Трейси Шевалье - Последний побег

«Я не запла́чу, — подумала Хонор. — Мне нельзя плакать». Чтобы сдержать слезы, она обвела взглядом двор в поисках чего-то такого, что отвлечет ее от грустных мыслей. И вдруг увидела странное крошечное существо, как бы зависшее в воздухе рядом с вьюнками, обвивавшими колонны крыльца. Хонор моргнула. Это была птица размером чуть больше пчелы, с длинным клювом-иголочкой. Она так быстро махала крыльями, что их было почти не видно. Хонор наблюдала, как птичка пьет нектар, вонзив клювик в чашечку цветка.

Джек проследил за ее взглядом.

— Это колибри, — объяснил он. — Ты ни разу не видела колибри? Или в Англии их тоже нет, как светлячков?

Хонор покачала головой. Птичка испуганно метнулась прочь, но почти сразу вернулась к цветам.

— Нет.

— Мы уже дважды скосили сено, — продолжила Джудит, сердито хмурясь. Она была недовольна, что ее перебили. — И до конца лета скосим еще раз. Овес созрел, сейчас собираем. В сентябре соберем кукурузу. И овощи в огороде. Мы не ждем, что Хонор станет работать в полях. Но она может готовить еду, следить за садом, доить коров и продавать сыр. Конец лета — время тяжелое, а нас всего трое. Вчетвером будет полегче. Если мы рассчитываем на ее помощь, то они с Джеком должны пожениться как можно скорее. — Она сокрушенно покачала головой. — Но восемь одеял к свадьбе? Никогда о таком не слыхала.

Хонор заметила, что говорит только Джудит, а Джек вообще не участвует в обсуждении. Наверное, он думал, что уже сыграл свою роль — на кукурузном поле. Однако когда Джудит замолчала, он тут же вызвался показать Хонор и Адаму ферму. И только тогда Хонор осознала, как сильно изменится ее жизнь. Дом Абигейл и Адама, по крайней мере, стоял в поселке, в окружении других домов, где жили люди. И рядом находился магазин, пусть даже с весьма ограниченным выбором товаров. Хотя ферма Хеймейкеров располагалась всего в четверти мили от Фейсуэлла, Хонор не покидало тревожное ощущение, будто она оказалась в дремучей глуши, удаленной от цивилизации. Землю расчистили, чтобы устроить усадьбу, огород, сад и пастбище для коров, однако ферма стояла посреди дикой местности, а на западе граничила с лесом, который так пугал Хонор. Она с детства любила деревья, но буки в роще, где любили играть ее братья, яблони в родительском саду и каштаны, плоды которых они собирали каждую осень, казались смирными и ручными по сравнению с неукротимыми кленами, ясенями и дубами здешних лесов.

— Это лес Виланда. Назван в честь моего отца, — сказал Джек и добавил, поймав вопросительный взгляд Хонор: — Он умер. В Северной Каролине. Сгорел на пожаре.

Она не стала расспрашивать, как это произошло. По лицу Джека поняла, что не надо.

Не меньше лесов Хонор страшили животные. Брайты держали восемь кур-несушек, чтобы дома всегда были свежие яйца, а мясо и молоко покупали в лавках. У Хеймейкеров было восемьдесят кур: двадцать несушек и шестьдесят — на убой. Плюс к тому два коня, два вола, которыми Хеймейкеры владели на пару с еще одним фермерским хозяйством, восемь коров («Каждый год мы прибавляем к стаду одну корову», — с гордостью сообщил Джек) и четыре свиньи — огромные и такие вонючие, что Хонор чуть не стошнило. Ферма буквально пропахла животными. Хонор не представляла, как она будет здесь жить. Однако Джек хотел показать ей и Адаму всех животных, какие имелись. Во время прогулки по ферме Адам держался учтиво и проявлял вполне искренний интерес, а Хонор ужасалась все больше и больше. Она никогда не смогла бы гордиться коровой. В Бридпорте Хонор жила вдалеке от полей и амбаров, но вблизи магазинов, где можно было купить все, что нужно. А здесь ей придется производить все своими руками. Хонор никогда не боялась тяжелой работы, но ее пугала такая жизнь, разительно отличавшаяся от всего, что она знала и к чему привыкла, — жизнь в чужом месте, с чужими запахами и звуками и совершенно чужим укладом. В подобном окружении даже Джек вдруг показался чужим и далеким; ей придется привыкнуть и к нему тоже.

Единственным местом на ферме, не ввергавшим Хонор в ужас, был сеновал. Сладковатый, будто слегка пропыленный аромат свежего сена перебивал запах мочи и навоза. И здесь было тихо. Хонор уже поняла, где можно скрываться, выкроив пару минут для себя. Вязанки сена от нового урожая громоздились до самого потолка, и только солома в одном углу едва прикрывала пол.

— Как соберем овес, так и пополним запасы соломы, — сказал Джек.

Хонор подняла с пола соломинку — сухую и мертвую по сравнению со свежим сеном. Когда-то она была стеблем, несущим зерна, а потом ее обмолотили, отобрав зерна, а вместе с ними и жизнь.

Дом был все-таки не таким чужим и незнакомым, как все остальное. Хонор побывала во многих американских домах и знала, чего ожидать. Квадратные комнаты с большими окнами, простая добротная мебель из вяза, ясеня и сосны, овальные тряпичные коврики на полу. Джудит разложила их в комнатах, включая кладовку и холодильную рядом с кухней, где изготавливали сыры. Хонор удивилась, когда Джудит провела их с Адамом наверх и показала спальни, обставленные очень скромно, не считая ярких красно-зелено-белых одеял на кроватях. Хонор не ожидала, что ей станут показывать спальни. Дома, в Англии, она никогда бы не пригласила посторонних людей к себе в спальню, поскольку спальня — это все-таки очень личное. Украдкой взглянув на Адама, она поняла, что он не удивлен. В Гудзоне и Филадельфии люди, у которых Хонор останавливалась на ночлег, тоже без всякого стеснения показывали ей все комнаты в доме, словно хотели, чтобы она знала, как они живут и что у них есть за душой. В Англии подобное поведение посчитали бы хвастовством, но здесь это было естественно и нормально. К тому же, напомнила себе Хонор, она уже не совсем посторонняя в доме. Очень скоро она станет членом семьи. И ей предстоит научиться считать этот дом своим.

Фейсуэлл, Огайо

4 августа 1850 года.

Дорогие мама и папа!

Пишу, чтобы сообщить вам, что сегодня я выхожу замуж за Джека Хеймейкера. Мы будем жить с его матерью и сестрой на молочной ферме неподалеку от Фейсуэлла.

Да, все решилось внезапно, но я надеюсь, что вы дадите нам свое родительское благословение и станете думать о нас с нежностью и любовью.

Мама, пожалуйста, попроси Бидди, чтобы она вернула одеяло с «Вифлеемской звездой», которое я подарила ей, и перешли его мне сюда вместе с теми двумя одеялами, что я отдала Уильяму и тете Рейчел. Они мне очень нужны. Мне неприятно об этом просить, но семья мужа требует, чтобы я вошла в его дом, имея достаточное количество одеял, как положено по обычаю. Надеюсь, вы все понимаете.

Лихорадка

Свою первую брачную ночь Хонор провела не в постели Джека Хеймейкера. Не в их общей постели — как ей теперь предстоит научиться думать. После свадебного собрания и общинного пира, устроенного Хеймейкерами, когда последние гости разошлись по домам, а в небе зажглись первые звезды, Джек повел Хонор наверх, в их спальню.

— Здесь будет удобнее, чем в поле, — сказал с улыбкой он, подводя Хонор к кровати, застеленной белым свадебным одеялом, которое женщины общины сшили на «швейном штурме» за несколько дней до свадьбы. Сшили торопливо и не сказать, чтобы очень качественно.

Хонор пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за стойку кровати. Джек опустил подтяжки и снял рубашку.

— Ты собираешься раздеваться? — спросил он. — Давай я тебе помогу.

Джек протянул руку, чтобы расстегнуть пуговицы у нее на платье (оно застегивалось на спине), но сначала приложил ладонь к ее шее.

— Да ты вся горишь! — Он развернул Хонор лицом к себе, внимательно поглядел на ее разгоряченные щеки, потом усадил на кровать и потрогал ей лоб. — И давно у тебя такой жар?

— Я не знаю… сегодня жарко.

День выдался жарким и душным, и Хонор была уверена, что испарина на лбу и общая слабость — влияние погоды. Джек пошел звать мать и сестру, а Хонор, которая держалась весь вечер исключительно на силе воли, упала на кровать.

Джудит и Доркас помогли Хонор спуститься вниз и уложили ее в лечебнице — маленькой комнате для больных, примыкавшей к кухне. Там стояла узкая кровать, деревянный стул и шкафчик, в котором держали ночной горшок, а также таз и кувшин для умывания. Над шкафчиком висела закрытая полка с аптечкой, где хранились льняные бинты и бутылочки с камфарой, горчицей и другими лекарствами, незнакомыми Хонор. Кровать была застелена старыми льняными простынями. Серое одеяло из грубой шерсти ужасно кололось — даже сквозь простыню. Джудит открыла окно, выходившее на задний двор. Дверь оставили приоткрытой, чтобы помещение хоть немного проветривалось. Впрочем, это не помогло. В комнате все равно было душно.