Государев наместник - Николай Алексеевич Полотнянко
– Дельно мыслишь, – заметил воевода и призвал к себе Бориса Приклонского, арзамасского городового дворянина, которого он, замыслив отъехать вскоре на Синбирскую гору, поставил на место городского воеводы Карсуна. – Наш градоделец описал острог, – сказал Богдан Матвеевич, подавая Приклонскому бумажный свиток. – Он дельно мыслит. Займись им, а я крыльцо проведаю.
В остроге было многолюдно. Кроме трёхсот мордовских лесорубов, к Карсуну в последние два дня подошли ещё с полторы тысячи работных людей из Темниковского, Алатырского и Ардатовского уездов. Они расположились становищами вдоль Барыша, наскоро построив себе шалаши из ивовых веток. Многие из них никогда не видели рубленого города – крепости и сейчас ходили по ней, всё рассматривая и дивуясь.
К воеводскому крыльцу собирались начальные люди: приказчики, старосты, сотники. У каждого под началом было по несколько сот человек крепких мужиков, привычных к лесной и земляной работе. Многие из них прошлым летом были на черте, им не нужно было объяснять, что от них требовалось и на этот раз.
Богдан Матвеевич узнал некоторых приказчиков и по-доброму на них посмотрел. Почти рядом с крыльцом стоял алатырский приказчик Авдеев, под началом которого велись работы на инсарской стороне черты, за ним, пряча под кустистыми бровями колючие глазки, переминался староста Миронов из Курмышского уезда, начальник над плотниками, возводившими острог и отпущенными на зиму по домам. Пришёл в другой раз на черту Матвеев из Свияжского уезда, работавший на синбирской стороне черты.
На крыльцо к воеводе вышли Кунаков и Приклонский. За ними из дверей опасливо вытиснулся Першин и встал за спинами начальных людей. Те, кто стояли поодаль крыльца, почувствовали, что начинается серьёзное дело, и подошли поближе.
– Все ли явились? – строго спросил дьяк Кунаков.
По людям пошло движение, все запереглядывались, заозирались. Раздались несколько голосов:
– Вроде все!
– Государевы люди! – Хитрово подошёл к перилам крыльца. – Великий государь, царь и великий князь Алексей Михайлович доволен вашей работой прошлым летом на черте и жалует своей милостью. Он повелел по прошлым спискам выдать каждому сотнику по три рубля, каждому полусотнику – по два рубля, кузнецам, плотникам, артельщикам – по одному рублю, простым работным людям – по десяти алтын дополнительного жалованья к окладу. В этом году великий государь, царь и великий князь указал поставить град Синбирск и продолжить работы на черте бессменно и безотходно в свои деревеньки. Указано, добрых работников награждать деньгами, нетчиков и беглых нещадно бить батогами и забивать в колодки.
Хитрово замолчал и строго посмотрел на собравшихся у крыльца людей. Те восприняли слова воеводы всяк по-своему: кто потупился в землю, кто смотрел ясным взглядом на воеводу, а кто вроде и смотрел, но нельзя было понять, что он видел.
– Григорий Петрович, – молвил воевода. – Огласи наряд на работы.
У опытного дьяка все было загодя расписано. Он развернул свиток и начал вычитывать:
– Темниковским лесорубам идти на Синбирскую гору, валить лес, разделывать брёвна в размеры для устройства крепостных стен. Людям Авдеева идти вместе с темниковскими, делать наплавной мост через Свиягу, затем рыть ров и устраивать вал вокруг нового града. Старосте Миронову остаться для дел вокруг Карсуна, а после праздника Святой Троицы идти в Синбирск для устройства стен вокруг града, а также государевых изб в самом граде. Свияжцу Матвееву с работными людьми работать на синбирской стороне черты.
Дьяк Кунаков свернул свиток и отступил на полшага за воеводу.
– Всем выступать завтра на Синбирск. Кроме работных людей, пойдёт казачья сотня Агапова для проведывания степи от лихих людей. Всем идти кучно, не разбредаться. А теперь свои нужды говорите.
Первым протиснулся к крыльцу староста Миронов, уже известный Богдану Матвеевичу своим дотошным въедливым нравом.
– Бью челом, воевода, от всех курмышчан – плотников! Не дадено нам за то лето тридцать восемь рублей.
– В чём дело, Григорий Петрович? – спросил Хитрово.
– Напраслину возводит староста, – сказал Кунаков. – Всем работным людям жалованье дадено. На каждую полушку есть поручная запись.
– Говори, Миронов! – потребовал Хитрово, ничего не уразумев из объяснения хитромудрого дьяка.
– Деньги не дадены сполна, – сказал староста. – Дьяк Кунаков так решил.
– Говори дело, Григорий Петрович! – приказал Хитрово. – Совсем меня заморочили!
– Староста удумал лукавую затейку – получить деньги за мёртвые души. У него девять плотников умерли тем летом, а он их по списку провёл как живых.
– В таком разе тебя, Миронов, нужно батогами бить! – грозно сказал воевода. – Ты воровской умысел простёр на государеву казну!
Такой поворот дела поверг старосту на колени.
– Не вели казнить, милостивец! – быстро затараторил он. – Верно говорит дьяк, люди померли, но по уряду они должны были получить полное жалованье. Про смерть там не говорено. Умерли кормильцы семей, жёны, дети нищи остались. Про это и бью челом твоей милости!
На строительстве засечной черты мерли многие работные люди. Кто от болезни живота, кто от простуды, кто от побоев. Это было обычным делом.
– Эти люди денег наперёд не брали, – сказал староста. – Умерли осенью, близ Покрова.
Богдан Матвеевич был человеком крутого нрава, но справедливость чтил.
– Где похоронены плотники? – спросил он.
– Здесь, в Карсуне, – ответил староста. – Поп Агафон отпевал.
Воевода недолго поразмыслил и решил:
– Оклад будет выдан каждому по день смерти. И сегодня же! Слышишь, дьяк?
Кунаков тяжело глянул на старосту и пробурчал:
– Приходи опосля за расчётом. И другие приказчики пусть приходят.
Кунаков был недоволен решением воеводы. Он считал, что государеву казну нужно всегда держать близ своей мошны. И людишек нечего баловать выплатами, от которых всегда можно отречься.
– Что еще надобно? – спросил Хитрово.
– Надо бы людишкам прокорму добавить, – подал голос алатырский приказчик Авдеев. – Работа тяжёлая – земляная да лесная. У меня, коли правду говорить, в запасе, окромя сухарей и лука, ничего нет.
– К дню Святой Троицы к Синбирской горе подойдёт беляна с солёной рыбой из Астрахани, – сказал Хитрово. – Карсунская хлебная казна не пуста. Говорите людям, что голодными они не будут. А теперь идите по своим станам, собирайте людей, готовьтесь к выходу.
Богдан Матвеевич повернулся, чтобы идти в избу и натолкнулся взглядом на Першина.
– Всё доложил Приклонскому?
– Все обсказал, – ответил градоделец. – Я так мыслю, что мне собираться надо в Синбирск?
– Пойдёшь со мной. Скажи сотнику Агапову, пусть доброго коня тебе даст.
Воевода прошел в свою комнату, осмотрелся. Васятка стоял подле него и ждал приказаний
