Северный лес - Дэниел Мейсон
Все восемь часов, что они ехали от Спрингфилда, Фален был втиснут между толстяком в сиреневых бархатных панталонах и молодоженами, которые кормили друг друга орехами из дребезжащей жестянки. В дилижансе было тесно – все четыре ряда были забиты до отказа, багаж скрипящей башней высился на крыше, туго натягивая веревки. Напротив Фалена сидел молодой врач, чей сосед, пожилой господин, узнав о его профессии, всю дорогу от Беттсбриджа перечислял многочисленные недуги, постигшие его с тех пор, как шесть лет назад он съел тухлого лосося.
Утро было холодным, и чем выше они поднимались в горы, тем холоднее становился воздух, но Фалена согревали (пожалуй, даже слишком) прижатые к нему тела. В начале путешествия толстяк повернулся к нему и попытался завести разговор – мол, откуда он и что привело его в эти края, но, не встретив поощрения, вступил в общую беседу о лососе и, когда пришел его черед, стянул туфлю и чулок, чтобы показать врачу болячку на ноге. Когда они достигли Корбери и пошли обедать в трактир, с врачом успели посоветоваться все пассажиры, кроме Фалена и молодоженов, которые были слишком юны, слишком здоровы, слишком заняты.
Оттого ли, что в Корбери у него были дела, или просто потому, что ему надоело безвозмездно раздавать советы, в дилижанс врач не вернулся. Но если остальные пассажиры и надеялись, что теперь в повозке будет свободнее, их ждало разочарование: в последнюю минуту к ним присоединился молодой разъездной священник и, скользнув на свободное место, безо всяких прелюдий пустился в проповедь. Два часа говорил он о порочности учителей танцев и вреде яблок, порождающих пьянство, – предметах, столь же интересных для Фалена, как обморожение и круп. Лишь когда речь зашла о вреде рабства, Фален начал слушать внимательно. Проповедник рассказывал о мальчике, который родился свободным, но был выдернут из жизни в Нью-Йорке работорговцами, и о смелых людях, которые его спасли. Разве не изрек однажды Иов: “Сокрушал я беззаконному челюсти и из зубов его исторгал похищенное”? Долгое время голос проповедника разносился по дилижансу, но вот наконец вдалеке послышались звуки горна, и повозка задребезжала по мостовой, и за окном показался людный вечерний Оукфилд. Пассажиры принялись застегивать куртки, поправлять шляпы и шарфы, а Фален наклонился к священнику и поблагодарил его за прекрасную речь.
– Весьма признателен, – ответил тот. Приятно встретить добродетельного человека. Порой трудно угадать, на чьей стороне твои попутчики.
* * *В том, что его добыча прячется в горах над Оукфилдом, Фален уверился через две недели после того, как приехал в Массачусетс якобы продавать страховку – занятие, о котором он знал ровно столько, чтобы утомлять любопытствующих, служившее, однако, хорошим поводом задавать вопросы о домах и их обитателях. Но и любопытствующие попадались редко – страховщиков, в отличие от врачей, не осаждают в дилижансах. Останавливаясь в гостиницах, он исправно заносил в книгу свое настоящее имя, и вскоре о нем уже никто не помнил. Лицо у него было худое и заурядное, волосы такие тусклые, что трудно было описать их цвет. Мускулистую фигуру он скрывал под мешковатой курткой, а светло-коричневую касторовую шляпу со светло-коричневой лентой надвигал на лоб.
Маскировка была неслучайной, за двадцать лет работы он довел ее до совершенства. И действительно, Фален выглядел так неприметно, что порой ему даже приходилось убеждать клиентов, что он готов применять силу. Сила, однако, требовалась редко, и он этим гордился. Превыше всего Фален ставил осторожность. Закон был на его стороне и запрещал любое вмешательство в поиски и возвращение чужой собственности. Но страну охватила такая лихорадка, что подчас страсти накалялись, усложняя работу и привлекая ненужное внимание к Фалену и его нанимателям. Да, некоторые его собратья и не пытались скрываться – безобразные неотесанные любители махать кулаками, точь-в-точь пираты, изображенные аболиционистской прессой. Но такие люди, по мнению Фалена, привлекали к себе слишком много внимания даже в местах с южными симпатиями, что уж говорить о лицемерах Севера. А в их ремесле – взять хотя бы нынешнее задание Фалена в сердце вражеской территории в горах Массачусетса, – в их ремесле без скрытности не преуспеть.
Скрытность, разумеется, имела свою цену. Когда он называл клиентам гонорар, многие присвистывали или тихо чертыхались. Но одно дело послать банду местных громил с собаками и кандалами на ближайшее болото и совсем другое – преследовать безнадежный случай вдали от линии Мейсона-Диксона[20]. Иногда на этом разговор и заканчивался, но поскольку его репутация говорила сама за себя, обычно клиенты не спорили, даже если стоимость его услуг сильно превышала стоимость самого раба.
В деле с девчонкой и младенцем, которое привело его той осенью в холмистые, заснеженные края Массачусетса, было неясно, что двигало его нанимателем – мэрилендским плантатором с длинной шеей и покатыми плечами, владевшим двумя десятками мужчин и женщин. Пол беглянки наталкивал на определенные выводы, хотя клиент утверждал, что его главная забота – покончить с волной побегов. Это уже третий случай за осень, и он обязан наказать ее в назидание остальным.
Разумеется, подумал Фален, даже самое суровое наказание невольники будут взвешивать против ужасов рабства, – именно поэтому у него так хорошо шли дела.
Он не сказал этого вслух. Сидя в тот день напротив плантатора, он слушал молча и лишь раз сделал глоток виски, которым его угостил старик.
Девчонка, Эстер, восемнадцати лет, с маленьким ребенком, пропала три недели назад, поисковый отряд, отправленный за ней в Пенсильванию, вернулся ни с чем. Он знает, что у нее на уме, сказал плантатор. Он продал отца ребенка несколько месяцев назад, но тот бежал с корабля в Бостоне. Его схватили, он снова бежал, говорят – в Канаду. Плантатор не сомневался, что девчонка направляется к нему. Как она узнала, где он, как такие сведения попали к ней за пятьсот, шестьсот миль – загадка, хотя, вероятно, способы существуют.
Фален слушал. Да, способы существуют, сети, пути, которыми путешествуют вести и люди. Но и у него есть свои сети. На Севере более чем достаточно мужчин и женщин, возмущенных тем, что их соседи-аболиционисты нарушают закон. Продающих южанам заклепки и детали для ткацких станков, покупающих на Юге сукно.
Она маленькая, продолжал плантатор, темнее обычного, нос не приплюснутый, все зубы на месте. Волосы короткие – у них недавно была эпидемия вшей, и он заставил ее остричь их. Пригожая и сильная, немного обучена грамоте, в поле работает не хуже мужчины. Что до опознавательных знаков – тут он помедлил, будто с усилием что-то припоминая, хотя Фален
