Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
В середине лета, навстречу Пугачёву вышел отряд под командованием полковника Толстого, но и его одолели пугачевцы. Двенадцатого июля, штурмуя предместья и основные районы Казани, мятежники взяли город. Оставшийся в городе гарнизон, заперся в казанском кремле и приготовился к осаде. В городе начался сильный пожар, огонь неумолимо подбирался к кремлю. Но тут, Пугачёв, получив известие о приближении войск генерала Михельсона, вывел свои отряды из горящего города.
Государыня, получив пренеприятнейшее известие о пожаре в Казани, была повержена в тяжелейшее состояние духа. Семь лет назад, посетив сей город, она оставила там частицу своего сердца. Она всегда с восторгом и благодарностью вспоминала, как ее встречал многонациональный казанский народ. Теперь же, благодаря нерадивости, медлительности и нерешительности генерал-поручика, князя Федора Щербатова, еще и награжденного Георгиевским крестом, было сожжено две трети огромного города: из почти трех тысяч домов осталось лишь восемьсот десять. Погибло около тысячи жителей. Императрица всекрайне гневалась. Захар Чернышев доложил, что самозванец Емелька ускользнул от преследования. Распоряжения генерал-поручика князя Щербатова ему неизвестны; непонятно зачем тот направился к Оренбургу, такожде неизвестно куда девались набранные дворянством эскадроны и малороссийские казаки.
– Как посмел сей генерал Щербатов, оставить местных губернаторов «самим действовать к водворению порядка»? Императрица цитировала слова Щербатова с издевкой. – Зачем ему надобно было бросить Казань и идти на Оренбург к князю Голицыну?
– Не ведаю, государыня, – отвечал Захар Чернышев, хмуря брови и морща лоб.
Государыня кривила губы, метала злой взгляд в пространство.
– А Пугачев не дурак, – говорила она язвительно, – сумел скрыться от преследования Ивана Михельсона и, знай, собирает себе новых бунтовщиков. Теперь все Поволжье заполнено мятежниками!
– Государыня, следует князя Щербатова отрешить от командования и немедля послать достойного военачальника, – прозвучал решительный голос Потемкина. Екатерина согласно кивнула.
– Мало того, – сердито добавила она, – несмотря на его прежние турецкие заслуги, я отставлю сего героя от службы с запрещением жить в двух столицах. Видеть его не желаю! А вас, господа, я более не держу, прошу вас поупражняться о мерах, которые помогут скорее взять главного мятежника.
Все молча, понурившись, вышли. Остался токмо Потемкин.
Екатерина в великом раздражении ходила по кабинету, заворачивая и разворачивая свои широкие кружевные рукава робы, пока Потемкин не взял ее за руку и не усадил рядом с собой. Успокоив ее, он принялся настойчиво советовать ей назначить новым главнокомандующим опального генерал-аншефа, Петра Ивановича Панина.
Екатерина молчала. Не любила она оного генерала, погубившего шесть тысяч солдат при взятии городишка Бендеры. Буде был там Суворов или Алексей Орлов, потерь таковых бы не случилось… На собравшемся через два дня Государственном Совете, императрица не приняла оправданий Щербатова, он был уволен со службы и выдворен с обеих столиц.
Потемкин же в оное трудное время, порадовал государыню своей неуемной энергией и распорядительностью. По ее просьбе он подготовил рескрипт князю Голицыну Петру Михайловичу о принятии командования от князя Щербатова. Григорий Александрович Потемкин собирал полки, дислоцированные в соседственных губерниях для переброски против пугачевских войск. Мятеж, однако, коий считали подавленным, к большому негодованию императрицы, разгорался с новой силой.
* * *
Григорий Потемкин и князь Григорий Орлов сидели за столом, разговаривая об ушедшем в мир иной друге Бибикове и об оде на его смерть подпоручика лейб-гвардии Преображенского полка Гаврилы Державина. Вошла императрица, дотоле пребывавшая в своей опочивальне. Они встали. Екатерина с удивлением взглянула на обоих бывших друзей: их давненько не можно было заметить вместе.
– Об чем ведете беседу? – спросила она, усаживаясь рядом с Потемкиным.
– Сожалеем об смерти Бибикова, нашего общего друга, – ответил в сильной печали Орлов.
Лицо Екатерины сразу потускнело, сказала с грустью:
– Да, редкий был человек! Не верится, что его более нет. И как разительно отличается от него брат его, Василий Ильич.
– Василий Бибиков – законодатель мод, на уме коего токмо щегольство, теперь он такожде в великой горести, – заметил Орлов.
Потемкин усмехнулся:
– Помню, перед самой поездкой на театр военных действий с турками, встретил я нашего камергера Василия Бибикова в императорской приемной. Все придворные токмо на него и глазели.
Потемкин намеренно сделал паузу. И Екатерина и Орлов внимательно слушали и с интересом ждали продолжения. Григорий Александрович уж хотел продолжить свой анекдот, но императрица вдруг весело рассмеялась:
– Ах, да! Помню, помню! – замахала она рукой. – На нем был суконный красный кафтан, шитый золотом. Весьма красивый кафтан, ни у кого подобного не было!
– Не было… Вот все и таращились, – заметил Потемкин с усмешкой.
– Да, но каковой из него учинился управитель придворного театра! – заметила императрица. – Он, вестимо, не похож ничем на брата. Но тоже хорош!
Мужчины переглянулись.
– Да, уж, Ваше Величество: и он, и друг его Сумароков, помешаны на театре, – отметил Орлов с улыбкой.
Заговорили о том, что жена Бибикова, Анастасия Семеновна, находится в крайнем горе и ни за что не соглашалась на просьбу дворянства Казани захоронить его в их городе.
Тело Бибикова уже перевезли в его костромское имение в Борщовку. Екатерина объявила о желании ехать на похороны, но недомогание не позволило: ее подташнивало и знобило.
Императрица повелела провести расследование касательно необычайно быстрой смерти Бибикова. Через неделю она вместе с Потемкиным выслушала доклад по оному делу. Из следственного заключения следовало, что чрезвычайное напряжение последних четырех месяцев ослабили его здоровье, однако, узнав о победе под Бердою и освобождении Оренбурга, он выехал туда из Казани. Почувствовав себя худо, остановился в Бугульме, где и умер.
Следствие подозревало отравление его агентом польских конфедератов, хотя официально причиной смерти назвали холеру.
Екатерина рвала и метала: примерно ей отмстили поляки!
Потемкин протянул лист бумаги императрице.
– Вот, государыня-матушка, извольте посмотреть оду поручика Державина на смерть своего друга Бибикова.
Екатерина приняла бумагу, но тут же вернула.
– Григорий Александрович, прочтите сами. Не имею при себе окуляров.
Потемкин, прочистив горло, прочел торжественно:
«Он был искусный вождь во брани,
Совета муж, любитель муз,
Отечества подпора тверда,
Блюститель веры, правды, друг;
Екатериной чтим за службу,
За здравый ум, за добродетель,
За искренность души его.
Он умер, трон обороняя. (Тут Екатерина не сдержала слез.)
Стой, путник! Стой благоговейно.
Здесь Бибикова прах сокрыт».
– Григорий Александрович, – сказала императрица, утирая слезы, – передайте своему другу, пииту Державину, благодарность от
