Василий Седугин - Князь-пират. Гроза Русского моря
— Продумал я и это. Разграбим мы Фараму и тотчас скроемся на каком-нибудь небольшом острове Эгейского моря. Переждем гнев халифа, а потом спокойно вернемся на Крит. Что, по-твоему, у арабского правителя только и забот, что ловить пиратов?
— Так-то оно так, но риск большой.
— Вся наша пиратская жизнь — один сплошной риск. Если на море не убьют, так на суше какой-нибудь правитель повесит.
— А мне нравится рисковать, — вмешался в разговор Иван. — За дерзкие поступки отец еще в детстве меня наказывал, да мало помогало.
— И кто же ты такой отчаянный? — спросил его Ктесий.
— Русский князь Иван Ростиславич.
— Издалека прибыл. Слышал я про Русь, да только быть там не приходилось. Говорят, где-то за Русским морем располагается.
— Угадал. Вот с этих северных краев приплыл я на Крит.
— Слышал, холод там дикий бывает. Даже вода становится твердой.
— Точно, в лед превращается.
— Как же вы не замерзаете?
— Тепло одеваемся и дома пожарче топим.
— Чудеса… Так, говоришь, привык ходить на лихие дела?
— За что и остался без владения. Теперь вот пиратствую.
— Так это твой корабль сегодня утром причалил?
— Мой.
— Неплохая посудина. А людей твоих на нем сколько?
— Полста человек.
— Наш разговор слышал?
— Краем уха.
— Ну и как моя затея?
— Предложишь поучаствовать, не откажусь.
— Вот это по мне, князь Иван! Как тебе, Стефан, нравится новый соратник? Берем к себе в свои союзники?
— Думаю, надо взять.
Когда возвращались на судно, Иван спросил у Петро, который молчал во все время разговора:
— Что скажешь о предводителях пиратов?
— Прожженные разбойники. Думаю, все моря избороздили. С такими можно кинуться в опасные предприятия.
— Мне они с первого взгляда понравились. Прямо потянуло к ним. Чем-то сродни мне по характеру.
— Да, все это так. Только под твою руку они никогда не пойдут и княжество себе с ними никогда не создашь.
— Поживем — увидим. Чего раньше времени загадывать? Может, и не удастся нигде свой удел заиметь.
Весть о замысле Ктесия быстро распространилась по городу. К удивлению Ивана, многие из пиратов выступили против нападения на арабский город.
— Фараму можем не взять, а бед на себя навлечем с лихвой!
Вечером состоялось совещание капитанов пиратских кораблей. После жарких споров к Ктесию присоединились еще два корабля. Он был и тем доволен.
Неделя ушла на подготовку похода, а затем суда вышли в море и повернули на юг, в сторону Египта. Задувал сильный порывистый ветер, с разгону налетали волны, ударяли в борт, встряхивая посудину, иногда волны перепрыгивали через планширь, забрасывали на палубу пенистую светло-зеленую воду. Ветер усиливался, бил в лицо, низко опустилось рыхлое небо.
— Как ты думаешь, шторм приближается? — спросил Иван у Петро.
Тот наморщил низкий лоб, ответил:
— Кажись, так.
Но вот темнеть перестало, ветер разорвал облака, и на море пролился слабый свет.
— Вроде море начинает успокаиваться, — неуверенно проговорил Петро, вглядываясь в даль. — Вдруг шторм прошел стороной?
К вечеру стало ясно, что он оказался прав. Ночью еще задувал крепкий порывистый ветер, но утро встретило флотилию солнцем, потягивал северозападный ветерок, корабль бежал споро. У Ивана было приподнятое настроение, такая жизнь была ему по нутру, он был уверен в успехе.
Город показался на третий день. Все стали вглядываться в приближающуюся крепость. Она стояла на низком песчаном берегу. Кое-где виднелись пальмы, а так — безжизненная, иссушенная пустыня под высоким раскаленным солнцем.
— Где же они воду берут? — спросил кто-то из моряков.
— И вообще: как они здесь живут? — поддержал его второй.
В порту стояло несколько кораблей, и Ктесий стал строить свои суда полумесяцем, чтобы перекрыть им пути бегства. Скоро заметили, что на крепостных стенах началось движение, там забегали, замахали руками, послышался тревожный звук рога, оповещавшего об опасности, он широко разлился над поверхностью воды: слышимость на море бывает отличной. Вот один, потом второй корабль оторвался от пристани и поплыл в сторону моря, но ему наперерез двинулись суда пиратов. Иван тоже приказал Петро держать курс на одну из купеческих посудин, пытавшуюся вдоль берега улизнуть от морских разбойников. На арабском судне были быстро поставлены все паруса, но ему явно не хватало времени для разбега, и Иван быстро настиг его. Кинули абордажные веревки с якорьками, за борта зацепились баграми, и вот ватага отчаянных людей устремилась на палубу противника. Завязалась короткая схватка. Силы были неравны, скоро часть купеческой команды была перебита, часть сдалась. Иван подошел к оставшимся в живых и поглядел в их лица. Они выражали обреченность: все знали, что пираты не щадят пленных, их или берут в плен и ждут выкупа, или убивают и выбрасывают в море.
— Сражались храбро, — сказал Иван, — а потому я дарю вам жизнь. Русские князья не убивают покорившегося противника. Садитесь в шлюпки и отправляйтесь на берег, благо он недалеко от вас.
Иван говорил по-гречески, и некоторые из пленников его поняли, некоторое время недоуменно смотрели на него, а потом передали приказание остальным. Сначала робко, а потом все увереннее они стали пробираться к двум шлюпкам, укрепленным на корме, спустили на воду, уселись в них и поплыли.
— А теперь на приступ города! — скомандовал Иван Ростиславич.
Он видел, как два судна уже причалили к пристани, с них горохом посыпались пираты, растекаясь между сараев и различных построек; они их крушили и на скорую руку вязали штурмовые лестницы. Между ними бегал Ктесий, подбадривал, подгонял. Наконец, лестницы были готовы, пираты их подхватили на руки и устремились на стены. Оборонявшиеся встретили градом камней и стрелами, но пираты, прикрываясь небольшими круглыми щитами, упорно и настойчиво лезли наверх. На стенах завязалась жаркая схватка.
Неожиданно в разгар сражения открылись крепостные ворота и на пристань вырвались до двухсот арабов. Размахивая кривыми саблями, они напали на осаждавших, ломали лестницы, поражали бестолково бегавших пиратов, добивали раненых.
Положение воинов Ктесия казалось безнадежным, но в это время к пристани причалили еще два судна — Ивана Ростиславича и Стефана, моряки тотчас кинулись в бой.
— Отрезай от ворот! Не дай им вернуться в крепость! — кричал Иван, помня, как его самого отрезали от Галича; сейчас история повторялась, только из жертвы он превратился в ловца.
Преследуя бегущих, пираты ворвались в город. Жестокая резня разлилась по улочкам, велась за каждый дом, за каждую постройку.
Наконец, все было кончено. Оставшихся в живых защитников согнали на площадь. Перед ними с окровавленным мечом ходил Ктесий, еще не остывший от боя, говорил, дико вращая черными глазами:
— Вояки… Нет чтобы сдаться сразу, столько людей моих положили… Рубите их, ребята!
И замахнулся мечом.
Но его руку остановил Иван Ростиславич.
— Негоже, капитан, убивать безоружных. У нас на Руси так не принято.
— Это еще что за защитник поганых выискался? — вскипел Ктесий, пытаясь вырваться из цепких рук Ивана. — Сказано всех подчистую, значит, так и будет!
— Охолонись, Ктесий, — убеждал его Иван. — Какой тебе прок от их жизней? Они исполняли свой долг, и в том нет их вины.
Ктесий огляделся. Его соратники стояли в нерешительности, в то время как вокруг Ивана Ростиславича сгрудились моряки с русского судна. Он посопел, искоса оглядывая присутствующих, потом встряхнул плечами, проговорил хрипло:
— Ладно, черт с ними. Пусть живут, — и, не поднимая головы, удалился с площади.
Два дня шел грабеж города, сопровождаемый поголовной пьянкой и шумным весельем. На третий день корабли отправились в обратный путь.
Кандия встретила флотилию Ктесия с восторгом. Действительно, такой добычи пираты не привозили очень давно. С завистью смотрели на богатства, которые сгружались с судов и делились между участниками похода. Многие жалели, что не присоединились к Ктесию, и открыто об этом говорили, высказывали недовольство своим капитанам.
Начались шумные пиры. На другой день после возвращения к Ивану подошел Ктесий с двумя кубками вина и, протягивая один из них, проговорил миролюбиво:
— Давай выпьем, князь. Ты показал, что умеешь воевать. Если бы не твои ребята, туго бы мне пришлось. А про размолвку на площади забудь и зла на меня не держи.
— Я думал, это ты обиделся…
— В бою всякое бывает, да и после него… Но ты поступил благородно, а я это умею ценить.
Они выпили вино, обнялись и направились к пирующим.
Петро Павлов возвратился из Фарамы капитаном своего судна: это был захваченный в бою арабский корабль, его подарил ему Иван Ростиславич. Счастье переполняло грудь бывалого моряка, его трубный голос то и дело раздавался над морскими просторами. Сбылась его первая мечта — заиметь свою посудину, а что касается второй — завести семью, — он не сомневался, что в скором времени случится такое; он был крепок, силен, красив лицом, девушки заглядывались на него, только глазом моргни.
