Пришедшие с мечом - Екатерина Владимировна Глаголева
«Филин поехал!» – говорили друг другу солдаты, провожая взглядом высокую фигуру в серой шинели и черной двууголке с белым плюмажем, надетой углом вперед.
Услышанное от офицеров прозвище быстро закрепилось за Сен-Сиром, который получил маршальский жезл совсем недавно – в августе, когда сменил неукротимого Удино, раненного в бою против корпуса Витгенштейна. Впрочем, смысл в это слово вкладывали разный. В глазах офицеров маршал был нелюдимом, грубияном, букой, чересчур расчетливым и осторожным, для него баталия – точно шахматная партия. Солдаты же считали, что «филин» – голова: всё предусмотрит наперед, никуда не ринется очертя голову, никем не пожертвует ради собственной славы. И вообще он за всю жизнь не проиграл ни одного сражения! А если и отказался выполнять один приказ Бертье еще в Испании, за что даже попал под арест, так потому что дело там было заведомо гиблое. Но так уж устроен человек, что любит не головой, а сердцем, а Сен-Сир при всех своих достоинствах был не из тех, за кем идут в огонь и в воду. То-то и оно: филины стаей не летают.
…Русские бросили в бой кавалерию. Легран и Мезон медленно отступали по левому берегу Полоты, передовые отряды Мерля отходили с Петербургской и Рижской дорог, занимая оборону в редутах. Речка Полота, делившая город на две части, не позволяла русским помогать друг другу, леса и болота мешали быстро подвести резерв – пока они не получили выгод от своего численного преимущества. День завершился без существенных изменений; Сен-Сир окончательно уверился в том, что Полоцк удастся удержать самостоятельно, посылать за помощью к Ожеро не нужно, только перебросить свою кавалерию через реку и подтянуть конную артиллерию.
На следующее утро лихая атака русских гусар была отбита артиллерийским огнем с тет-де-пона, после чего уланы и конные егери пустились по пятам за гусарами и врезались в русскую пехоту на их левом фланге. Там как раз находился сам генерал Витгенштейн; убить или пленить его было слишком заманчиво; увлекшиеся уланы потеряли осторожность и не успели вовремя повернуть коней, когда на них помчались несколько эскадронов из русских гвардейских полков. Кавалерия понесла большие потери, это было скверно, зато она отвлекла внимание на себя, и Легран сумел отбить передовые укрепления, ненадолго занятые русской пехотой. Однако девятый редут, у кирпичного завода, оказался захвачен бородатыми солдатами в серых шинелях и шапках с крестами, и у Воловьева озера русская гвардия действовала наступательно; Сен-Сир поскакал туда.
…«Нечего там разглядывать, – сказал он лекарю, склонившемуся над его раненой ногой, – перевяжи и проваливай, мне некогда!» Основные силы русских упорно наступали с фронта, тесня французскую пехоту; отчаянная атака кавалерии была отбита русской конницей, но когда лейб-драгуны и лейб-гусары кричали «ура», мощные залпы артиллерии заставили их замолчать. Продолжавшаяся канонада вынудила отойти и бородачей, покинувших девятый редут. В четыре часа пополудни сражение прекратилось; обе стороны подбирали раненых.
Осень, черт бы ее побрал! Холодная, промозглая осень, норовящая прикрыть свои грязные обноски расползающейся в слякоть накидкой снега. Вечерняя мгла проливается внезапно, затопляя всё вокруг, утром солнце нехотя всплывает в хмурое небо… И нога чертовски болит…
В десять часов утра, когда неприятели смотрели друг на друга, не трогаясь со своих позиций, прискакал ординарец генерала Корбино: от Дисны по левому берегу Двины наступает русский отряд в пять тысяч штыков, пришлите подкрепление. Сен-Сир отправил за реку генерала Амея с тремя пехотными полками и несколькими эскадронами кирасиров: пусть сдерживают русских до ночи, не позволяя перейти через Ушачу, нынче темнеет рано. Но в два часа дня от Корбино прибыл адъютант: русских двенадцать тысяч, их долго не удержать.
Полоцк придется оставить, иначе он превратится в захлопнувшуюся мышеловку. Однако отступать надо скрытно, а не у всех на виду. Держитесь! Необходимо дотянуть до темноты. Ну вот и туман – такой густой, что его можно резать ножом. У осени всё же есть свои преимущества.
Русские остановились в четырех верстах от города, сегодня они дальше не пойдут. Сен-Сир отправил ординарца к генералу Обри: пусть начинает выводить артиллерию на левый берег Двины. Боеприпасы и провиант бросить здесь, как ни жаль; Легран, Мезон и Мерль последуют за артиллерией, причем именно в таком порядке; баварцы составят арьергард.
Какой осел поджег магазины?! Два часа ночи! Артиллерия еще не вскарабкалась по грязи на высокий берег, а русским теперь будет видно всё, как днем! Так и есть: у них затрещали барабаны. Хорошо, что они за Полотой, рвом и двойным палисадом, а мост всего один. Кстати, надо будет разрушить мосты через Двину.
В темноте слышался плеск, отрывистые команды – русские переходили речку вброд. «Ура!» Вспышки выстрелов пронзали темноту длинным пунктиром, впиваясь в наступавшие шеренги, но топоры продолжали стучать: по телам упавших бородачей упорно лезли другие – рубить второй палисад… «Ура!» Другой русский отряд пробирался по мосту, окрашивая его в алый цвет своей кровью. Дьяволы! Штыковой бой закипел на улицах – в узких мрачных ущельях, изредка озаряемых отсветами пожара; увидев друг друга в случайном свете выстрела, противники бросались убивать наугад, живые спотыкались о мертвых, плотная человеческая масса копошилась, стонала, ползла…
Ровно три месяца назад французы тоже отходили ночью на левый берег Двины. Тогда был ранен Удино, и командование принял Сен-Сир. На другой день, в три часа пополудни, он застиг русских врасплох, напав на них тремя колоннами у деревни Спас. В том бою старый генерал Дерой получил пулю в брюхо и к вечеру помер, его сменил барон Вреде. Теперь уже Вреде предстоит повторить этот подвиг: пусть нападет завтра со своими баварцами на русский корпус, подошедший из Риги.
Сен-Сир не доверяет этому немцу: какой-то он… мутный, да. Он как червь, у которого голова и задница выглядят одинаково: не поймешь, то ли хвостом вильнет, то ли укусит. Включать в свою армию побежденных врагов – большая глупость; Наполеон поступает так из тщеславия, которое еще выйдет ему боком. Плохо то, что за свои ошибки он заставляет платить других.
Мерль молодец: умудрился вывезти весь обоз и не потерял ни одного из ста сорока орудий. М-м-м, как болит нога… У дурака-лекаря вышла вся опиумная настойка, а взять больше негде. Кажется, начинается жар. Командиру нужна ясная голова, не отдавать же приказы в лихорадке. Пускай теперь командует Легран – под ним всего лишь убило лошадь, а рана его – простая царапина.
* * *
«После двухдневного упорнейшего и
