Ветер знает мое имя - Исабель Альенде
Среди барышень своего класса Надин составляла исключение. Раньше она эпатировала монахинь и родных, теперь задалась целью эпатировать весь город. Поддерживать репутацию девственницы-аристократки, чтобы заполучить такого же мужа, как ее отец или ее братья, и погрязнуть в супружестве и материнстве, – этого она хотела меньше всего. Девушка предпочитала служить предметом сплетен. Надин сама про себя говорила, что она непокорна от природы, и ей многое прощалось благодаря ее неотразимой привлекательности. Она ходила по барам, курила сигареты с мундштуком, пила, как боцман, впадала в транс и танцевала босиком, со спутанными волосами, потеряв всякий стыд, не замечая, какую неприязнь, смешанную с завистью, испытывают к ней девушки и юноши ее круга. К ужасу своей семьи, Надин хвасталась, что ее прабабка была чернокожей. Такая похвальба настолько уязвила расистское общество, что дело дошло до публикации в прессе. Но Самуила ничто не пугало. Он был заворожен: эта девушка была его полной противоположностью, она ломала рамки того, что считалось приличным, бросала вызов, искушала. Ее красота тоже отличалась от общепринятых стандартов: худая и плоская мальчишеская фигура, выразительное лицо с неправильными чертами, густые брови, пышные черные кудри, загорелая кожа; с ее полных губ, накрашенных красной помадой, не сходила кривоватая улыбка. Больше всего поражали очень светлые, ореховые глаза; они напоминали Самуилу глаза пантеры. Девушке был присущ врожденный инстинкт обольщения, и, несмотря на свою юность, она им пользовалась, как опытная, зрелая женщина.
– Я отведу тебя послушать лучший джаз в Новом Орлеане, – предложила она, узнав об интересах Самуила.
Музыкой дело не ограничилось. Включив его в группу друзей – а все они были моложе Самуила, богатые, развязные и спесивые, – Надин приобщила его к веселой жизни: они таскались по домашним вечеринкам, плавали по Миссисипи на пароходе, который сто лет назад служил игорным притоном; курили гашиш и пили простой виски на островке под названием Темпл, где в старые времена карибские пираты делили африканских рабов и добычу с захваченных кораблей; по ночам друзья бродили по кварталу заколдованных домов, зомби, призраков и вампиров: другие девушки визжали от страха, а Надин фотографировалась в обнимку со скелетом. Она отвела Самуила к ведьме с Гаити, огромной бабище с тюрбаном на голове и множеством цветных бус, – ее хибара находилась в квартале, где раньше жили свободные квартеронки, и там она пробавлялась гаданием и приворотами, торговала защитными амулетами, любовным, а также смертоносным зельем. Колдунья окропила Самуила жертвенной кровью курицы, окурила табачным дымом, погадала на ракушках и продала по разумной цене средство от сглаза: завернутый в тряпочку пучок трав и какие-то косточки.
– Можешь меня о чем-нибудь спросить, это входит в стоимость сеанса, – предложила она, но Самуилу, одурманенному алкоголем, ничего не пришло в голову.
Зато Надин воспользовалась предложением и спросила:
– Мы поженимся?
– Конечно поженитесь, красавица.
На четвертый день загула Надин оторвалась от компании и сосредоточилась на Самуиле. Ей хотелось остаться с ним наедине. Ее влекло к этому мужчине, так похожему на ее любимого актера. Никто из юнцов, которые за ней увивались, и в подметки ему не годился – сущие младенцы по сравнению с ним. Его европейская культура поражала девушку, молчаливость интриговала: англичанин явно что-то скрывал. Может быть, рядом с ней шпион, а его страсть к джазу – всего лишь прикрытие?
В свою очередь, Самуил быстро догадался, что под личиной роковой женщины, определенно усвоенной из фильмов, таится безрассудная девчонка, наивная, избалованная, но великодушная и очень умная. Они влюбились друг в друга с той необоримой страстью, какая отличает первую юношескую любовь.
Через десять дней Самуилу пришлось расстаться с любимой и вернуться в Англию. На прощание он попросил Надин выйти за него замуж.
* * *
Самуил и Надин провели в разлуке почти два года: чтобы выйти замуж, ей нужно было дождаться совершеннолетия. Родители не давали согласия на брак, поскольку жених не обладал ни состоянием, ни положением в обществе, – по сути, они вообще о нем ничего не знали, – а невеста еще не остепенилась, да, наверное, и не остепенится никогда. Надин по-прежнему ходила на вечеринки и кокетничала со своими многочисленными поклонниками, но прямо в день рождения объявила, что едет к любимому в Англию. Родители подняли крик до небес. Жить с мужчиной, не вступив с ним в брак! Она весело распрощалась с ними и уехала в костюме и шляпке цвета гиацинта, который очень шел к ее смуглой коже, и с маленьким чемоданчиком, вместившим весь ее багаж.
Они соединились в Лондоне гражданским браком, единственными свидетелями были Эвансы, которых Самуил представил как своих духовных родителей. Лишь тогда Надин узнала, что у ее мужа нет семьи, он осиротел в детстве, и эти супруги-квакеры – единственная стойкая привязанность, какую он испытывал в жизни. А еще ей открылось, что он вовсе не англичанин, а австрийский еврей, и невеста забавлялась, представляя, какую реакцию это вызовет у ее родичей, расистов и антисемитов.
Приняв решение выйти замуж, Надин Леблан выказала себя более зрелой, чем казалась всем ее бывшим знакомым. Ее муж зарабатывал на жизнь, играя в оркестре и давая уроки музыки; того, что приносили эти два занятия, едва хватало на скромное, без всяких излишеств, существование. В Новом Орлеане осталось приданое, которое готовилось с тех пор, как Надин исполнилось пятнадцать лет, – так было принято в богатых семьях: простыни и полотенца, вышитые скатерти, шелковое и кружевное белье, хрусталь баккара, приборы марки «Кристофль», лиможский фарфор, – одним словом, все необходимое, чтобы с изысканным вкусом обустроить дом. Пусть этим пользуются сестры, Надин такие вещи не интересовали. Она рассталась с прошлым без сожалений и, вопреки пессимистичным прогнозам семьи, не тосковала ни по родным, ни по дому. Она вознамерилась быть счастливой с Самуилом Адлером и добилась своего.
В единый миг белая ворона, как ее дразнили братья и сестры и как она сама себя называла то ли в шутку, то ли всерьез, совершенно преобразилась. В Новом Орлеане Надин Леблан принадлежала к многочисленному клану – целая сеть семейных и общественных связей обеспечивала ей благосостояние и защиту. Она не думала о деньгах, поскольку они никогда не кончались, была непочтительной и дерзкой, поскольку привыкла к безнаказанности, привилегии своего класса. Выйдя замуж, Надин спустилась с небес на землю, стала жить реальностью квартала иммигрантов и встретила эту реальность лицом к лицу, не оглядываясь назад и не думая о том, что она потеряла.
Надин обосновалась в
