Вячеслав Шапошников - К земле неведомой: Повесть о Михаиле Брусневе
Посоветовавшись с Виктором Вазовским, а заодно с Михаилом Петровым, с которым так сошелся, встретившись в Москве, что поселился на одной квартире, Егупов выехал в Варшаву.
Не мог Егупов знать, приступая к осуществлению своих планов, что уже несколько месяцев находится «на крючке» у Московского охранного отделения. Между тем шпики из наружного наблюдения постоянно сопровождали его. В их ежедневных рапортичках отражен был каждый его шаг, вся его переписка подвергалась аккуратной перлюстрации… Не знал он и о том, что Михаил Петров нecпpocтa оказался в Москве, неспроста поселился с ним на одной квартире…
В Варшаве Егупов сразу же пошел к Вейненбергеру. Оказалось, что тот арестован. Тогда Егупов решил отыскать кого-либо из своих знакомых в Варшавском университете. В канцелярии университета он справился, где проживает Сергей Иваницкий, и по полученному адресу отыскал его.
За те два года, которые они не виделись, Иваницкий заметно изменил свои взгляды. Он сразу же выказал себя последователем эмигранта Плеханова, начав разговор с Егуповым с того, что в настоящее время нет ничего важнее для революционного деятеля, чем пропаганда среди рабочих с целью устройства социал-демократического союза… Егупов с ним не согласился, отстаивая народовольческую программу. Встреча, спустя два года, началась со спора…
Однако, несмотря на явные разногласия, Иваницкий обещал посодействовать Егупову, оговорившись, что приехал тот в самое неподходящее время: в октябре — ноябре в Варшаве и других польских городах были арестованы наиболее видные деятели социал-демократической организации «Союза польских рабочих».
Иваницкий ни словом не обмолвился при этом о том, что сам он организовал в Варшаве одну из групп социал-демократического направления, состоящую в основном из студентов университета и Ветеринарного института.
На следующий день они вдвоем отправились к Константину Воллосовичу, тоже студенту Варшавского университета, с которым Егупов познакомился в то же время, что и с Иваницкиы, здесь же, в Варшаве.
У Воллосовича их прихода ожидал Федор Свидерский, служащий чиновником Варшавской Контрольной палаты. Он входил в группу Иваницкого, хотя по своим политическим взглядам был далеко не социал-демократом, а скорее народником-демократом.
Егупов принялся рассказывать о настроениях московской интеллигенции в связи с неурожаем и голоде, постигшими Россию, о выступлении Владимира Соловьева с рефератом в Юридическом обществе, о редакторе «Русской мысли» Гольцеве, обрисовал в общих чертах подпольную жизнь московских студенческих кружков… Он вовсю старался показать себя человеком, которому очень-очень многое ведомо, который имеет и свои суждения обо всем, и свои собственные идеи.
— Из-за голода, — говорил он, — народ находится в таком возбужденном состоянии, что при желании его весьма несложно подтолкнуть на открытый бунт. Для этого нужно не так и много. Стоит распустить слухи, будто в больших промышленных центрах, таких, как Москва и Питер, в некоторых других, есть возможность устроиться на заработки. Голодные люди тут же устремятся туда, а не найдя никаких заработков, само собой, поднимут беспорядки…
Однако эта авантюрная идея не была одобрена собеседниками Егупова. Иваницким — особенно.
Когда Егупов, «обрисовывая московскую ситуацию», с явным удовольствием подчеркнул, что направление в московских студенческих кружках в основном «народовольческое», Иваницкнй, не сдержавшись, даже надерзил ему. Зато Свидерский и Воллосович дали Егупову понять, что не чуждаются и такого направления…
За небольшое время, прожитое в Варшаве, Егупов несколько раз встречался со студентом Ветеринарного института Осипом Рункевичем и студентами Варшавского университета Василием Шумовым и Алексапдром Архангельским. Все они были товарищами Сергея Иваницкого, входили с ним в один кружок. От них Егупов получил несколько нелегальных брошюр: «Варлен перед судом исправительной комиссии» Веры Засулич, «Речь рабочего Петра Алексеева», «Наши разногласия» и «Социализм и политическая борьба» Плеханова, «Рабочий день» Абрамовского…
С ними же Егупов договорился и насчет адреса в Москве, на который они должны были присылать ему письма. Своего адреса он им не дал, сославшись на частые переезды с квартиры на квартиру. Тогда Василием Шумовым было предложено использовать адрес вдовы бывшего профессора Варшавского университета Никитского. После смерти мужа та переехала в Москву. Правда, надо было найти удобный повод для того, чтоб вдова согласилась стать посредницей в их переписке, ведь Егупова она вовсе не знала. За поводом дело не стало: Егупов везет в Москву небольшую посылку (пакет медовых пряников для малолетних детей Никитской — рождественский подарок) и письмо, в котором бывшие ученики ее мужа, хранящие самую светлую память о своем любимом профессоре, интересуются ее житьем-бытьем на новом месте, ее здоровьем, поздравляют ее с рождестиом, о Новым годом и просят принять от них небольшой, по-студенчески скромный, гостинец. Просят они и о небольшом одолжении… Далее — суть этого одолжения.
В Варшаву, при крайней необходимости, сам Егупов мог писать на адреса Осипа Рункевича и Сергея Иваницкого.
На прощанье Ивапицкий пообещал ому со временем прислать в Москву одного из своих членов для выработки программы дальнейших совместных действий.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
По приезде в Москву Егупов навестил Никитскую, живущую неподалеку от Новинского бульвара, в Полуэктовом переулке, передал ей посылку и письмо. Вдова была весьма растрогана и просьбу «столь милых и чутких молодых людей» назвала «сущим пустяком, о котором и говерить не стоит»: она конечно же будет рада оказать им такую услугу…
Результатами поездки Егупов остался доволен: начало задуманному было положено. Его тайные сопроводители тоже могли быть довольны: им и филерам варшавской охранки многое открылось благодаря этому «резвому, мелькучему революционисту»…
Пока Егупов был в отъезде, не менее резвый друг его Виктор Вановский не терял времени даром. Ему удалось войти в кружок Круковского и Мандельштама. Накануне возвращения Егупова из Варшавы они встретились втроем и сразу же заговорили о том, что необходимо создать «определенную организацию людей с разделением труда и готовых на все».
Узнав об этом сразу же по возвращении из Варшавы, воодушевленный удачной поездкой, Егунов решил побыстрее встретиться с новыми знакомыми Вановского, чтоб, не откладывая в долгий ящик, приступить к созданию тайной революционной организации, во главе которой он видел только себя. При своих варшавских встречах он отрекомендовался именно как руководитель такой организации. Не мог же он сказать правды, по которой вышло бы, что руководимая им «организация»—лишь небольшой кружок…
Весьма, весьма кстати был этот выход Виктора Вановского на Круковского и Мандельштама! Ведь если объединиться с теми, получилась бы действительно уже организация!..
А тут еще, на следующий же день после его возвращения из Варшавы, молодчина Вановский ввалился к нему о очередной приятной новостью:
— Ты знаешь: я наконец-то нашел того универсанта, о котором тебе говорил! Сколько раз заходил в университет! Все спрашивал Михайлова. А он вовсе и не Михайлов! Это у него — конспиративная кличка такая. На самом деле он — Кашинский! Петр Моисеевич Кашинский! Заглянул сегодня наудачу на ту квартиру в Яковлевском переулке, где он жил в прошлом году, а он там и теперь живет! И как это я, голова садовая, раньше-то не додумался?! Ну, должен тебе сказать, вокруг него, видно, группируются интересные люди! Застал я у него двоих… Фамилий они не назвали, однако послушал их и понял, что это люди уже по-настоящему выработанные! Вот с кем нам надо сойтись побыстрее! Особенно один из этих двоих произвел на меня впечатление. По репликам я понял, что он недавно приехал из Питера. Имя, имя у него — как у тебя: тоже Михаил. Такой крепыш, борода — шотландка… Вроде бы в Москве обосноваться хочет. В общем, договорились с ним о новой встрече.
Эта новость тоже заинтересовала Егупова. Все было как нельзя более кстати. Все образовывалось словно бы само собой…
С Кашинским Егупов познакомился вскоре же. Они почти ежедневно встречались, попачалу ведя разговоры в осповпом о новинках нелегальной литературы, наличностью которых Егупов теперь мог козырнуть лишний раз. Намекал он при этих встречах Кашинскому и насчет своих «больших возможностей» по добыванию такой литературы.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Михаил возвратился в Москву из поездки в Смоленск 14 декабря, накануне приезда Егупова из Варшавы. Остановился в меблированных комнатах «Брест» у Тверской заставы, неподалеку от Московско-Брестского железнодорожного вокзала.
