Елизавета Дворецкая - Ольга, княгиня зимних волков
Когда он последний раз видел свою невесту, ему было одиннадцать лет, а ей восемь. Обычно сыны знатных родов в этом возрасте уже живут в дружинном доме, проводят время за воинскими упражнениями и ждут не дождутся, пока получат меч. Но Оди всегда был равнодушен к забавам вроде рубки палкой крапивы под тыном, зато дружил с младшей сестрой и невестой. Он охотнее проводил время с двумя девочками, чем с другими мальчишками, увлеченно мастерил им кукол из деревяшек и даже вырезал им разную утварь. Для кукол Деляны он однажды сделал крохотную прялку – скамеечку, копыл, веретенце, даже малюсенький пряслень из сердоликовой бусины. Деляне завидовали подружки со всей улицы, а она берегла игрушку, как самое главное свое сокровище. И ждала, когда же наступит срок и Оди принесет ей настоящую прялку, тоже сделанную своими руками, – положенный обычаем предсвадебный дар.
На одиннадцатом году правления Олега Моровлянина Киев пережил тревожные и кровавые события. Русь возмутилась, слишком миролюбивый для нее князь был вынужден уступить место Ингвару сыну Ульва и вместе с семьей покинуть Русскую землю. Оди обещал Деляне, что непременно вернется за ней, когда она подрастет и придет пора выходить замуж. Года полтора спустя ей долго не решались сообщить, что ее жених умер. Ни для кого это не было неожиданностью: каждую весну и осень его трепала лихорадка и мучил кашель, было видно, что он чахнет и не доживет до возраста женитьбы.
Когда Предслава уехала в Деревлянь, Деляну забрала к себе боярыня Ута, растившая трех своих дочерей и двух приемных. Когда Ута очутилась на положении матери пятерых чужих детей, унаследованных от погибшего первого мужа, ей самой едва исполнилось шестнадцать. Но тому, кто видел Уту среди выводка растущих дочерей, ничто, кроме возраста, не подсказало бы, что три из них – ей вовсе не родные. Воевода Мистина хоть и не дарил их отцовской любовью – ему было просто недосуг, – никогда не жаловался, что-де выводок слишком дорого обходится, и не вмешивался в дела жены. Так что, хотя Деляна и прожила всю жизнь вдали от собственных родичей и почти не помнила матери, жаловаться в детстве и юности ей было не на что, кроме разлуки с женихом.
Сделанную им игрушечную прялку она берегла до сих пор. Деляна знала, что Оди давно умер, но в самой глубине души не верила в это. Образ мальчика бледнел и расплывался в памяти – она лишь запомнила, что он был светловолос и высок ростом, намного выше ее в тот день, когда ее, плачущую, оторвали от него навсегда. Порой она расспрашивала Уту о его родителях, которых помнила совсем плохо, и пыталась представить, каким был бы Оди, если бы вырос. Высоким – Олег Моровлянин и Малфрида были рослыми людьми. Голубоглазым, как они. Светловолосым, как мать, потому что он был очень на нее похож.
В дни поминания мертвых Деляна сама пекла для него блины и клала самую красивую ложку, а потом напряженно вслушивалась в тишину, пытаясь уловить его присутствие. Ах, если бы ей сейчас умереть! Ее положили бы в могилу в уборе невесты, и она сразу оказалась бы вместе с ним, чтобы дожить недожитое. Она даже порой воображала их совместную жизнь на том свете, среди умерших предков, с его матерью, которой тоже больше не было в живых.
Но порой за бесконечным прядением или вязанием Деляне вдруг являлась мечта о том, как однажды Оди вернется и скажет, что вовсе не умер, а просто ее обманули. И все, что она воображает, будет у них не на том свете, а на этом. Это были глупые мечты, но такие сладкие, что не хватало духу их отбросить.
Возможно, Деляна и забыла бы прежнее, если бы в ее судьбе что-то изменилось. Но прясть и мечтать она продолжала все на том же месте. Несмотря на смену киевского князя, отъезд и смерть жениха, родственники не могли забрать девочку назад. Брак Володислава с княжной Предславой состоялся, а значит, Деляна должна была остаться в Киеве вместо нее. А уж за кем ей быть – решал теперь князь Ингорь. Точнее, княгиня Эльга, потому что все женские дела муж оставил на ее волю.
Самым простым было подобрать для Деляны другого жениха из младших родичей княжеской четы. И у Ингоря, и у Эльги имелись братья. Однако княгиня рассудила, что жена из Деревляни ни к чему воеводам, живущим в Волховце или в Плескове. Зато будущему киевскому князю она подойдет как нельзя лучше. Трудность состояла лишь в том, что этот будущий князь, единственный сын Ингоря и Эльги, был на шесть лет моложе Деляны. Не получившего меч женить нельзя, люди засмеют. Поэтому Эльга много лет ждала, не объявляя своего решения. Неосторожно говорить о свадьбе маленького мальчика – как бы не сглазить, тем более что его родич и предшественник Оди умер, едва войдя в возраст отрока.
Но время идет, дети растут. Княжичу Святославу пошел двенадцатый год, и Эльга решила, что пора объявлять обручение. Брак без обручения, которое длилось бы несколько лет, у знатных людей считается недостаточно почетным, а то и не вполне законным. Если справить свадьбу года через три-четыре, никто не сможет их попрекнуть.
Княгиня сама сообщила будущей невестке свою волю. Деляна выслушала молча, но, придя домой, горько разрыдалась. Молоденькой девушке стыдно выходить за жениха моложе себя, а к тому же юный княжич Святша был ничем не похож на Оди. Крепкий, но невысокий, как отец, он сейчас был на голову ниже Деляны, а все его мечты и мысли вращались вокруг долгожданного получения настоящего меча и участия в настоящем военном походе. Вот уж кто полностью оправдывал отзывы, что «будущий князь растет». Едва научившись ходить, Святша уже подражал кметям и лупил траву прутиком. Теперь он уже целыми днями носился по улицам и оврагам во главе собственной «верной дружины» и возвращался затемно, в порванной рубахе и весь оцарапанный. Предстоящая женитьба значила для него гораздо меньше, чем собственный конь, – отец обещал ему такой подарок к обручению. Да и чего еще ждать от одиннадцатилетнего отрока?
Добрая боярыня Ута пыталась утешать Деляну: когда-нибудь та сделается киевской княгиней, да и Святша ко времени свадьбы изменится, повзрослеет и сумеет ее полюбить. Не всю ведь жизнь ему с крапивой воевать!
– Он будет презирать меня! – сквозь слезы отвечала Деляна. – Я тогда уже буду такой старой! Он тут же наберет себе молодых жен, и буду я среди них сидеть, будто колода трухлявая!
Ута не знала, что сказать: ровесницы Деляны уже почти все были замужем, а года через три у них будет по пятеро детей. Но что поделать?
В скором времени Альдин-Ингвару представился случай исполнить совет и посмотреть, как живет воевода Мистина. Через пару дней после пира тот пригласил его к себе: свойство между ними было весьма отдаленное, но все же обязывало к взаимному вниманию. Выбрав подарки хозяевам и их детям – детей было много, Альдин-Ингвар точно не помнил сколько, – в сопровождении шестерых хирдманов он отправился в путь. Идти было недалеко – пару сотен шагов по Варяжской улице, – но показаться без дружины ему было бы невместно.
Их уже ждали: челядь распахнула ворота, сам Мистина стоял на пороге своей гридницы, приветливо улыбаясь и ожидая гостя. Они обнялись, Мистина пропустил Альдин-Ингвара внутрь, где перед очагом ждали хозяйки: боярыня Ута в коричневато-золотистом ромейском платье с синими узорами и какая-то девушка – в варяжском платье зеленой шерсти с белой вышивкой. Девушка держала приветственный рог, готовясь подать его гостю.
В первый миг Альдин-Ингвар удивился, кто бы это мог быть: он знал, что Мистина женился одновременно с князем, а значит, его и Уты старшей дочери сейчас не может быть больше десяти лет от роду. Возможно, это младшая сестра хозяина, о которой он, Альдин-Ингвар, просто раньше не слышал? Он приветливо улыбнулся и поклонился, ожидая, что сейчас ему скажут, кто это.
Но замер, увидев, как изменилось лицо девушки. Она впилась в него взглядом, в безотчетном порыве шагнула вперед. Руки ее разжались, рог с медом упал, золотистая лужа растеклась по земляному полу. Вокруг раздались возгласы, но девушка не заметила. Потрясенный взгляд ее распахнутых глаз был прикован к Альдин-Ингвару, рот приоткрылся, будто ей было трудно дышать.
Из глаз девушки выкатились две слезы.
– Это… ты… – хрипло прошептала она, не владея голосом. – Ты… вернулся…
Теперь и Альдин-Ингвар переменился в лице. Да, вернулся. Как почти каждую весну уже вот лет пять или шесть. Но он видел эту девушку впервые и не мог даже вообразить, почему вид его так ее потряс.
– Я знала… – Она сделала два-три шага к нему и подошла почти вплотную. – Я верила… что ты… ты жив… ты не мог… умереть… Я ждала, что ты… ты вернулся!
И, будто наконец поверив глазам или сбросив чары, она обхватила его руками, прижалась к груди, стиснув так крепко, будто он хотел вырваться и убежать. А он, ничего такого не ожидая, покачнулся и едва удержался на ногах. Не умер? Она ожидала, что он умер? Разве в Киев приходили слухи о его смерти? Да и почему они должны были так огорчить эту незнакомую девушку?
