Колин Маккалоу - Фавориты Фортуны
Получилось, что брак превратился в простую вариацию на тему, которая преследовала ее с раннего детства: всем она была безразлична, ни для кого не имела никакого значения. Единственный способ, которым ей удавалось обратить на себя внимание, — это быть злобной, злопамятной, жестокой. И эту ее сторону каждый слуга испытал на себе. Но мужу она никогда не демонстрировала подобные качества, ибо знала: он ее не любит и поэтому в любую минуту может поднять вопрос о разводе. С Брутом Сервилия была всегда мила. Со слугами — сурова.
Однако Брут выполнил свой супружеский долг. После двух лет замужества Сервилия наконец забеременела. Как и ее мать, она хорошо перенесла беременность. Даже роды не стали тем кошмаром, о котором ей все твердили. Она родила сына холодной мартовской ночью, роды длились семь часов. Когда младенца помыли и принесли Сервилии, она могла полюбоваться им, таким милым и хорошим.
И ничего удивительного, что Брут-младший заполонил всю жизнь матери, лишенной любви. Ни одной женщине она не позволяла давать ему молока, сама ухаживала за ним, поставила его кроватку в свою спальню, и со дня его появления на свет для нее существовал только он.
* * *Почему же Сервилия подслушивала у кабинета в тот холодный ноябрьский день в том году, когда Сулла высадился в Италии? Конечно, не политические занятия мужа интересовали ее. Она слушала, потому что он был отцом ее ненаглядного сыночка, а она поклялась, что будет охранять его наследство, репутацию, будущее благополучие. Это значило, что она должна знать обо всем. Ничто не должно пройти мимо ее ушей, и особенно политическая деятельность ее мужа!
Карбон Сервилию не интересовал, хотя она признавала, что он — серьезная фигура. Но она правильно оценила его как человека, который будет думать сначала о своих собственных интересах, а уж потом об интересах Рима. И она не была уверена, что Брут обладает трезвомыслием в достаточной мере, чтобы видеть недостатки Карбона. Присутствие Суллы в Италии очень ее тревожило, ибо у нее был истинно политический склад ума. Сервилия умела провидеть будущие события яснее, чем большинство мужчин, которые полжизни провели в Сенате. В одном она была уверена: у Карбона недостаточно сил, чтобы сплотить Рим. Государство треснет в зубах такого человека, как Сулла.
Все, что надо, она увидела, теперь требовалось послушать. Она опустилась на колени на твердый холодный пол и приложила ухо к решетке. Опять пошел снег — благо! Белая пелена скрывала ее от дальнего конца сада в перистиле, где помещались кухни и сновали слуги. Ее беспокоило не то, что ее могут увидеть подслушивающей. Домашние Брута никогда не посмеют сомневаться в ее праве находиться там, где она хочет, и принимать любую позу. Дело в том, что ей очень нравилось появляться перед домашними как высшее существо, а высшие существа не стоят на коленях, подслушивая под окном кабинета мужа.
Вдруг она вся напряглась и ближе поднесла ухо к решетке. Карбон и ее муж снова о чем-то заговорили!
— Среди имеющих право быть выбранными имеются хорошие кандидатуры на пост претора, — сказал Брут, — например, Карринат и Дамасипп, оба способные и популярные.
Карбон хмыкнул:
— Как и я, они позволят безбородому юнцу побить их в сражении, но в отличие от меня они, по крайней мере, предупреждены, что Помпей так же жесток, как и его отец, и в десять раз одареннее Мясника. Если Помпей выдвинет свою кандидатуру на претора, он получит больше голосов, чем Карринат и Дамасипп, вместе взятые.
— Это ветераны Помпея одержали победу, — логично заметил Брут. — А не юнец.
— Может быть. Но если так, то Помпей предоставит им полную свободу действий. — Карбону явно не терпелось заглянуть в будущее, и он сменил тему. — Не преторы беспокоят меня, Брут. Я беспокоюсь о консулах — из-за твоих мрачных предсказаний! Если необходимо, я сам буду баллотироваться. Но кого мне взять в коллеги? Кто в этом жалком городе способен поддержать меня, кто не постарается свалить? Весной начнется война, я больше чем уверен. Сулла болен, но моя разведка сообщает, что к следующей кампании он будет в прекрасной форме.
— Болезнь — не единственная причина, по которой он воздержался от военных действий в прошедшем году, — сказал Брут. — Ходят слухи, что этим он давал шанс Риму капитулировать без боя.
— Тогда он это сделал напрасно! — в ярости воскликнул Карбон. — Ну, хватит рассуждений! Кого я могу взять вторым консулом?
— Разве у тебя нет идей на этот счет? — спросил Брут.
— Ни одной. Мне нужен человек, способный поднимать дух людей, кто-то, кто заставит молодежь записываться в армию, а стариков — сожалеть, что их не записали. Такой человек, как Серторий. Но ты же прямо сказал, что он не согласится.
— А если Марк Марий Гратидиан?
— Он — Марий не по родству, а это нехорошо. Я хотел бы Сертория, потому что он — Марий по крови.
Молчание. Но не потому, что им нечего было сказать. Услышав, как ее муж набрал в легкие воздуха, словно решался произнести что-то важное, жена замерла под окном с намерением не пропустить ни единого слова.
— Если ты хочешь именно Мария, — медленно проговорил Брут, — тогда почему не Мария-младшего?
Опять молчание, но уже от неожиданности услышанного. Затем голос Карбона:
— Невозможно! Edepol, Брут, ему ведь совсем недавно исполнилось двадцать лет!
— Двадцать шесть, если точнее.
— Ему недостает еще четырех лет, чтобы войти в Сенат!
— Конституция не устанавливает возрастного ценза, несмотря на lex Villia annalis. Это просто традиция. Поэтому я советую тебе добиться, чтобы Перперна немедленно ввел его в Сенат.
— Да он не стоит ремня от сандалии своего отца! — в сердцах воскликнул Карбон.
— Какое это имеет значение? А? Гней Папирий, действительно! Я признаю, что в Сертории ты нашел бы идеального члена семьи Мариев: никто в Риме не командует солдатами лучше, в армии никого не уважают так, как его. Но он не согласился. Так кто же еще, кроме Мария-младшего?
— К нему, конечно, валом повалят записываться, — тихо проговорил Карбон.
— И будут драться за него, как спартанцы за Леонида.
— Ты думаешь, он справится?
— Думаю, он захочет попытаться.
— Ты хочешь сказать, что он уже выражал желание быть консулом?
— Нет, Карбон, конечно, нет! Хотя он и тщеславен, но не слишком амбициозен. Я просто хочу сказать, что если ты предложишь ему этот шанс, он ухватится за него. До сих пор ничто в его жизни не давало ему возможности последовать примеру своего отца. И по крайней мере в одном отношении это даст ему возможность превзойти отца. Гай Марий приступил к выполнению служебных обязанностей уже в довольно зрелом возрасте. Марий-младший станет консулом даже будучи моложе Сципиона Африканского. Неважно, как у него пойдут дела, но для него уже это — определенная слава.
— Если он хотя бы вполовину окажется равен Сципиону Африканскому, то Сулла Риму не страшен.
— Не надейся обрести Сципиона Африканского в Марии-младшем, — предупредил Брут. — Единственный способ, которым тот уберег консула Катона от поражения, — всадил ему нож в спину.
Карбон засмеялся — он был смешливым человеком.
— По крайней мере, для Цинны это была удача! Старый Марий заплатил ему целое состояние за то, чтобы не возбуждать дело об убийстве.
— Да, — согласился Брут, оставаясь серьезным, — но тот эпизод должен показать тебе, с какими трудностями ты встретишься, если Марий-младший будет у тебя вторым консулом.
— Не поворачиваться к нему спиной?
— Не отдавай ему свои лучшие войска сразу. Пусть он докажет сначала, что он может командовать солдатами.
Послышался скрип отодвигаемых кресел. Сервилия поднялась с колен и скрылась в своей рабочей комнате, где молодая девушка, которая отвечала за чистые пеленки малыша, пользовалась редким случаем подержать на руках маленького Брута.
Дикая ревность вспыхнула в Сервилии. Прежде чем она успела овладеть своей яростью, рука ее взметнулась и с таким треском хлестнула девушку по щеке, что та упала на кроватку, выронив при этом ребенка. Но малыш не долетел до пола — мать рванулась к нему и поймала. Потом, крепко прижав его к груди, Сервилия пинками вытолкала служанку из комнаты.
— Завтра же ты будешь продана! — дико заорала она на всю колоннаду, опоясывающую сад перистиля. Затем позвала: — Дит! Дит!
Управляющий, чье имя на самом деле было Эпафродит, вбежал в комнату.
— Да, госпожа?
— Эта девчонка, та, что из Галлии, которую ты дал мне, чтобы стирала пеленки ребенка, — высеки ее и продай как никуда не годную рабыню.
Управляющий так и ахнул:
— Но, госпожа, она отличная служанка! Она не только хорошо стирает, она полностью предана ребенку!
Сервилия наградила управляющего такой же звонкой пощечиной, как и рабыню, а затем продемонстрировала свое умение пользоваться грязными ругательствами.
