Росские зори - Михаил Павлович Маношкин
Россы ринулись вперед и смяли прикрытие обоза. Сеча была лютой. Сарматы отчаянно защищались, спасая свою добычу, а россы упорно рвались вдоль обоза дальше. Оставив копья, сарматы взялись за мечи и, держа их в обеих руках, рубились бешено. Но еще яростнее дрались россы. Сознавая, что их почти в два раза меньше, чем степняков, и что от исхода схватки зависит как их собственная судьба, так и судьба пленных, они врывались в гущу врагов и отжимали их от повозок. Кто-то уже освободил группу пленников-мужчин, и они тоже схватились за оружие, кто-то лихо налетел на кучку степняков, сшиб одного за другим двоих и сам упал с рассеченной грудью. Бесстрашно сражались трое братьев и пали все трое, но и сарматов от их мечей полегло немало.
Натиск россов был так яростен, что степняки дрогнули. Бросив половину обоза, они погнали оставшуюся половину к Данапру. Десятка полтора конников прикрывали их отход. Освобожденные пленники-мужчины уже все как один участвовали в битве, а женщины с ужасом в глазах следили за сражением, вскрикивая каждый раз, когда падал свой. Но уже сказывался перелом в битве: сарматы отступали к реке, а россы преследовали их. Однако передняя половина обоза вместе с пленниками удалялась. Даринка и Авда находились около последней телеги.
Останя отчаянно рванулся вперед, не видя, а чувствуя, что рядом с ним Кос и Фалей. Еще немного, и они сшибутся с пятерыми сарматами, а за ними уже повозка с Даринкой и Авдой, но Кос вдруг вылетел из седла — сарматское копье глубоко вонзилось в него. Останя с размаху обрушил на голову сармата меч, Фалей уже рубился с двумя степняками, а повозка с пленницами продолжала удаляться.
Сарматы опять сомкнули строй, в середине которого находился начальник отряда Фаруд. Россы с новой силой ринулись вперед. Останя направил Лося в середину сарматского строя, поднял на дыбы, мечи сшиблись, от второго удара сармат грохнулся наземь, Фалей достал другого сармата, еще два степняка пали от рук других россов.
А обоз уже скатывался к Данапру. На низком противоположном берегу с луками наготове выстроились сотни полторы сарматских конников, а на воде, недалеко от правого берега, стоял караван судов. Как только показался обоз, сопровождаемый редкой цепочкой всадников, от судов к берегу устремилось десятка два лодок, а на левом берегу запели тугие сарматские луки. Стрелы взвивались ввысь, пролетали над Данапром и вонзались в землю, отсекая от обоза как россов, так и сдерживающих их сарматских воинов. Видя, что соплеменникам на правом берегу уже не помочь, левобережные сарматы спасали оставшуюся добычу, предоставив Фаруда и его бойцов их собственной участи.
Под прикрытием лучников конвойные спустили повозки к воде, торопливо перегрузили добычу в лодки, перегнали туда пленных и отчалили от берега. Телеги они бросили на берегу, а коней загнали в воду, чтобы переправить на левый берег вплавь.
Россы покончили с сарматским заслоном и остановились, тяжело дыша. Половина пленников — в их числе Даринка и Авда — стали для них недосягаемы. Сарматы увозили с собой не менее двадцати россов, обреченных на рабство.
Оставалось последнее средство: обмен пленными. Фалей крикнул:
— Зенон, сын Фаннея! Фарак, сын Форгобака! Мы предлагаем вам обменять всех россов на пленных сарматских воинов, коней и оружие!
На судах не отвечали, конники на левом берегу возбужденно заговорили.
— Зенон, сын Фаннея! — продолжал Фалей. — ты нарушил закон гостеприимства, отныне тебе нет больше пути в росские земли! Отдай пленных — тогда ты опять сможешь здесь торговать!
Лодки достигли судов, сарматы перегнали пленных на палубу, перегрузили добычу. Несколько лодок миновали купеческий караван, ведя за собой плывущих коней. Матросы поднимали якоря.
— Фарак, сын Форгобака! Среди пленных твой брат Фаруд! Мы возвратим его живым и невредимым и вместе с ним остальных воинов, их коней и оружие — отдай пленных россов!
Останя толкнул Фаруда в бок, давая степняку понять, чтобы отозвался. Фаруд выступил вперед, выкрикнул несколько слов, вызвавших оживление среди левобережных сарматов. Ему ответили, но ответ не обрадовал степняка. Он зло взглянул на своих недосягаемых соплеменников, потом посмотрел назад, за спины стоящих рядом россов, и ссутулился, сник.
Эллины на судах по-прежнему молчали. Якоря были уже подняты, весла, как крылья, вскинулись над водой, и караван сдвинулся с места, отдаляясь от берега. Потом на кораблях одновременно поднялись и наполнились ветром паруса.
Останя смотрел на них в отчаянии: Даринку увозили неведомо куда. Тут до его слуха донесся глухой шум — так бежит по земле большой табун. Россы обнажили мечи, готовясь к новой неожиданности. Неужели готы?
Со стороны предзакатного солнца к Данапру спешила конная дружина. Розовели шлемы, наконечники копий и щиты, поблескивали нагрудники и брони. Свои! Останя почувствовал, что устал, выдохся, и его товарищи почувствовали то же. Они сделали все, что могли, что было в их силах. Наградой им были освобожденные из сарматского плена соплеменники, многие из которых не скрывали радостных слез.
В переднем всаднике Останя узнал Ивона. У места недавней битвы дружина замедлила бег коней и остановилась, образовав полукруг. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, какой жестокой была сеча: здесь на одного павшего росса приходилось двое степняков.
Дружина обнажила головы перед бесстрашными бойцами, отдавшими свои жизни ради спасения соплеменников.
Общую тишину вдруг прорезал отчаянный крик: недавняя пленница нашла своего мужа, младшего из трех братьев, погибших в битве.
Ивон соскочил с усталого коня — скачка с перерывами длилась весь день, — обнял брата, обнял Фалея, поклонился павшим россам.
— А Дарина? — спросил у брата.
Останя взглянул на караван. Суда отдалялись, и на одном из них была его Даринка.
Прискакал вестник, бросил несколько отрывистых слов. Грудь у него была окровавлена, лицо бледное, конь шатался от усталости.
Ивон выслушал его и опять повернулся к Остане.
— Не время скорбеть, брат, — проговорил совсем по-отцовски, знакомо, твердо. — Готы идут.
Погибших россов уложили на телеги, чтобы везти к месту их огненного погребения.
— А этих куда?
— Этих? — Ивон взглянул на пленных степняков, и его ладонь резанула воздух, повторив жест, который Останя недавно видел у отца. — Пришли с мечом — от меча и погибнут!
— Этого беру себе! — Останя показал на Фаруда.
— Что ты задумал?
— Переправлюсь на ту сторону, пойду за сарматами и обменяю на Даринку…
Ивон молча обдумывал решение брата. В последнее время Останя заметно возмужал, но пуститься в сарматскую степь, чтобы освободить из плена жену и потом вдвоем с ней проделать обратный путь, — это почти безумие. Такое не по силам
