Лев Рубинштейн - Когда цветут реки
Правда, в последнее время Го вел себя не совсем обыкновенно. Он почти непрерывно бормотал под нос молитвы. Бывший аптекарь Яо стал было над ним подтрунивать, но получил в ответ целый залп оскорбительных слов, из которых половины не понял, потому что они были произнесены на южном наречии.
— Вы все заговорщики! — кричал Го. — Милость небесного отца вы цените не больше, чем каплю воды в месяц дождей!
— В чем ты меня подозреваешь? — обиженно спросил Я о.
— Не тебя самого, а твоих друзей, бывших торговцев из больших городов! В Небесной Столице раскрыт заговор. Ты не слышал? Заговор против Восточного Царя! Приспешники Северного Царя составили против него бесчестный заговор. Они хотят убить его!
— Кто тебе это наболтал?
— Один лодочник с юга.
— С юга? — еще более пренебрежительно переспросил Яо. — Южане любят сочинять страшные истории…
— Замолчи, беспутный и хитрый торгаш!
— Я не торгаш, — гордо сказал Яо, — я аптекарь. Не забывай, что аптекарь и лекарь — почти одно и то же…
Линь присутствовал при этом споре, но ему и в голову не пришло, что за этой перебранкой кроется что-либо серьезное.
Вскоре Го был вызван Дэном и получил поручение отправиться в город.
Прошло три дня. Го не возвращался.
После утреннего богослужения Линя и Яо позвали к командиру взвода.
Лю Юнь-фу сидел один на берегу реки, охватив колени руками, и молча смотрел в сторону Нанкина. Только спустя несколько минут он обратил внимание на подошедших к нему бойцов.
— Отправляйтесь в Нанкин оба, — сказал он, — постарайтесь разыскать Го.
— Где его искать? — спросил Линь.
— Вы самые смышленые солдаты во взводе. Го был послан с поручением к начальнику караулов во дворце Восточного Царя. Прежде всего спросите о нем у караульных… У тебя, Яо, есть родственники в столице?
— Есть, — подтвердил Яо. — Там пребывает старший двоюродный брат моей матери, которого я не видал три года и семь месяцев. Это мой близкий родич.
Он все знает. Он служит поваром во дворце.
— Хорошо. Я жду вас завтра в этот же час.
Линь и Яо переправились через реку на пароме. Паромщик был словоохотливый малый, со щетинистой головой, которую он только недавно перестал брить. Лицо у него было хмурое.
— Сегодня с утра я отталкиваю багром уже восемнадцатый труп, — сказал он, обращаясь к Яо. — Не знаю, что будет к вечеру, потому что дальше тридцати я не умею считать.
— Это с верховьев? — осведомился Яо.
— Нет, из столицы.
— Из столицы?! — в ужасе воскликнул Линь.
— Ты, парень, вероятно, ничего не слыхал, кроме псалмов? В столице идет сражение.
— Черти опять напали на город?
— Нет, не черти. Войска Северного Царя Вэй Чан-хоя напали на сторонников Восточного Царя Ян Сю-цина.
— Братья воюют с братьями! Может ли это быть?
— Ты простак! Ведь Северный Царь — бывший помещик и владелец ломбарда. Он не любит грубых земледельцев и чернорабочих, как мы с тобой.
— Почему же Небесный Царь не накажет Северного Царя по справедливости?
— Эх, молодой солдат, Небесный Царь не все может сделать. Постой-ка, вот еще один плывет прямо под корму! Дурная примета!
Паромщик схватил багор и побежал на корму…
В воротах Нанкина не было караула. Они были распахнуты настежь.
Линь споткнулся о человека, распростертого на земле. Судя по нагрудному знаку, это был караульный начальник.
На улицах валялись трупы. Попахивало дымом. Яо поднял брови.
— Вот как! — сказал он. — Трудненько тут будет найти Го.
По некоторым улицам и вовсе нельзя было пройти. С обеих сторон полыхали пламенем дома, а середина улицы была завалена обломками. Вдали грохнула пушка. На Яо и Линя посыпались тлеющие головни.
— Нет, — сказал Яо, — мы этак ко дворцу не проберемся. Пойдем лучше прямо к старшему двоюродному брату моей матери.
Линь упрямо замотал головой:
— Сам Лю приказал дойти до дворца, и мы обязаны это сделать. Если хочешь, ступай к своему родственнику, а я отправлюсь ко дворцу Восточного Царя.
Путь ко дворцу занял у них полтора часа. Чем ближе к кварталу царей, тем больше лежало трупов на улицах. Некоторые были обезглавлены.
Яо шел с опущенной головой за Линем, который держал наготове свое ружье, бледный и молчаливый.
Несколько раз мимо них пробегали солдаты Северного Царя Вэй Чан-хоя с окровавленными мечами и секирами.
— Смерть изменникам!
— Спасем государство!
— Спасем Небесного Царя!
— Слышишь? — подал голос Яо. — Они спасают Небесного Царя. Наверно, Восточный Царь согрешил против него?
— Кто спасает государство? — сурово спросил Линь. — Вэй Чан-хой, эта крыса, которая ползает на коленях перед дворцовыми воротами и последняя приходит на поле боя? Мы с тобой знаем его.
— Не следует так говорить об избранниках неба, — проворчал Яо.
Вот наконец дворец Ян Сю-цина — дымящаяся груда развалин, с разбитой аркой и вывороченными столбами ворот.
Линь замер, как пораженный молнией. На ступенях у входа во дворец лежала груда тел, изрубленных саблями. Такого страшного смешения человеческих тел Линь не видел еще никогда в жизни, если не считать, да, если не считать его родной деревни, уничтоженной маньчжурскими всадниками.
Юноша застонал и покачнулся. Он упал бы, если б Яо не подхватил его.
— Пойдем к моему родственнику, — сказал Яо. — Го здесь нет.
И они пошли. На этот раз не Линь вел Яо, а Яо вел Линя. Юноша шел, с отвращением вдыхая тошнотворные запахи гари, крови и пыли. Если б он сумел взять себя в руки, то заметил бы высокого, сухопарого человека, закутанного в плащ до самых ушей. Этот человек следовал за обоими воинами от самого дворца.
Но Линь шел, низко опустив голову, а Яо ни разу не оглянулся. Так они дошли до цели.
Старший двоюродный брат покойной матери Яо Чжэ-ня жил в приречном квартале Нанкина, наполовину разрушенном еще три года назад, когда тайпины штурмовали город. Здесь ютились лавчонки. Одна из них, заставленная плетеными щитами и завешенная циновками, имела вместо вывески выцветшую тряпку с иероглифом «шунь», обозначающим «повиновение». Яо постучал прикладом ружья в щит. Послышался шорох, и воины увидели ствол пистолета, просунутый в щелку.
— Вы за какого царя? — спросил грубый голос.
— За истинного, — без промедления ответил Яо.
— Кто вы?
Яо назвал себя и перечислил всех родичей своей матери. За шитом послышалось удивленное восклицание. Щит отодвинулся. Выглянула голова старика с подозрительно настороженными маленькими глазами.
— Могу ли я сказать, что вижу Яо Чжэня, прозванного «Алмазом», из города Учана, старшего сына моей сестры Бо-хэ?
— Можете сказать, если вам угодно, — подтвердил Яо.
— Сделайте милость, войдите, — проговорил старик после минутного молчания.
Оба путешественника были допущены внутрь лавки.
— Прошу простить меня, — сказал старик, внимательно оглядывая Линя, — этот храбрый воин как будто не принадлежит к армии достославного Северного Царя?
— Нет, — отвечал Линь, — я солдат Ли Сю-чена.
— Ли Сю-чена? — переспросил старик. — Этот Ли Сю-чен, вероятно, сочувствует преступному Восточному Царю?
— Разве Восточный Царь преступник? — спросил Линь, щупая спусковой крючок своего ружья.
— Высокочтимый гость, я вижу, прибыл издалека, — сказал старик, — и не знает, что Восточный Царь совершил множество прегрешений. Он объявил, что ему явился ночью посланец небесного отца и велел дать самому государю сорок ударов бамбуковыми палками. А сейчас он решил стать императором.
— Императором?!
— Да, он заставил Небесного Царя издать указ о том, чтобы ему, Ян Сю-цину, сыну угольщика, провозглашали «десять тысяч лет долголетия», как самой высокой царствующей особе. Это уж слишком! Северный Царь объявил, что не потерпит такой измены и…
— Остальное мы уже видели возле дворца Восточного Царя, — сказал Линь.
— Что вы там видели?
— Много убитых братьев.
— Это земляки Ян Сю-цина, — равнодушно заметил старик, — обыкновенные деревенские люди и большей частью южане.
Линю очень хотелось пустить в ход свое ружье, но перед ним был старый человек и родственник его однополчанина. Поэтому он повернулся к Яо.
— Мы обязаны явиться к Лю и доложить обо всем, что произошло в Нанкине, — холодно произнес он.
— Останемся здесь до утра, — предложил Яо.
— Мы не имеем права здесь оставаться, Яо Чжэнь! Мы военные люди.
— Неужели, — вмешался старик, — мой близкий родич, сын покойной Бо-хэ, покинет своего двоюродного дядю в такую минуту? У меня есть кое-что из дворцовых кушаний, и я…
Линь отказался от дворцовых кушаний. Яо колебался.
— Достойно ли оставаться здесь? — укоризненно спросил Линь.
