Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
— Есть страх, а есть честь и долг, Давид. Мою мать столкнули с моста под лед, потому что она отказалась креститься. Меня спас незнакомый человек, русский — он прятал меня, кормил, ты думаешь, ему было не страшно? Надо просто быть человеком — тогда бояться нечего».
— Знали? — повторил архиепископ, и Давид, сам не понимая, что делает, сполз со скамьи и встал на колени, ощутив могильный, зябкий холод каменных плит.
— Простите меня, — сказал он, дрожащими губами. «Я все расскажу, все. Простите».
— Сейчас этот мерзавец, спасая свою шкуру, предаст девочку, и она пойдет на костер, — бессильно подумал Джованни. «И мы ничего не сможем сделать».
Мужчина говорил, оглядываясь, прерываясь, облизывая губы, а Джованни все смотрел на него — бесстрастно, будто желая запомнить его лицо — на всю жизнь.
— Ну хорошо, дон Диего, — вздохнул его преосвященство, — предположим, я вам верю — вы знали, венчаясь, что ваша жена — конверсо, но скрыли это. Что, конечно, очень плохо, и заслуживает наказания. Но вы-то сами — чисты, или тоже — замараны?
— Нет, нет, я испанец, я католик, — забормотал мужчина.
— А ну встаньте, — приказал его высокопреосвященство. «Расстегнитесь».
— Я болел, в детстве, — мужчина вдруг заплакал — крупными, быстрыми слезами. «Есть такая операция, я могу вам показать, в книгах».
Джованни брезгливо поморщился и тихо сказал: «По-моему, и так все понятно, ваше высокопреосвященство».
— Пошлите к вице-губернатору, отец Альфонсо, — велел архиепископ. «Пусть препроводят донью Эстеллу к нам, сюда, — все же святая инквизиция призвана увещевать грешников, а не карать их. Карают пусть светские власти».
Ди Амальфи что-то шепнул на ухо архиепископу. Тот улыбнулся: «Это вы хорошо придумали, святой отец».
Он посмотрел на стирающего слезы с лица мужчину и сказал, поигрывая пером: «Церковное покаяние — ну, это понятно, и наказание кнутом. Разумеется, мы не можем более держать вас в университете, ну, и набор книги придется рассыпать — сами понимаете, дон Диего, вели бы вы себя благоразумнее, ничего бы этого не было».
— Пожалуйста! — мужчина опять оказался на коленях. «Я прошу вас, только не книга! Это же медицина, наука, а не теология!».
— Впрочем, — архиепископ погладил пухлые, ухоженные щеки, — трибунал может пересмотреть свое решение. Если вы, дон Диего, не будете упрямы, и ответите еще на несколько вопросов. Честно, а не так, как вы это делали раньше.
— Я все расскажу, все! — всхлипнул Давид и Джованни, посмотрев ему в глаза, мысленно вздохнул: «Господи, как хорошо, что я успел в Кальяо».
— Видите ли, дон Диего, — его высокопреосвященство вздохнул, — город у нас маленький, люди на виду. Например, ваша жена. Женщина красивая, сами понимаете, на нее обращают внимание. Например, на то, что она два раза в месяц ездит в Кальяо. Одна.
— У нее там подруги, — сглотнув, ответил Мендес. «Ну, или любовник, я не знаю, наш брак, — он покраснел, — уже давно только формальность».
— Ах, вот так, — задумчиво протянул архиепископ. «Индейцев — не тех, что приняли учение нашей святой церкви, а тех, что так и упорствуют в своих заблуждениях, она тоже навещает.
Не иначе, как и там подруг завела».
— Она собирает травы в горах. Для снадобий, — тихо ответил Мендес.
— Отец Джованни, — повернулся к нему архиепископ, — у нас ведь есть дыба?
— Есть, — глядя прямо в глаза Мендесу, ответил священник.
— Не надо, нет, — Мендес распростерся на полу. «Она передает сведения англичанам, о серебре, о караванах, что идут с рудников. Я все расскажу — только я здесь не при, чем, это все она!»
«Был бы у меня под рукой пистолет», — злобно подумал Джованни. «Господи, ну кто же знал, что он обернется такой мразью».
Мануэла открыла дверь солдатам, и отступила в прохладную тишину комнаты.
Эстер подняла голову и спокойно сказала: «Милый, ты допиши вот эту строчку, со слогами, а потом мне придется уйти».
— Надолго? — озабоченно спросил Хосе и окунул перо в чернильницу.
— Боюсь, что да, — вздохнула Эстер, и, поднявшись, сказала: «Вы позволите мне взять кое-какие вещи?»
— Конечно, сеньора, — офицер поклонился и вдруг покраснел: «Простите, нам предписано обыскать ваш дом».
— Обыскивайте, — пожала плечами женщина, и, даже не посмотрев в сторону Мануэлы, вышла из кухни.
— Мама, — в наступившем молчании голос Хосе казался особенно нежным, словно пение птицы, — а кто теперь будет со мной заниматься?»
— Вот и все, что я знаю, — Мендес стер с лица слезы и вдруг сказал: «Но я же во всем признался, ваше высокопреосвященство, я виноват, я готов понести наказание, только, пожалуйста, издайте мою книгу. Это же большой труд, я долго его готовил!»
— Вот, значит, оно как, вы готовы понести наказание, — архиепископ усмехнулся. «Ну что, дон Фернандо, — он обернулся к вице-губернатору, — я надеюсь, мы с вами не будем соперничать за то, на долю кого выпадет казнить нашу добрую сеньору Эстеллу? Все-таки святая церковь обязана обращать грешников, а вам, наверное, все равно — задушат ее, или отрубят ей голову.
— Я бы хотел более подробно поговорить с ней о Кальяо, — ответил вице-губернатор, и вдруг, глядя в окно, сказал: «Какой прекрасный сегодня день, святые отцы! Прямо не верится, что скоро зима!».
Архиепископ встал, — трибунал тут же поднялся, и, не смотря на Давида, который сидел, опустив голову в руки, закрыв лицо, на скамье, подошел к дону Фернандо.
— Действительно, — проговорил священник, — солнце, словно летнее. Такое теплое!
В наступившей тишине было слышно, как щебечут птицы на серых камнях площади, и кашляет дон Родриго, сидящий, как всегда, в тени колонны, у собора.
«А у него кашель стал слабее, — вдруг подумал Давид. «Хорошее это снадобье, Эстер отлично его составила».
Он внезапно разрыдался, — глубоко, горько, и отец Альфонсо, оглянувшись на архиепископа, подал Мендесу стакан воды. Тот жадно выпил.
— Думаю, — тихо, не поворачиваясь, сказал дон Фернандо, — мы можем применить к нему снисхождение. Ну, скажем, ограничиться церковным покаянием. Все-таки он прекрасный врач, другого такого мы не найдем. Ваша подагра, мои простуды…
— Ваша дочь, — усмехнулся архиепископ. «Ладно, дон Фернандо, я, хоть и не отец, но вас понимаю. К тому же теперь он будет ходить по струнке — мы сможем его использовать для того, чтобы следить за настроениями студентов. Он сам будет бегать к нам с доносами — каждую неделю».
— Вот что, дон Диего, — сухо, вернувшись за стол, сказал архиепископ, — мера вашего наказания будет определена позднее. Сейчас идите с господином вице-губернатором, мы еще встретимся».
— Я прошу вас, — Мендес опять заплакал, — только не надо меня пытать. Я все сказал!
— Уведите его, дон Фернандо! — махнул рукой архиепископ. «Она тут?» — наклонился он к секретарю.
Тот кивнул.
— Трибунал вызывает сеньору Эстеллу Мендес, — раздалось под сводами зала, и она встала на пороге — маленькая, хрупкая, с высоко вздернутым подбородком.
— Эстелла! — Мендес, было, рванулся, к ней, но женщина, даже не обращая на него внимания, прошла к столу и сказала, глядя на архиепископа: «К вашим услугам, святые отцы».
— Выпейте воды, — дон Фернандо провел Мендеса в свой кабинет — здание колониальной администрации и архиепископский дворец соединялись галереей.
Мендес отставил кубок и опять расплакался: «Боже, я даже не думал, не подозревал…»
— Это вам урок на будущее, дон Диего, — вздохнул вице-губернатор. «Из университета, мы вас, конечно, выгоним, да и кто станет ходить к врачу, которого подозревают в связях с еретиками и шпионаже в пользу английских собак. Тем более к тому, кого били кнутом на глазах у всего города, — дон Фернандо усмехнулся.
— После такого вам одна дорога — на серебряные рудники. Там, правда, индейцы и те — после шести месяцев умирают, а вы человек слабый, не чета, им.
— Но что, же мне делать, дон Фернандо, — Мендес сцепил трясущиеся пальцы. «Я не смогу, не смогу…»
— Есть, конечно, возможность, ограничиться одним церковным покаянием, — задумчиво сказал вице-губернатор, рассматривая багровый закат в окне. «Я даже, пожалуй, могу устроить так, чтобы оно было, ну, скажем, частным — нет нужды вас позорить перед людьми, заставляя обривать голову и надевать власяницу».
— Что мне для этого надо сделать? — Мендес хотел, было, встать на колени, но вице-губернатор поморщился: «Право, дон Диего, ну вы все же мужчина, кабальеро, так сказать. А сделать надо будет небольшую, и, смею надеяться, для вас приятную вещь, — вице-губернатор рассмеялся.
— Конечно, — выслушав его, Мендес горячо закивал головой. «Она очень милая девушка, и для меня это — огромная честь, ваша светлость».
— Я пока не вице-король Перу, — рассмеялся дон Фернандо, — тем более, что мы с вами скоро станем родственниками.
