Дмитрий Мережковский - Бремя власти: Перекрестки истории

Константин (тихо Александру). Машинка завернулась.

Пален. Ну что, как вы полагаете, доктор?

Роджерсон. А что, граф?

Пален. Как что? Да вот что тут было сейчас?

Роджерсон. Ничего не было.

Пален. А язык?

Роджерсон. Ну, мы, доктора, к этому привыкли: все пациенты нам язык показывают.

Мария Федоровна. Что это было? Что это было?

Пален. Ничего не было, по мнению господина доктора, нам померещилось. Мы все, должно быть, сходим с ума – прескверная штука, не угодно ли стакан лафита!

Мария Федоровна. Доктор! Доктор! Ступайте же к нему скорее!

Роджерсон. Ваше величество, меня и давеча прогнали, да чуть не прибили. Пусть уж лучше кто-нибудь другой…

Мария Федоровна. Граф!

Пален. Нет, слуга покорный, я в сражениях бывал и ядрам не кланялся, а туда не пойду, – воля ваша, государыня, хоть казните.

Мария Федоровна. Александр! Константин!

Константин. Да ведь мы, матушка, под арестом – куда уж нам!

Кутайсов. Ваше величество, дозвольте, я…

Мария Федоровна. Ax, mein lieber[28] Иван Павлович, ради Бога!

Кутайсов. Ничего-с, ничего-с, будьте благонадежны, ваше величество! Кстати обедать пора – доложить и попробуем. Малой мышки лев не обидит: я мышкою-с, мышкою-с. Вот так, потихоньку, потихонечку…

Уходит.

Константин (приотворяя дверь и заглядывая). Подкрался. – Слушает. – В щелку глядит. – Скребется. – Отперли. – Вошел. – Ну, что-то будет?

Молчание.

Константин. Вышел!

Входит Кутайсов.

Кутайсов. Премилостивы. После дождика – солнышко-с…

Константин. Идет! Идет!

Входит Павел.

Павел (с изысканною любезностью, целуя руку Марии Федоровны). Прошу извинения, ваше величество, – к обеду ждать заставил – что-то аппетита нет. Вы уж, господа, не взыщите, без меня за стол садиться извольте, а я ужо подойду.

Молчание.

Павел. Да что это вы все, как в воду опущенные? Напугал я вас, видно, давеча моею шуточкой? Ну, не буду, не буду. Пошутил – и довольно… (Марии Федоровне.) А скажите-ка, сударыня, ведь и я человек?

Молчание.

Павел. Ну, что ж? Отвечайте, коли спрашивают – человек или нет?

Мария Федоровна. Человек, ваше величество…

Павел. А если человек, так, значит, могу ошибаться. И вы – человек?

Мария Федоровна. И я…

Павел. Ну, так значит, можете простить. – Простите же меня, сударыня… И вы все, господа, если я в чем…

Все (наперерыв). Ваше величество!.. Ваше величество!..

Мария Федоровна (всплескивая руками). Paulchen!.. Paulchen!..

Плачет и хочет броситься на шею Павла.

Павел (отстраняясь). Ну, ну, перестаньте! Что за комедия! Терпеть не могу…

Молчание.

Павел. Граф Пален, у меня к вам дело. А вас, господа, не задерживаю…

Все, кроме Павла и Палена, уходят.

Павел. Доклад, сударь, готов?

Пален. Так точно, ваше величество!

Подходят к столику у окна.

Павел. Прошу садиться.

Пален хочет сесть спиной к свету.

Павел (указывая на другой стул, против себя). Нет, лицом к свету. Когда я с кем говорю, то привык смотреть прямо в лицо, сударь, слышите, – прямо в лицо!

Пален. Слушаю, ваше величество!

Павел. Ну, то-то же. Извольте докладывать.

Пален. По указу вашего императорского величества, два курьера отправлены…

Павел. Что вы делаете, граф, когда не спится?

Пален. У меня, государь, сон – слава Богу.

Павел. Счастливец! Значит, совесть покойна.

Пален (продолжая доклад). Курьер к его величеству королю Прусскому…

Павел. А дурные сны бывают?

Пален. Намедни снился…

Павел. Что?

Пален. Безделица сущая: будто я – куколка такая, что никак не повалишь – упадет и встанет…

Павел. Ванька-встанька? Да это сон превеселый.

Пален. Нет, государь, скучный: упал и встал, упал и встал – так всю ночь и промаялся… (Продолжая доклад.) Королю Прусскому предписание княжество Ганноверское войсками занять в двадцать четыре часа…

Павел. А мне хуже снилось: будто бы кафтан парчовый натягивают, узкий-преузкий – никак не влезу, а все тискают – так сдавили, что дохнуть не могу. Закричал и проснулся. С тех пор и бессонница…

Пален (продолжая доклад). Другой курьер – в Париж, к господину первому консулу…

Павел. Печку – льдом! Печку – льдом!.. Вот дураки…

Пален. Печку льдом?

Павел. Ну, да. Головой к печке сплю. Велел топить не жарко, а чтобы в спальне – ровно четырнадцать градусов. Пощупаю, бывало, печку – холодна; посмотрю на градусник – четырнадцать; и сплю. А намедни проснулся – горячехонька. Ничего не сказал, только на другой день встал пораньше из-за ужина да прямо в спальню, гляжу – по всему полу рогожи, и печку льдом натирают: стынет до ночи, пока не пощупаю, а за ночь опять нагревается. Шуты гороховые! А все на меня валят – говорят: «С ума сошел!» А я тут при чем, сударь, а? При чем тут я?

Пален. Ни при чем, государь!

Павел. Ну то-то же! Извольте, сударь, докладывать.

Пален (продолжая доклад). В случае неисполнения королем Прусским предписания, господин первый консул приглашается…

Павел. А скажите-ка, граф, в тысяча семьсот шестьдесят втором году, когда государя, отца моего, убили, вы где быть изволили?

Пален. Здесь, в Петербурге, ваше величество!

Павел. Здесь? И что же делали?

Пален. Был молод и в чинах малых. Конной гвардии субалтерн-офицером,[29] ничего не знал про заговор…

Павел. Не знали тогда?.. Ну, а теперь знаете?

Оба встают и молча долго смотрят друг другу в глаза.

Павел. Отвечайте же, сударь! Знаете или не знаете, что меня убить хотят?

Пален. Знаю, государь!

Павел. Знаете… и молчите?..

Пален. Ваше величество, я сам во главе заговорщиков…

Павел. Вы?.. вы?.. Что такое?.. (Отступая в ужасе.) Сумасшедший!..

Пален. Никак нет, государь, я в совершенном рассудке…

Павел. Так я… я… что ли, я с ума сошел?.. Печку – льдом!..

Пален. Государь, умоляю, минуту спокойствия. Если бы я не был уверен, что ваше величество обладает мудростью высочайшею, не столь человеку, сколь Божеству присущею…

Павел (топая ногами в ярости). Да говорите же, говорите, черт побери, что, что, что такое?..

Пален. Дело столь явное, что и говорить почти нечего: я – во главе заговорщиков, дабы знать все, следить за всем и тем вернее охранять от покушения злодейского священную особу вашего императорского величества. И слава Богу, уже все нити заговора в моих руках: шагу не сделают, слова не вымолвят, чтобы я не узнал.

Павел. Умны, сударь, слишком умны, так умны, что с ума свести можете… Ванька-встанька!.. Да как же вы смели не донести мне тотчас же?

Пален. Сколько раз хотел, уже слово было в устах моих. Но, не имея улик достовернейших, – коих и вы, ваше величество, еще не имеете?.. (Пристально глядит на Павла.) Не имея оных улик и милосердствуя, – простите, государь, слово сие из недр души болящей исторгнуто, – милосердствуя к вам, щадя сердце родительское, я медлил – и в том вина моя единственная; видит Бог, мочи моей не было, мочи моей нет и сейчас сказать отцу, что сын его возлюбленный, первенец…

Павел. Александр!..

Пален. Да, государь-наследник – отцеубийца мысленный…

Павел. Сгинь, сгинь, пропади!.. Никогда не поверю я, чтоб Александр… Александр… дитя мое, мальчик мой милый!..

Пален. Я полагал, что ваше величество знать изволит более. (Подавая бумагу.) Вот список заговорщиков: их высочества, оба сына ваши, обе невестки, ее величество и почти все командиры полков, министры, сановники…

Павел (читая). Все, все, все!.. За что, Господи?.. Что я им сделал?..

Пален. Я знал, государь, сколь тяжко…

Павел. Ох, тяжко!.. Тяжко!.. Тяжко!.. Уж лучше бы сразу убили!..

Падает на стул и закрывает лицо руками. Молчание.

Павел (вскакивая). Сию же минуту всех – в кандалы, в Сибирь, в каторгу!.. А его… Александра… его… расстрелять!..

Пален (вскакивая). Ваше величество, взять под арест всю царскую фамилию без явных улик – ни у кого рука не подымется, я не найду исполнителей. Сим возмутить можно всю Россию, не имея через то еще верного средства спасти особу вашего величества…