Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Проезжая мимо дворцов Воронцова и Шувалова за Невской перспективой, он засмотрелся на их поместья.
– Красивая усадьба у Ивана Ивановича Шувалова, – отметил Потемкин. – Кто его строил, не ведаю.
– Архитектор Савва Иванович Чевакинский, – отозвалась Екатерина, – при мне строили, кажется в пятидесятых годах. Красивое здание, но я не поклонница барокко.
– А мне нравится его главный фасад с выступами и полуколоннами. Приятно зрить.
– Сказывают, Шувалов продает его и даже уже известен покупатель.
– Продает?! А кто покупает? – спросил Потемкин, не отрывая глаз от панорамы за окном.
– Генерал-прокурор Александр Вяземский.
– Хм. Зная, что вы, голубушка моя, не любите барокко, он всенепременно будет перестраивать его, помяните мои слова! Токмо испортит весь вид.
– Отчего же, всенепременно, Гришенька? – засмеялась Екатерина и показала глазами на дворец Строганова, который как раз проезжали на пересечении Невской перспективы с рекой Мойкой. – Вот дворец – красавец! – восхитилась она.
– Да, тут ничего не попишешь! У Строганова отменный вкус! Да и Растрелли постарался.
– Мне нравится, что весь огромный дворец выдержан в таковом строгом стиле.
– Да. Дворец представляется парадным, понеже здесь много скульптурных декораций с кариатидами и картушами, обрамляющими окна, – комментировал Потемкин, как заправский знаток архитектуры.
Они уже проехали дворец, но Екатерина, дабы не отстать от «знатока», дополнила свое мнение:
– Мне нравится львиная маска над аркой проезда во внутренний двор здания. А какие произведения художников в его галерее!
– Любопытно, каковые же? – вопрошал Потемкин, насмешливо поглядывая на нее, уверенный, что она не вспомнит.
– Хочешь, дабы я перечислила их тебе? – уточнила Екатерина.
– Нет, коли не хочешь – нет.
– Отчего же? В его галерее представлены произведения Пуссена, Греза, Ботичелли, Мартини, Рембрандта, Ван Дейка, Бронзино, Тинторетто, Рубенса, Буше, Лоррена, и других мастеров живописи.
Лицо Потемкина с каждым названным именем, все более выказывало уважительное удивление. Перечислив всех, Екатерина остановилась, и он миролюбиво поведал:
– Я был у него лишь единый раз. Особливо мне понравились Арабесковый зал и Минеральный кабинет.
– Строганов – необыкновенный человек! Жаль, что толико времени он проводит в Париже с молодой женой. Ты ведь знаешь, что с первой он развелся из-за меня? – спросила Екатерина.
Потемкин, резко оторвавшись от окна, повернулся к ней.
– Что значит: из-за тебя?
Екатерина улыбнулась: паки повод к ревности!
– Они разъехались, как токмо я взошла на трон, – пояснила она. – Жена его, Анна Михайловна, урожденная Воронцова, дочь вице-канцлера, не потерпела, что Строганов был на моей стороне, а не на стороне императора Петра Федоровича.
Потемкин поморщился:
– Понятно: политика! Дочь опального канцлера, понятно, была за отца.
– Ну, как можливо было не любить умника и красавца Строганова? (она покосилась на Григория: не ревнует ли?) Через семь лет, – продолжила она, – в него влюбилась дочь обер-прокурора, красавица Екатерина Петровна Трубецкая, лет на двадцать младше его, с коей он теперь пребывает во Франции. Она родила ему уже двоих детей.
Карета подъезжала назад к Зимнему дворцу.
– Вот оно, – картинно воскликнул Потемкин, – самое красивое здание во всем Петербурге! И в нем живет моя красавица – императрица!
Екатерина порозовела. Улыбаясь, она отозвалась:
– Сей дворец, доподлинно красавец! Растрелли строил Зимний Дворец для единой славы Всероссийской! Жаль сей великий зодчий уже три года как почил в мире ином. У нас теперь творят Фельтен, Вален-Деламот и Ринальди.
– Что-то мне подсказывает, что Растрелли все ж никто не превзойдет, душа моя, – довольно категорично заявил Потемкин, целуя ей руки.
Екатерина неопределенно пожала плечами. Глядя на него светящимся взглядом, она, как пропела:
– Не ведаю, посмотрим, свет моих очей, Гришененок. Жизнь покажет…
Они немного помолчали. Пора было выходить из кареты. Екатерине не хотелось: сей же час у Григория появятся дела и она останется одна.
– Кстати, милый Гришенька, ты не знаешь, как губернатор Николай Корф в шестьдесят втором году избавился от ненужного стройматериала после завершения строительства Зимнего?
– Как не знаю! Все об том говорили. Да и своими глазами видел!
– Ты и это знаешь!
– Убрал мусор он действительно гениально: в один день разрешил горожанам прийти и забрать то, что им приглянется. Так даже до щебня и мусора нашлись охотники.
– Гениально! Уважаю таковых людей! – говорила Екатерина, не сводя глаз с Григория.
– Ну, как твоя головная боль? – заботливо испросил Григорий Александрович, – помогая ей выйти из кареты.
– Свежий воздух лечит, но самое лучшее лекарство – твое присутствие около моего боку, – ответствовала, блестя глазами, Екатерина.
* * *
Вместе с Олсуфьевым и Елагиным государыня Екатерина Алексеевна готовила наградные бумаги для проявивших себя военачальников. Все кандидатуры она подробно обсудила с Григорием Потемкиным. Было решено графа Александра Бибикова произвести в подполковники лейб-гвардии Измайловского полка. Рейнсдорпа многие подчиненные ненавидели, однако, Екатерина положила представить его к Александровской ленте. Генерал-майоров Мансурова и Фреймана – к Анненским лентам, князя Голицына Петра Михайловича, первым нанесшим крупное поражение мятежникам под крепостью Татищевой – орден Святого Александра Невского.
Намеревалась наградить и некоторых генералов с турецкого фронта, но положила повременить: фельдмаршал Петр Румянцев полагал сей весной завершить войну с Портой. Он разделил пятидесяти тысячную армию на четыре части, возложив основные военные действия на генералов Суворова и Каменского, наделив обоих свободой действий. Что ж, недолго осталось ждать.
В середине апреля в пятидесяти верстах от Яицкого городка, генерал-поручик Павел Дмитриевич Мансуров схватился с казаками у реки Быковка и одержал победу. Казалось, еще немного и Пугачев будет схвачен.
Вскоре пришла нежданная печальная весть о главнокомандующем графе Бибикове. Екатерина была, как громом поражена, когда узнала о его смерти. Из-за весенней распутицы, известие о его смерти достигло столицы токмо в конце апреля.
По смерти главнокомандующего Бибикова, генерал-майор князь Петр Михайлович Голицын ожидал назначение на его место, но первого мая Екатерина поручила командование отличившемуся на турецкой войне, командовавшему войсками в Казани, генерал-поручику Федору Федоровичу Шербатову, как старшему по званию. Неизвестно почему, князь Голицын задержался в Оренбурге на три месяца, дав тем самым передышку Пугачеву, коий сумел за то время собрать на юге Урала новые войска.
В самом начале лета, генерал Михельсон и Пугачев сошлись в боях на реке Ай, но ни одна из сторон не получила успеха. Отступив на север, Пугачёв перегруппировал силы, пока Михельсон отошёл к Уфе, чтобы отогнать отряды башкир, действовавших у города, и пополнить запасы боеприпасов и провианта.
Воспользовавшись передышкой, Пугачёв направился к Казани. Ему удалось взять Красноуфимскую крепость. В середине июня авангард его войска, под командованием Ивана Белобородова и Салавата Юлаева, подошёл к городку Осе и блокировал крепость. Четыре дня спустя сюда пришли основные
