Михаил Ишков - Марк Аврелий. Золотые сумерки
Мелко это.
И опасно.
Тем более нельзя касаться событий личной жизни, мотивов принятия решений, частных и государственных тайн. Слово принцепса, тем более зафиксированное на бумаге, имело страшную силу, он сам не всегда мог полновластно распоряжаться им. Свои несовершенства следовало излечивать так, чтобы никому от этого не было вреда. Следует писать об основоположениях, выводах, общих правилах, а как, каким образом и откуда он вывел их, это знать необязательно.
Глянул на Феодота, угодившего в самую точку. Действительно погряз, угодил в лапы постыдного. Какой бы обидной не казалась мысль, что не он, властитель мира перехитрил предводителя квадов, а этот варварский царек обвел его, как мальчишку, вокруг пальца, — не стоит давать волю неразумному душевному сжатию или, что еще хуже, желанию наказать того, кто, по — твоему, незаслуженно наказал тебя. Это желание основоположники именовали гневом.
Позволив Феодоту убрать чернильницу и поспать, холодно взвесил сложившуюся ситуацию. Удовлетворения не испытывал. Была в сегодняшней победе горечь недовыполненного, некая соринка, способная в кровь стереть обутую в солдатский сапог ногу. Очевидно, что добиться в полном объеме выполнения с такой осторожностью и тщательностью выношенного замысла — поголовного избиения варваров на этом берегу и освобождения дороги на север, — ему не удалось. К этому следует добавить подспудно сформулированный Феодотом тезис — руками императора Ариогез сумел снять непосредственную угрозу, нависшую над его племенем.
С другой стороны, судя по рассказам опытных военачальников, запискам Юлия Цезаря, поражение германцев под Карнунтом черным пятном ляжет на репутацию Ариогеза. В любом случае, итог нерадостный, однако поддаваться смятению — скорби неразумной, бередящей и не дающей видеть, что есть на самом деле, — тоже не было оснований. Где, когда и кому удавалось одним ударом достичь своих целей?
Зачем так мрачно. Все ли так худо? Вспомни юность, первые годы царствования. Стоит ли отрицать, что итог сражения под Карнунтом есть первый заранее подготовленный, пусть даже и не полный, стратегический успех. Он добился его, действуя не спеша, по собственному разумению, и если не все сложилось, как хотел, если враг выскользнул из мышеловки, это еще не повод поддаваться безысходности — скорби от размышлений, неотвязных и напряженных.
Как раз до этого дня его правление складывалось из суматошного и половинчатого реагирования на одолевавшие со всех сторон несчастия. Разве что победа в парфянской войне была выстрадана в согласии с основоположениями и опиралась на тщательно разработанный план. Правда, выполнять его пришлось отправить его соправителя Луция Вера, который на поверку оказался, пустым, неразумным человеком, мотом и транжирой, так что разгром Вологеза в большей степени заслуга Авидия Кассия.
Затем одно за другим повалили несчастья, и спокойная, каждодневная работа, наметки по организации воспитания подданных вновь откатились в неопределенное будущее. С окончанием Парфянской войны побывавшие в Сирии легионеры занесли на западные земли моровую язву. Восстали раскрашенные татуировкой дикари в Британии, германское племя хаттов вторглось в пределы провинции Реция. Случившаяся затем маркоманская война уже представляла собой воистину чудовищное, отрицающее всякую логику, смешение событий.
И вот первая ласточка. Победа склоняет к тому, что следует немедленно развить успех.
Чем займемся завтра? Что следует иметь под рукой?
* * *
На состоявшемся через несколько дней подведении итогов, принцепс предупредил, что успокаиваться рано, следует добросовестно и непредвзято оценить сложившуюся ситуацию. При этом он строго оглядел присутствующих и, прежде всего, впервые приглашенных на преторий вождей германских союзников Катуальду и Агнедестрия.
Выслушали его молча. С ответом не торопились. Члены военного совета ждали, что первым выскажется победитель, выигравший сражение, однако Септимий Север, по — видимому, вновь решил отмолчаться. Тогда взял слово прибывший из‑под Аквинка командующий восточной армией Авидий Кассий. Полководец встал, опрокинув при этом кресло, перекинул край плаща через левую руку, оправил его словно тогу.
— Оценивая сделанное, — начал Авидий, — разумные, знающие толк в военном искусстве, люди прежде всего пытаются сравнить задуманное с исполненным, а также исполненное с гипотетическим, ибо только при таком сравнении открывается истина. Зимой было задумано заманить врага на нашу сторону, одним ударом разгромить его главные силы и расчистить путь в леса Богемии. Нам полностью удалось первое, частично второе. Теперь, как мне кажется, перед нами открылась возможность приступить к третьему этапу и победоносно завершить кампанию. Мы сражались с врагом, многократно превосходящим нас численностью. Нельзя отказать германцам и в храбрости — теперь у нас в руках прекрасный материал для устроения гладиаторских игр.
Ты возразишь, цезарь, что Ариогезу удалось уйти на левый берег и сохранить свое войско. Даже если и так, для него это спорный выигрыш. Он лишился поддержки большинства союзников, утратил славу удачливого полководца. Коварство и интрига становятся мудростью и предвидением только в том случае, когда они опираются на силу. Скажу более, теперь войско квадов, лишившись союзников, значительно уступает нам по численности. Я предлагаю теперь же отправить один легион, чтобы усилить восточную группировку и изгнать сарматов, и не позже середины августа силами трех легионов и вспомогательных частей переправиться через реку в районе Карнунта и обрушиться на квадов. Я всегда стоял за решительные действия.
Все присутствующие поддержали Кассия.
— Там мы их и достанем, — неожиданно подал голос Север.
Катуальда веско добавил, что теперь Ариогезу плохо придется, соседи непременно набросятся на него. Если, конечно, цезарь сумеет приободрить их деньгами и привилегиями.
Марк усмехнулся.
— Ты полагаешь, Авидий, наши легионы одержали настолько сокрушительную победу, после которой нам остается только ступить на левый берег и привести квадов к покорности?
— Так точно, принцепс. Понятно, что до переправы через реку мы должны сходить против сарматов — это обязательное условие. Разгромив кочевников или заключив с ними перемирие, три восточных легиона составят второй эшелон вторжения, что позволит исключить всякие неожиданности на той стороне и уже в этом году утвердить власть Рима над верховьями Вистулы и Альбиса.
— Не будет ли такая поспешность опрометчивой, Авидий? Я согласился бы с тобой, если бы мы имели в лице сарматов и квадов хорошо изученную, поддающуюся оценке величину. Однако тебе, как, впрочем, и всем здесь присутствующим известно, что веры ни кочевникам, ни германцам нет и быть не может.
Он глянул в сторону Катуальды и Агнедестрия и уточнил.
— Я имею в виду врагов… Мы уже успели познакомиться с их азиатским коварством. Полагаться на их слово, значит, поступать необдуманно и беспечно. К тому же приближается зима, с ней придет непогода, слякоть и холода. Данувий в зимние месяцы совсем не тот, что в теплое время года. Впрочем, идеальных условия не бывает и твой план, Авидий, хорош. Возможно, я поддержу его. Однако, согласись, к его исполнению следует приступать, только хорошенько взвесив все сопутствующие обстоятельства, просчитав наши возможности. Я полагаю, после сарматов ты не откажешься возглавить поход против квадов?
— Так точно, принцепс, — кивнул Авидий и заметно расслабился. — Ты можешь поручить мне самое трудное предприятие. Я не подведу Рим и его народ.
Марк невольно отметил про себя шибающе республиканский дух обязательства, которое дал Авидий. Не зря, по — видимому, о нем говорили, что в юности он был замешан в заговоре против императора Антонина Пия. Неужели всерьез спит и видит, как бы повторить подвиг своего предка Кассия?* (сноска: Гай Кассий Лонгин — представитель партии оптиматов, заговорщик, один из убийц Гая Цезаря в 44 г. до н. з.)
— Хорошо, Авидий, — кивнул император. — А пока вперед на сарматов.
* * *
Время, отведенное для отдыха, Марк Аврелий посвятил изучению докладов, присланных из столицы и на время боевых действий оставленных без внимания. Знакомился с состоянием дел в азиатских, африканских, испанских, иллирийских и германских провинциях.
Картина складывалась вовсе не такая безмятежная, какой она виделась всего три месяца назад. Насторожило его и сообщение префекта города Ауфидия Викторина, что первые известия о событиях под Карнунтом, доставленные некими «очевидцами», были крайне неблагоприятны для императора. Будто бы армия разгромлена, варвары прорвались вглубь империи. Только опубликование в правительственных вестнике официального отчета, списка трофеев и пленных, остудило начавшуюся в городе панику, и все равно клеветники не унимались. Все чаще слышались голоса, что император «робеет», «слишком долго выжидает» вместо того, что бы одним ударом покончить с опасностью с севера.
