Николай Никитин - Северная Аврора
– Он туп, – продолжал француз. – Он помалкивает потому, что не хочет показаться дураком. Это кукла, выполняющая инструкции Вашингтона и консультантов вроде полковника Хауза. Честное слово! Не будь их – он пропал бы… Это – улыбающееся привидение.
Линдлей не выдержал и рассмеялся.
Машина выехала на берег реки. Потянуло теплым, влажным воздухом и гнилостным запахом прибрежной тины. На аллее бульвара толпились английские и американские солдаты и матросы. Горожан не было видно. Вдали, за старинным Петровским зданием таможни, горели фонари, красный и белый. Северная Двина также была расцвечена огнями. Сейчас на ней уже стояла эскадра интервентов из четырнадцати судов.
После ухода своих коллег Френсис остался один в кабинете. Несмотря на теплую погоду, он вечно зяб, и ему. растопили белую изразцовую печь. Ярко, с треском пылали разгоревшиеся поленья, бросая блики трепещущего света на ковер и наполняя комнату уютным теплом.
Френсис рассматривал карту России. Его интересовали реки: Пинега, Северная Двина и Онега. Морщинистая рука Френсиса двинулась за пределы Архангельской губернии, к хребту Урала. Пальцы миновали Сибирь и остановились на Приморье. Леса, руды, все несметные богатства русской земли неудержимо влекли к себе Френсиса. Те миллионы акров американских лесов, об эксплуатации которых он думал тридцать лет назад, сейчас показались ему мелочью. Теперь все это можно было взять здесь, в России… Сколько денег!
– Вы, наверное, устали, сэр? – неслышно входя в кабинет, спросил слуга. – Постель готова.
Раздеваясь при его помощи, Френсис почувствовал себя действительно разбитым. Болело дряхлое, старческое тело, ныла поясница.
Отпустив слугу и удобно улегшись в постели, Френсис вдруг вспомнил, что третьего дня советское правительство обратилось к народам Англии, Франции, Италии, Америки и Японии с призывом выступить против интервенции. Сегодня ему доложили, что большевики готовят еще какой-то протест и завтра или послезавтра предъявят его американскому консулу в Москве.
«Как это наивно! – усмехнулся Френсис. – Как будто у Европы и без них не хватает собственных забот! Там еще идет война».
Конечно, теперь она недолго протянется. Германию не спасет вывезенный ею украинский хлеб, в результате войны она выдохнется. Пока будут длиться дипломатические переговоры с этой страной, промышленность которой еще так недавно осмеливалась конкурировать с американской, здесь, в России, час от часу будет разгораться другая война. Солдаты-кондотьеры всегда найдутся. Арсеналы ломятся от оружия… Не бросать же его! Оно непременно будет пущено в дело. Война – весьма доходное предприятие. Даже ее последствия выгодны: разоренные страны легче поддаются эксплуатации. И совсем не идеи, а деньги управляют миром. Деньги! Ценности! Каин несомненно убил Авеля из-за какого-нибудь жалкого барана!
«Каин был деловой человек, – опять усмехнулся Френсис. – Но главное не это… Главное, задушить советскую власть… Я поступил мудро, своими руками создав этот северный мятеж. Теперь интервенция должна развернуться шире. Мы вошли с черного хода… С Владивостока и с юга войдут другие силы. Там будет парадный ход…»
Он улыбнулся.
«Когда будет свергнута советская власть, Россию следует расчленить. Конечно, не Британская империя, уже запутавшаяся в долгах, с разбросанными по всему миру владениями, а Россия, с ее огромным и монолитным жизненным пространством, является конкурентом Америки. Но ее не будет, этой России…
На Украине, в Финляндии, в Прибалтике могут остаться правительства, уже учрежденные немцами. Но эти правительства, конечно, необходимо будет прибрать к рукам… Добиться этого будет нетрудно. Первые шаги уже сделаны. Кавказ? Здесь дело не обойдется без Турции. Средняя Азия? Возможно, что Англии придется выдать на нее ограниченный мандат. Однако Великороссия и Сибирь должны принадлежать всецело Америке: великолепный рынок, сырье и дешевый труд».
«А Польша? Форпост… – уже сквозь сон спросил себя Френсис. – Да я еще забыл о Крыме. Как велика Россия!..»
9
Генерал Пуль купил всех, кого мог, все предусмотрел и считал, что теперь дело должно идти как по маслу. Поэтому его раздражали даже те мелкие недоразумения, с которыми ему все-таки приходилось сталкиваться.
Он вызвал адъютанта и накричал на него:
– Черт знает что!.. Мне доложили, что на одном из зданий еще висит красная тряпка. До сих пор! Почему вы не следите за этим? Немедленно распорядитесь!
Адъютант учтиво склонил голову. Генерал Пуль, позванивая маленькими шпорами, направился к выходу. На крыльце штаба его ожидали второй адъютант и офицер-переводчик. В три часа генерал должен был посетить некоторых членов «правительства» северной России.
В связи с назначением начальника французской военной миссии полковника Донопа военным губернатором Архангельска «председатель правительства» Чайковский обратился к Пулю с письмом. В этом письме он возражал против назначения Донопа, утверждая, что по русским законам военного времени в компетенцию губернатора входят не только задачи охраны порядка в городе, но и чисто гражданские функции. Поэтому нужен русский администратор. Пуль настаивал на своем и, чтобы разом кончить переговоры, решил лично заехать к Чайковскому. «Этот старый идиот действительно воображает себя министром, – думал Пуль по дороге. – Во всяком случае я буду действовать так же, как в Мурманске. Какие-то эсеры, меньшевики… Не понимаю: что это такое? Сам черт не разберет!»
Его привезли к большому белому дому с колоннами. В приемном зале он увидел кучку людей в черных и серых пиджаках.
«Довольно невзрачное правительство, – ухмыляясь, подумал Пуль. – Кажется, эти люди были и на пристани при встрече». Сейчас они вертелись возле рослого старика с длинной белой бородой и сердитым выражением глаз. Пуль понял, что это и есть Чайковский.
«Нужно поздороваться», – сказал себе генерал. Его красные отвислые щеки тряслись, когда он здоровался с ожидавшими его лицами, точно дергая каждого за руку.
– Надеюсь, вы простите меня: я объясняюсь только по-английски. Ни одного слова по-русски не знаю, – сказал Пуль громким, командным голосом. – Я очень рад познакомиться с вами, господа! Надеюсь, мы будем друзьями. Я солдат. Говорю от души.
Офицер-переводчик, сопровождавший командующего, сразу же переводил его слова.
– Мы, союзники, имеем здесь достаточно сил, – внушительно продолжал Пуль, – и готовы использовать их, если это потребуется. Но мы, конечно, не хотели бы применять никаких крайних мер. С этой целью полковник Доноп и назначен военным губернатором. Россия – наша старая союзница. И я желал бы, чтобы вы, господа, содействовали нам. Я буду приветствовать каждого, кто вступит в славяно-британский легион. Этот отряд будет нами обмундирован, снаряжен и обучен и будет работать под начальством британских офицеров. С британской дисциплиной. Я верю, что вы истинные друзья Англии, так же как и я истинный друг России.
Пуль замолчал. «Что еще надо им сказать?» Мотнув головой и переступив ногами, как лошадь, он добавил, что если кто-нибудь станет мешать союзникам, командование вынуждено будет принять соответствующие меры. Затем он протянул Чайковскому руку, криво улыбнулся остальным и вышел из зала. Чайковский стоял, как манекен, низко склонив голову.
Садясь в экипаж, Пуль вспомнил о большевистской листовке, доставленной ему сегодня. Большевики называли этих людей кучкой лакеев. «Они правы, – подумал Пуль. – Но, к сожалению, это глупые, невоспитанные и нерадивые лакеи, которые за спиной своих господ только и занимаются тем, что обсуждают их поступки».
Ошеломленный посещением генерала Пуля, Чайковский решил пожаловаться американскому послу. Однако в личном приеме «председателю правительства» было отказано. Ему предложили письменно изложить свои претензии, что он и выполнил.
Френсис ответил: «При назначении военного губернатора генерал Пуль несомненно пользовался правом, присвоенным ему по должности начальника экспедиционного корпуса. Нам точно неизвестно, каковы полномочия русского губернатора. Мы знаем только, что полномочия полковника Донопа имеют единственную цель – обеспечить в городе надлежащий порядок и общественную безопасность. Таким образом, они отнюдь не противоречат политическим и административным атрибутам гражданских властей».
Пуль торжествовал. Руки у него теперь были развязаны.
10
В тюрьме заседал военно-полевой суд. Негласным, но непременным и постоянным членом его являлся подполковник Ларри. Он считал своим долгом лично присутствовать и при расстрелах и даже специально надевал в этих случаях парадный мундир.
Тюрьма стояла в центре города. Утром возле нее толпились женщины, нередко с детьми… Одни добивались получения какой-нибудь справки, другие надеялись передать еду своим близким, брошенным в тюрьму. Тюремные стражники разгоняли толпу прикладами, но женщины были упорны: они собирались на соседних улицах либо опять появлялись у тюремных ворот. Их терпение казалось неистощимым.
