Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
В Петербурге восприняли эту новость крайне болезненно. Работа германской военной миссии явно имела целью подготовить турецкую армию к войне с Россией. Боялись также, что экономическое развитие юга России попадет под германский контроль. Переговоры Коковцова по этому вопросу с Бетман-Гольвегом и Вильгельмом II были безрезультатны. Конфликт вокруг миссии Сандерса несколько разрядился лишь в январе 1914 года, когда генерал под благовидным предлогом был отстранен от непосредственного руководства гарнизоном Стамбула – его произвели в маршалы турецкой армии и назначили военным инспектором всех турецких войск.
С самого начала балканского кризиса 1912—1913 годов великие державы принялись за усиленное наращивание вооружений. Благодаря продолжительному экономическому росту правительства могли позволить себе немыслимые ранее военные траты.
Германия приступила к формированию двух новых армейских корпусов. Морская программа, принятая рейхстагом в мае 1912 года, предполагала увеличить численность германского флота до 41 линейного корабля и 20 броненосных крейсеров, не считая легких крейсеров и миноносцев.
В ответ на это Черчилль пообещал палате общин, что в ближайшее время мир увидит самое большое строительство в истории британского флота: «Один торпедный катер в неделю… Один легкий крейсер каждые тридцать дней… один супердредноут каждые сорок пять дней». В 1914 году британское правительство приобрело контрольный пакет Англо-Иранской нефтяной компании, чтобы иметь возможность заправлять корабли жидким топливом вместо угля.
Французское правительство законом от 7 августа 1913 года увеличило продолжительность службы с двух до трех лет и снизило призывной возраст с 21 года до 20 лет. Это позволило Франции сформировать самую большую армию мирного времени в Европе – 882 907 человек, включая колониальные войска (предвоенная численность германской армии была доведена до 808 280 человек).
В российском бюджете на оборону приходилось уже около трети всех государственных расходов. В конце 1913 года была утверждена «Большая программа по усилению армии», которая предусматривала увеличение численности сухопутных войск почти на 40%; большое внимание было уделено полевой артиллерии и морскому строительству. Уже через три года русское правительство планировало иметь самую первоклассную армию на континенте.
Значительное увеличение военных расходов утвердили также австрийский и итальянский парламенты. Все рекорды побила крохотная Бельгия, которая предполагала к 1918 году увеличить армию мирного времени более чем втрое.
Празднование в 1913 году столетнего юбилея освобождения Германии от владычества Наполеона вылилось в масштабную антифранцузскую демонстрацию. Пресса напоминала немцам, что не за горами тот час, когда опять придется воевать с тем же «историческим» врагом немецкой нации.
Милитаризация в Германии достигла такого размаха, что назойливо лезла в глаза даже на улице. Российский публицист Александр Валентинович Амфитеатров вспоминал, как поразила его Германия весной 1913 года: «Она показалась мне как бы обновленною и могуче выросшею. Восхитила и ужаснула. Огромная, гениальная культура – как бы в пристройке к образцовому военному лагерю. Все, что сильно, крепко, здорово, – в военном мундире: сытый, розовощекий, автоматически стадный, идеально выдрессированный на человекоистребление, вооруженный люд… И как вооруженный! Любуйся и трепещи! А штатское население слабовато, хиловато, бледновато и подслеповато: на десять человек шестеро в очках. Наглядно было, что государство заставляет страну жить в военщину, а военщину кормит страной, конечно, не для парадов и маневров».
«Не знаю, – подводит Амфитеатров итог своим впечатлениям, – кто тогда в Германии желал войны, и вообще желали ли немцы войны. Но воздух был напоен войною – и притом войною, заведомо победоносною» («Борьба с немецким богатырем»).
Такие же чувства испытал протопресвитер русской армии и флота Георгий Шавельский, побывавший в 1913 году на праздновании столетнего юбилея Битвы народов при Лейпциге: «Вот она, Германия! Стройная, сплоченная, дисциплинированная, патриотическая. Когда национальный праздник – тут все, как солдаты; у всех одна идея, одна мысль, одна цель и всюду стройность и порядок. А у нас все говорят о борьбе с нею… Трудно нам, разрозненным, распропагандированным, тягаться с нею».
Впрочем, так называемый здравый смысл отказывался драматизировать ситуацию. Максим Горький, например, находил, что Амфитеатров преувеличивает германское могущество. Германская военщина, по словам писателя, была «не так сильна, как… кажется, германские социалисты не допустят страну до войны, а если бы таковая и приключилась, то германский натиск пламенный встретит в России отпор суровый, на коем сломает свои рога».
К концу 1913 года политические страсти поутихли. Канцлер Бетман-Гольвег напомнил сторонникам превентивного удара: «До сих пор ни одна страна не покушалась на честь или достоинство немцев. Тот, кто в этих условиях говорит о войне, должен убедительно сформулировать ее цель и доказать, что иным путем этой цели достичь невозможно… Если в настоящее время имеется в виду начать войну в отсутствие разумных и понятных мотивов, то это поставит под сомнение будущее не только династии Гогенцоллернов, но и Германии в целом. Конечно, мы должны проявлять смелость в нашей внешней политике, но просто размахивать мечом по каждому случаю, когда не затронуты ни честь, ни безопасность, ни будущее Германии, – это не просто легкомысленно, но и преступно».
Государственный секретарь США Уильям Дженнингс Брайан, наблюдая ситуацию со стороны, сделал вывод: «Условия, обещающие мир во всем мире, никогда не были столь благоприятными, как сейчас».
В России, в последний день уходящего 1913 года состоялось Особое совещание с участием министров иностранных дел, военного, морского и начальника Генерального штаба. Обсуждали миссию генерала Сандерса и возможность совместного русско-англо-французского удара по Турции. Председательствующий на совещании Коковцов прямо поставил перед министрами вопрос: «Желательна ли война с Германией и может ли Россия на нее идти?». Сазонов заявил о «принципиальной нежелательности войны с Германией». Военный министр Сухомлинов и начальник Генерального штаба генерал Яков Григорьевич Жилинский «категорически заявили о полной готовности России к единоборству с Германией, не говоря уже о столкновении один на один с Австрией». Наконец, удалось прийти к некоторому согласию. В заключительном слове Коковцов подчеркнул, что считает «войну величайшим бедствием для России», «к каковому мнению присоединились и остальные члены Совещания», согласно протокольной записи.
XV
Рядовые жители Европы и России, встречая 1914 год, не думали, что переступают роковую черту, которая разделит их жизни надвое.
Английские подписчики популярного сборника пророчеств «Альманах старого Мура»[46] с удовлетворением обнаружили, что звезды не предвещают в предстоящем году никаких мировых бедствий.
В Петербурге и по всей России на Новый год бушевали страшные метели.
Столичный «Синий журнал» распространил среди писателей, ученых, артистов новогоднюю анкету с вопросом: «Что будет через 200 лет?» Кто-то из них отделался шуткой, кто-то был настроен на серьезный лад, но, в целом, в ответах преобладал пессимистический настрой: «Люди будут страховать себя от 96 болезней
