Княгиня Ольга - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Кощей тем временем приблизился к воротам шагов на двадцать и остановил свое ездовое чудище. Воинство его осталось у него за спиной, не подходя ближе чем на перестрел. Кощей поднял руку с копьем и начал говорить.
– Эй, вы! В городе! Слушай меня! – разнесся перед воротами низкий хриплый голос. – Я – Кощей Бессмертный, этого края нынешний владетель. Хотите целы и невредимы быть – несите мне десять кадей всякого жита, гоните пять коров, а коли нету, то за одну корову трех свиней либо овец, масла десять горшков, репы, моркови, луку мешков десять. Сыру, сала, еще чего есть. Выдадите добром – помилую вас. А не выдадите – в город сам войду, возьму все, что найду. И баб ваших прихвачу, а детишек живьем съем, косточки выплюну. Слышите меня?
Ошеломленные былемиричи не сразу нашли ответ. Но никто из слышавших Кощея не был потрясен сильнее Дединки. Страшная пасть не шевелилась, речь исходила откуда-то изнутри. Но тем не менее Дединка совершенно ясно расслышала: выговор Кощеевой славянской речи был не как у вятичей, не как у люторичей, не как угрян или смолян. Не как у говорящей по-славянски голяди. Речь его была точно такой же, как у Торлава, брата Святослава киевского. Дединка едва верила своим ушам, и изумление этого открытия было так велико, что даже оттеснило страх.
* * *
Стемнело – необычайной быстро, как казалось напуганным былемиричам. Зимние дни и были коротки, но мнилось, что не обычная ночная тьма сгущается над городком, а власть Кощея, что это он принес с собой тьму, и что она не рассеется, пока он не уберется отсюда – или не поглотит всех. Всякая зима тяжела и страшна, но никогда еще ее губительная власть не проявлялась так открыто. Грань между белым светом и темным оказалась прорвана, и каждый ощущал себя как бы на том свете: будто весь городок провалился в Кощное и предстал перед его властелином, упорно требующим законную дань.
Ждать в бездействии Кощей не собирался и пугал не просто так. Плотные сумерки пронзила огненная стрела, пущенная снизу, с поля; под общий крик изумленных былемиричей она взвилась над валом, упала куда-то на крышу и погасла в снегу. Но не успели стихнуть голоса, как вслед за первой полетело еще несколько стрел с пылающими наконечниками – будто стая хищных огненных птиц. Потом еще, и еще. Большая часть стрел гасла в полете, но вот из-под какой-то крыши потянуло дымом. В эту пору соломенные и тростниковые кровли укрывал толстым слоем снег, и это спасало от пожара, но какая-то из них сумела воткнуться в сухое место, и там затлело. Несколько таких стрел упали на открытое место, и их подобрали. Не сразу осмелились взять в руки, но когда принесли в избу и разглядели при свете, то снова ахнули. Наконечники были невиданные: несколько железных штырей составляли маленькую клеть, внутри которой тлела пакля. В полете пламя сбивал ветер, но в покое пакля разгоралась вновь и легко могла поджечь сухое дерево. Воткнись такая стрела под кровлю и не будь вовремя замечена – мог бы случиться пожар, и снег не уберег бы.
Поднялся новый переполох. Спать никто не ложился, взрослые и подростки ждали перед домами. Если в небо над городком взмывала новая огненная стрела, гурьбой кидались за ней, смотрели, куда упала, подсаживали мальчишек на крыши, чтобы нашли и сбросили.
А на поле за валом горели несколько больших костров, и видны были движущиеся возле них рогатые, хвостатые, крылатые тени. Достаточно далеко, чтобы не достать стрелой из города, они были достаточно близко, чтобы держать в осаде.
Занятые суетой со стрелами, былемиричи не заметили новой опасности – и вдруг во тьме разнесся громовой удар. Ворота городка содрогнулись. Последовал новый удар – ворота затрещали. С помоста вдоль тына было смутно видно движение внизу, голоса и звук шагов. Пока одни подручные Кощея пускали огненные стрелы, отвлекая жителей, другие в темноте подобрались под самые ворота и били в них снаружи чем-то тяжелым. Ворота трещали и грозили вскоре пасть.
Спешно свили жгут из соломы, ливанули масла, подожгли и сбросили с вала – летящая вспышка пламени вырвала из тьмы многочисленных оборотней, вцепившихся в длинное бревно, – его концом и били в ворота. Одни на валу закричали от испуга, другие от негодования. Вьяр и Больша схватились за луки, метнули по темной шевелящейся груде несколько стрел – им ответили крики боли и злобы, стало быть, попали. Но тут же снизу полетели ответные стрелы, и пришлось спрятаться. А в ворота вновь ударило…
– А ну давай, волоки дрова, сани, чего есть тяжелого! – первым сообразил Доброван. – Завалим изнутри, а не то пропадем все не за чих!
– Кадушки тащи, лавки! – подхватил дед Безвест. – Чего ни есть волоки!
Огненные стрелы все летели, зарницами освещая суету и испуганные лица. Охоту на ними оставили бабам и детям, а мужчины кинулись заваливать ворота. Волокли сани с кое-как наваленными грудами дров, приготовленные для постройки недосушенные бревна, скамьи и столы. С перепугу печи притащили бы, если бы можно было их вынести из дома. Вскоре перед воротами выросла высокая гора всякой всячины; навцы снаружи уловили, что ворота хоть и трещат, но содрогаться перестали, и оставили это дело. Былемиричи немного перевели дух, однако огненные стрелы бороздили темный воздух до исхода ночи.
Медленно-медленно подкрался зимний рассвет. Светлый Хорс и не посмел просунуть нос сквозь густые тучи, да и сам Дажьбог лишь вполглаза воззрился на берега Оки, даруя сумрачный, пасмурный день. Большинство людей в городе не спали уже сутки и впадали в оцепенение от усталости и тревоги. Велика была надежда, что с приходом дня Кощеева рать рассеется вместе с тьмой, как положено порождениям ночи. Но увы – по-прежнему за перестрел от вала в поле и на опушке рощи горели костры, вокруг них сидели оборотни-навцы в шкурах и личинах. По звериному обычаю они вырыли себе ямы и пещеры в снегу, где и прятались от ветра. По-прежнему от одного взгляда на них пробирала жуть: эти твари явились с Темного Света, чтобы утащить за собой.
Сам Кощей давно сошел с коня и прохаживался перед кострами, опираясь на копье. Видно было, что он хромает, но это и подтверждало его подлинность: часть его оставалась на Темном Свете.
К полудню он вновь приблизился к воротам на расстояние окрика. Дозорные спешно разбудили Добрована, Злобку, Вьяра и прочих старейшин, тех, кто после бессонной ночи с рассветом ушел
