Должники - Татьяна Лунина
-- Вы и так прекрасны, сударыня, -- с улыбкой заверила племянница и направилась в прихожую.
На пороге стояла молодая женщина лет тридцати. Высокая, стройная, загорелая шатенка с темными глазами, короткой стрижкой, в светлом плаще нараспашку и черных узконосых сапожках. Левая рука держала сложенный зонт, с которого падали капли на резиновый коврик, правая вцепилась в ремешок кожаной, под цвет сапогам сумки, перекинутой через плечо.
-- Добрый вечер, -- вежливо поздоровалась незнакомка, в ее хрипловатом голосе слышалось напряжение.
-- Здравствуйте, вам Розу Евгеньевну? Одну минуту, -- хозяйка развернулась в пол-оборота к гостье и крикнула. – Розочка, это к тебе, -- потом отступила на шаг, приветливо улыбнулась. – Заходите, а зонт можете за дверью оставить, у нас воров нет.
-- Спасибо, -- не тронулась с места гостья, -- но я не к вашей тетке. Я к вам. Вы, ведь, жена Александра Аренова?
-- Да, -- внутри что-то оборвалось. – А вы кто?
Глаза под темной челкой приклеились к чужому лицу, словно пытались понять что-то важное для себя.
-- Я…
-- Уже познакомились? – весело спросила Роза Евгеньевна, выглядывая в коридор. – А я думала, ты с Георгием Павловичем беседуешь, -- растерянно пробормотала она при виде незнакомого человека.
-- Это ко мне, -- бросила, не оглядываясь, племянница. – Дай нам, пожалуйста, поговорить.
Роза Евгеньевна послушно вернулась в комнату. В крохотной прихожей воцарилась полная тишина, только из-за неплотно прикрытой двери слышались старательное сопение да звук тарахтящих по паркету игрушечных колес.
-- Сын?
-- Сын. Вы что-то хотели сказать?
-- Да, -- незваная гостья крепко ухватилась смуглыми пальцами за сумочный ремень, как будто искала в кожаной полоске поддержку, и добавила, по-прежнему не сводя глаз с хозяйки. – Я любила вашего мужа. Нет, люблю.
С лестничной ступеньки на площадку шагнул худощавый седой мужчина лет пятидесяти с парой букетов роз и пакетом, в котором угадывались бутылка и большая плоская коробка.
-- Извините, девушки, это шестая квартира?
-- Да, -- отодрала себя от стены хозяйка. – Проходите, Георгий Павлович, тетя ждет вас.
-- А вы, наверное, Тонечка? Очень рад, это вам, -- он сунул ей в руки красные розы и нерешительно затоптался на месте.
-- Спасибо, -- ком в горле был серьезной помехой, мешая говорить по-человечески с тем, кто это заслуживал. – Проходите, -- повторила Тоня и посторонилась, -- я сейчас, -- потом слегка потянула дверь на себя и сухо добавила, обращаясь, скорее, к зонту, чем к человеку. – Спасибо за информацию, до свидания.
-- Подождите, нам надо поговорить. Вернее, я должна вам кое-что рассказать.
-- Вы уже сказали. Извините, меня ждут.
-- Послушайте, как вы можете так спокойно разговаривать?! Неужели вам ничего не интересно знать?
-- Нет, -- она потянула дверь на себя, пытаясь захлопнуть. Девица успела вставить в дверную щель узконосый сапог. – Научись слышать, дуреха! Разве я сказала, что он меня любит?
-- Неинтересно, -- ее вдруг стала бить мелкая дрожь.
-- У меня для вас письмо от Сашки, -- выпалила «почтальонша». – Он тебя любит, а меня воспринимает просто как боевого товарища, а не как бабу, понятно?!
-- Здрастуй, Тонечка, -- выцветшие любопытные глаза быстро обшарили все вокруг. – Это ты? А я думаю, шо за шум? Надо глянуть, а то потом скажуть: не могла помочь, Егоровна?
-- Добрый вечер, баб Дусь. Все нормально, ко мне подруга пришла. Новый фильм рассказывает, про любовь. Подожди, -- кивнула она «подруге», -- я сейчас.
…Они пробродили по мокрым улицам около четырех часов. Сначала ругались, потом объяснялись, зашли в какое-то кафе, распили, точно пара алкашей, бутылку портвейна. В одиннадцать Тоня проводила Анну на вокзал. Прощались коротко.
-- Если будет нужно кого-нибудь замочить, зови. Я этих чертовых духов, как уток, отстреливала: р-р-раз – и готов. Рука набита.
-- Не страшно убивать?
-- Страшно, когда в тебя целятся. Когда сама врага бьешь, страх исчезает.
-- А что появляется?
Анна равнодушно пожала плечами.
-- Не знаю, пустота какая-то. Просто знаешь: надо и все. Ладно, подруга, потопала я. А ты не горюй, жди своего сокола. Если, даст Бог, вдруг разлюбишь, сообщи, тут же прискачу на замену. Шучу, -- усмехнулась она. – А если серьезно, сходи в церковь, поставь свечку, чтоб жив остался. Еще скажи спасибо судьбе, что по Сашке твоему я сохну, а не другая. Это только у меня такой идиотский принцип: по чужим огородам не шастать. Остальные-то не больно стыдятся тырить. Знаешь, сколько девок ваших мужиков увели?
-- Прощайтесь, граждане, быстрее, -- приказала толстая проводница в синем берете. – Осталась минута.
-- Ладно, не поминай лихом, Тонька, -- неожиданно шмыгнула носом снайперша. – Хорошая ты девка, повезло Аренову. И тебе с ним повезло. Жди, он вернется, таких судьба бережет. Такие мужики для жизни нужны, чтоб не так на земле воняло, -- запрыгнула на подножку вагона и ушла, не оглядываясь, в открытую дверь.
Сашино письмо жгло сумку. В троллейбусе она разорвала трясущимися руками заклеенный самодельный конверт и впилась глазами в знакомый размашистый почерк, по которому в ожидании сходила с ума много месяцев. Перечитывала снова и снова, стараясь не закапать слезами бумагу. Одна упала на слово «отлично», и Тоня в панике принялась промокать каплю рукавом шерстяного свитера, испугавшись, что соленая влага разъест и слово, и намерение, и результат.
-- Девушка, у вас все нормально? – спросила бабулька напротив. – Помощь не нужна?
«Господи, -- умилилась «девушка», сморкаясь в носовой платок, -- сама на ладан дышит, а предлагает помочь. Какие же у нас все-таки люди замечательные! И радостью поделятся, и в горе не оставят».
-- Спасибо, у меня все отлично! – она вспорхнула с сиденья и выскочила на знакомую остановку, которую едва не прозевала.
Дома получила основательный нагоняй от тетки.
-- У тебя совесть есть, Антонина?! Где ты была? Я уже не знала, что и думать. Знаешь, который час? Почти двенадцать! Нет, ты мне не дашь помереть спокойно.
-- Не дам! – она обняла не на шутку рассерженную Розочку и закружила с ней по комнате. – А кто же
