузнечики не стрекотали в траве. Хонор не представляла, что в Огайо бывает такая всепоглощающая тишина.
Она поднялась — очень медленно, чтобы не закружилась голова. Вышла в кухню, держась за стену, чтобы не упасть. Проходя мимо разделочного стола, подхватила горбушку, оставшуюся от буханки хлеба. Вышла на заднее крыльцо, на мгновение замерла в нерешительности, а потом осторожно спустилась во двор. Ее ослепил яркий солнечный свет. Хонор остановилась, прищурилась и прикрыла глаза рукой, но свет все равно был слишком ярким. Глаза слезились. В последний раз она выходила на солнце две с половиной недели назад.
Чернокожая женщина не двинулась ей навстречу, а осталась стоять у колодца. Хонор подумала, что она напоминает овечку, к которой следует приближаться медленно и осторожно, чтобы не вспугнуть. Хотя Хонор знала, что это почти невозможно — подойти и погладить овечку. Когда Хонор была маленькой, ей удалось приблизиться к ягненку и положить руку ему на шею. Она думала, он убежит. Но ягненок не убежал. Ему, кажется, даже понравилось, что его гладят. Но эта женщина у колодца… Она не ягненок. Одно неосторожное движение — и она убежит со двора.
Хонор пыталась придумать, что сказать женщине, чтобы та ее не боялась. Но потом сообразила, что слова не нужны. Она шагнула к ней и протянула горбушку. Чернокожая женщина молча кивнула, протянула руку и взяла хлеб, но не стала есть его сразу, а убрала в карман платья. Она была очень высокой, почти на голову выше Хонор, с длинными тонкими ногами и руками. Платье было ей коротковато — его явно шили для кого-то значительно ниже ростом. Оно было грязным и рваным, словно его носили, вообще не снимая, уже не одну неделю. Лицо женщины блестело от пота, нос был в прыщах. В уголках глаз скопился засохший гной, а белки отдавали нездоровой желтизной. Хонор подумала, не пригласить ли несчастную в дом, чтобы та немного помылась, но женщина вряд ли бы согласилась. Ей нужна была быстрая, реальная помощь, а не горячая ванна.
Прежде чем Хонор успела хоть что-то сказать, женщина дернула головой и прислушалась. Хонор тоже прислушалась и различила вдалеке топот лошадиных копыт. Глаза женщины вспыхнули, и Хонор прочла в них глубокое отчаяние человека, который был уже близок к свободе, но его поймали буквально в шаге от цели. Она сделала глубокий вдох и попыталась собраться с мыслями, хотя яркий солнечный свет мешал сосредоточиться, а перед глазами плыли круги. Хонор пошатнулась и поняла, что сейчас упадет. Ноги действительно подкосились, но она все же успела сказать:
— Беги в холодильную. Рядом с кухней.
Когда Донован въехал во двор, Хонор лежала в пыли у колодца. Он быстро спешился, подбежал к ней, обхватил за плечи и помог сесть.
— Что случилось? Кто-то здесь… — Он оглядел пустой двор, потом внимательно всмотрелся в ее изможденное, бледное лицо. — Да у тебя лихорадка! Тебе надо лежать в постели. Ты что здесь делаешь, глупая женщина?
Запах его пота был отвратительным и зверским. Хонор не вырывалась из объятий Донована исключительно потому, что не хотела его обидеть.
