Вера Гривина - Русский сын короля Кальмана
– Ты куда убегаешь, мошенник? А ну, выкладывай, что тебе известно о рыцаре Конраде!
– Ничего! Клянусь своей задницей – почти ничего!
Король с силой тряхнул шута.
– Твоя задница не много стоит, и я обещаю превратить ее в кровавый кусок мяса, если ты не поведаешь нам об этом рыцаре.
– Он законный сын покойного венгерского короля Кальмана, и больше я ничего не скажу, хоть разрубите меня на кусочки! – выпалил Лупо на едином дыхании и добавил жалобно: – Не спрашивай меня ни о чем, Людовик, ибо я дал слово молчать. Лучше расспроси самого рыцаря Конрада, когда он оправится от болезни.
– А если он не оправится? – засомневался король.
– Тогда я все расскажу.
– Пить! – простонал Борис.
Агнесса схватила сосуд и поднесла его к губам больного. Жадно отпив два глотка, Борис откинулся назад.
В шатер вошел тамплиер де Флери.
– Постарайтесь поставить на ноги этого рыцаря, – обратился к нему Людовик, указывая на Бориса.
Храмовники оставались хладнокровными в любой ситуации и никогда не задавали лишних вопросов. Вот и сейчас де Флери только промолвил:
– Все в воле Господа нашего, Иисуса Христа.
Король окинул тесный лазарет полным сострадания взглядом, королева же невольно поморщилась. Закончив на этом свое посещение страждущих, венценосная чета ушла. Тамплиер принялся осматривать больных.
– Я, пожалуй, пойду, посплю часок, пока де Флери здесь, – шепнул Лупо Агнессе и выбежал из шатра.
Девушка поспешила за ним.
– Погоди, Лупо!
– Что еще! – недовольно откликнулся шут.
Схватив его за ухо Агнесса зашипела:
– А ну, говори, что тебе известно о мессире Конраде!
– Я ничего не скажу! – выдавил из себя Лупо, морщась от боли.
Девушка поняла, что он скорее останется без уха, чем выполнит ее требование. Она пожалела его.
– Прости, Лупо! Ты, конечно, должен держать свое слово.
Он укоризненно покачал головой.
– Мессир Конрад благородный и храбрый рыцарь, но любовь к нему вряд ли сделает тебя счастливой, прекрасная Агнесса.
У девушки будто огнем по лицу полыхнуло.
– Я… я… я вовсе…
Внезапно послышались радостные крики:
– Корабли!
– Прибыли греческие корабли!
– Мы спасены! Всевышний услышал наши молитвы!
Сонный и унылый лагерь крестоносцев за одно мгновение превратился в растревоженный муравейник. Кто мог двигаться, бросился со всех ног к морю. Подхваченные общим людским потоком Агнесса и Лупо были вынесены к отвесной скале, на которой вокруг короля и королевы столпились епископы, знатные рыцари и дамы. И венценосные, и святые, и просто знатные особы взирали с надеждой на выплывающие из тумана греческие суда. Но вскоре наступило разочарование, ибо кораблей оказалось слишком мало, чтобы на них поместилось все Христово воинство.
– Император Мануил не оказал нам должной помощи! – возмутился Людовик.
Его поддержал Аршамбо Бурбон:
– Кораблей слишком сало!
– Эти схизматики хитры и порочны – подал голос граф Фландрский. – Да, воздаст им Господь за их коварство!
– Проклятье! – воскликнул брат короля, граф Дрёский. – Греки ничуть не лучше сарацин, если не хуже!
Не мог не сказать своего слова и король, винящий с недавней поры греков почти во всех своих несчастьях:
– Схизматики вредят нам, где только могут. Император Мануил заключает союзы с сарацинами, чтобы погубить благочестивых христиан. Он, Мануил, виновен в нашем бедственном положении, и за это его покарают Небеса!
Лупо тихо позлословил:
– Еще немного и Людовик обвинит кованых греков в собственных рогах.
Ярый ненавистник Константинополя, епископ Лангрский, тоже не смолчал:
– Эти нечестивцы ищут выгоду для себя даже в таком священном для каждого христианина деле, как защита Гроба Господня!
– Утешьтесь! От нас грекам достались одни убытки, – буркнул Лупо.
Агнесса направилась обратно в лагерь. Шут шагал за ней следом, бубня на ходу:
– Король, рыцари и прелаты ругают императора Мануила, а между тем он хоть чем-то нам помог, в отличие от друга Людовика, короля Рожера Сицилийского.
В лагере уже утихло недавнее возбуждение, а крестоносцы, поняв, что большинству из них не достанется места на греческих судах, порядком приуныли. Лупо и Агнесса услышали беседу двух рыцарей в обветшавших кольчугах.
– Моя лошадь вот-вот сдохнет, – хмуро сообщил один из них.
Другой с досадой махнул рукой.
– Мой конь тоже долго не протянет.
– Как же нам быть?
– Я, пожалуй, останусь здесь и попытаюсь сесть на корабль, плывущий в наши края.
Шут печально вздохнул:
– Вряд ли у бедного рыцаря есть в наличии достаточно монет, дабы удовлетворить алчность тех, кто может доставить его на родину.
– Помоги ему Боже! – пожелала Агнесса и осенила себя знамением.
– Помоги Господи всем нам! – поправил ее Лупо.
Навстречу им шагал высокорослый рыцарь де Вилен. Учтиво поклонившись, он воскликнул зычным голосом:
– Я рад приветствовать благородную Агнессу де Тюренн!
– Скотный двор, – буркнул Лупо.
– Что? – не понял рыцарь.
– Ревешь ты, де Вилен, как бык, глаза у тебя поросячьи, а ум – куриный.
Де Вилен поспешил уйти.
– Этого жеребца никакая хворь не берет, – с сожалением проворчал шут.
– Ой! – испугалась Агнесса. – Мы совсем забыли о рыцаре Конраде! Возле него, наверное, никого нет.
– Я пойду, посмотрю, что с ним, – сказал Лупо и заспешил к лазарету.
Агнесса хотела было последовать за шутом, но, сделав шаг, вспомнила его недавние слова и покраснела.
«Не пойду! Лупо и один справится, а я обращусь с молитвами к Господу и Пресвятой Деве».
Она свернула к своему шатру, находящемуся так же, как и шатры других дам, в самом защищенном от ветра месте. Углубившись в свои думы, девушка ничего вокруг себя не замечала, и только тогда, когда кто-то загородил собой узкий проход между двумя валунами, она пришла в себя. Перед ней стоял еожиданности, подняла глаза. я не зарыцарь Бруно и в упор смотрел на нее.
– Мессир рыцарь желает мне что-то сказать? – спросила она внезапно осипшим голосом, чувствуя, как в душе зарождается мерзкий, тошнотворный страх – чувство, которого она никогда еще не испытывала.
Бруно молчал и по-прежнему не сводил с нее пронзительного взгляда.
«Пресвятая Дева! Чего он от меня хочет?»
А рыцарь из Эдессы терял разум, оттого что он оказался наедине в безлюдном месте с девушкой, ставшей его наваждением. Бруно сам не знал, чем бы все это обернулось, если бы вдруг не послышался рассерженный голос:
– Эй! Что тебе надо от моей кузины?
Это кричал де Винь, случайно оказавшийся в том месте, где Агнесса наткнулась на рыцаря из Эдессы. Окинув юношу уничижительным взглядом, Бруно процедил сквозь зубы:
– Ничего мне от нее не надо.
– А зачем ты встал у нее на пути? – кипятился де Винь.
– Не тебе указывать, где я должен стоять!
Агнесса обратилась к обоим рыцарям:
– Прекратите ссориться, мессиры! Уверяю тебя кузен – это недоразумение. Наверняка мессир Бруно хотел пропустить меня, но немного замешкался. Так ведь, мессир Бруно?
Рыцарь из Эдессы кивнул и посторонился. Он был благодарен де Виню, хотя скрывал это.
«Если бы щенок де Винь не вмешался, Бог знает, что я сотворил бы».
– Проводи меня, кузен, – попросила Агнесса.
– С удовольствием, кузина! – откликнулся юноша.
Они прошли мимо замершего на месте с мрачным видом Бруно. Страх у Агнессы исчез, уступив место злости и недоумению.
«Что со мной было? Я ведь даже сарацин не боялась».
Глава 14
Галичане
Константинополь веселился в преддверии великого поста. Сменяли друг друга скачки на ипподроме и театральные представления, а в перерывах между этими развлечениями жители города собирались толпами на площадях, чтобы обсудить последние новости. Самыми притягательными местами были форум* Константина с расположенным возле него большим рынком. Народ устремлялся туда с раннего утра не только, чтобы что-либо приобрести, а больше за общением. Купить там тоже было что, начиная от выращенных крестьянами плодов и заканчивая дорогими ювелирными изделиями.
Однажды Зоя отправила Фотия на рынок возле форума Константина за ингредиентами для лечебных снадобий. Выполнив поручение своей госпожи, юноша не поспешил домой, а принялся бродить по лавкам и разглядывать товары. Оружие не привлекало его внимания потому, что Фотий не любил войну. Зато ему очень нравились красивые вещи мирного предназначения. Он любовался тонкой работы ларцами, изящными восточными сосудами, искусными украшениями, узорчатыми материями и еще многим из того, на что состоятельные греки не жалели денег. Не миновал Фотий и книжных лавок, ибо, как и большинство русских людей, он еще в детстве научился читать и писать на своем родном языке, а в Константинополе начал понемногу овладевать и греческой грамотой.
