Виктор Поротников - Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии
К Бату-хану протолкался его брат Тангут.
— Повелитель, позволь моим нукерам прикончить этого наглеца! — Тангут ткнул пальцем в одноглазого рязанца. — Позволь, и через несколько минут тебе поднесут отрубленную голову этого уруса!
— Действуй, брат! — Бату-хан милостиво кивнул. — Но пусть твои нукеры захватят этого русича живым. Я хочу поговорить с ним.
Тангут быстро созвал своих телохранителей и, размахивая руками, велел им показать, на что они способны, как умелые воины.
Нукеры Тангута, коих было не меньше тридцати человек, скопом набросились на одноглазого рязанца. Их смелый порыв натолкнулся на сверкающий и лязгающий непреодолимый барьер из двух мечей. Рязанец рубил, колол и подсекал воинов Тангута, успевая уворачиваться от их ударов, при этом поворачиваясь в разные стороны с такой стремительностью, какой от него трудно было ожидать при его возрасте и мощном телосложении. В первые же секунды схватки трое нукеров Тангута упали наземь замертво, еще пятеро поспешно отползли в сторону, получив колотые и резаные раны.
Неожиданно монгольский меч в руке рязанца обломился возле самой рукояти при нанесении очередного рубящего удара. Воины Тангута воспользовались этим моментально. Кто-то бросился на рязанца сзади, кто-то схватил его за обезоруженную левую руку, сразу двое нукеров схватили русича за ноги. Какой-то ловкий нукер мастерским ударом своей сабли выбил меч из руки одноглазого великана.
Тангут и его брат Берке торжествующе расхохотались при виде этого.
Однако схватка на этом не прекратилась. Оставшись без оружия, рязанец пустил в ход свои сильные руки, расшвыривая воинов Тангута, как маленьких детей. Одного из нукеров русич схватил за ноги и, подняв его над головой, принялся раскручивать в воздухе эту орущую от страха живую дубину, нанося ею удары направо и налево. Каждый такой удар сбивал с ног разом по трое-четверо татарских воинов, которые падали друг на друга, как большие тряпичные куклы.
Веселье в свите Бату-хана мигом потухло, никто из знатных монголов доселе не встречал такого непобедимого силача. Тангут, брызгая слюнями, свирепо орал на своих нукеров, обзывая их грязными словами.
— Что вообще могут эти жалкие буряты и ойроты?! — презрительно воскликнул Гуюк-хан. — С этим силачом запросто совладают мои нукеры! Светлейший, позволь мне сделать тебе приятное. — Гуюк-хан слегка поклонился Бату-хану, прижав ладонь к груди.
Бату-хан молча кивнул, поправив на своих плечах белую песцовую шубу, которую накинула на него одна из его жен, прибежавшая из шатра.
Нукеры Тангута были родом из бурят и ойротов, эти лесные племена были покорены еще Чингис-ханом. При распределении владений между потомками Чингис-хана земли ойротов и бурятов стали наследственным улусом Тангута.
Нукеры Гуюк-хана набросились на рязанца не с оружием в руках, а с шестами и веревками. Сначала они жердями сбили могучего русича с ног, затем связали ему руки. Точно так же воины Гуюк-хана ловили и приводили в становища молодых лосей и оленей, чтобы к какому-нибудь торжеству под рукой всегда была свежая дичина. Этому они научились на своей родине в лесистых горах Хангая и у истоков реки Орхон. Нукеры Гуюк-хана были из племени кераитов, а все кераиты были прирожденными охотниками.
Когда связанного рязанца подвели к Бату-хану, тот долго молча разглядывал его, словно перед ним был диковинный зверь.
Наконец Бату-хан пожелал узнать имя плененного богатыря.
— Его зовут Апоница, — сказал толмач. — Он незнатного рода и всю жизнь служил князю Федору, который вырос у него на глазах.
— Ты очень храбрый воин! — обратился Бату-хан к Апонице. — Ты сед, но крепок и ловок. Пойдешь служить ко мне? Твой князь все равно уже мертв.
Толмач перевел сказанное Батыем на русский язык.
Апоница отрицательно мотнул головой, с холодной ненавистью глядя на Бату-хана из-под растрепанных седых прядей.
— Отпустите его! — распорядился Бату-хан. — Пусть едет в Рязань и скажет рязанскому князю, что я жду его с данью. Да пусть рязанский князь прихватит с собой свою дочь и вдову князя Федора, тогда он получит мир от меня.
Горделиво повернувшись, Бату-хан направился было обратно в шатер, но его остановил окрик его брата Тангута, воины которого обнаружили среди мертвых рязанцев одного израненного и недобитого.
— Велишь ли добить этого уруса, повелитель? — спросил Тангут.
— Нет, не трогайте его, — сказал Бату-хан. — Отправьте этого раненого уруса в Рязань вместе с одноглазым.
Находившийся в толпе татар Моисей видел, как нукеры Гуюк-хана освободили от веревок Апоницу, положили в сани израненного боярина Любомира Захарича. Татарские конюхи привели три лошади и принялись расторопно запрягать их в сани.
Все это время Апоница стоял над бездыханным телом Федора Юрьевича, не сдерживая своих рыданий.
Когда кони были запряжены, Апоница сел в сани и щелкнул вожжами — длинногривая гнедая тройка стремительно сорвалась с места.
Был декабрь 1237 года.
Глава шестнадцатая
Угроза Бату-хана
Апоница со слезами на глазах поведал Юрию Игоревичу о том, как безбожные мунгалы закололи копьями его сына.
Старая княгиня Агриппина Ростиславна, мать Юрия Игоревича, слегла в постель после столь печальной вести. Жена Юрия Игоревича, Агриппина Давыдовна, в это время пребывала в Пронске, поэтому тяжелая весть о смерти старшего сына до нее пока не дошла.
Разговор с израненным боярином Любомиром Захаричем у Юрия Игоревича не получился.
На расспросы Юрия Игоревича о том, как вел себя Федор в ставке Батыя, Любомир Захарич откровенно ответил:
— Неразумно вел себя твой сын, княже. Дерзил Батыге и братьям его, советов наших не слушал. Может, и удалось бы нам столковаться с Батыем, кабы Федор оказался посговорчивее.
— В чем же мой сын не пожелал уступать Батыю? — спросил Юрий Игоревич, нервно теребя свою короткую бороду.
— Батый и его братья заинтересовались супругой Федора, стали выспрашивать о ней, видать, падки нехристи на женскую красу, — молвил боярин Любомир, полулежа в кресле, куда его осторожно усадили княжеские челядинцы. — Батыга пожелал видеть Евпраксию среди своих наложниц. Федору благодарить бы Батыгу и в ноги бы ему кланяться, дабы задобрить его душу поганскую. Так нет! Федор и кланяться не стал, и заявил еще, что не место Евпраксии в юрте татарской. Вот Батыга и взбеленился!
— Ты же знаешь, боярин, что Федор в жене своей души не чаял, как он мог отдать ее Батыю! — воскликнул Юрий Игоревич. — И откель татары прознали про Евпраксию?
— Не ведаю, княже, — ответил Любомир Захарич. — Я так мыслю, что не место чувствам там, где речь идет о жизни и смерти множества русских людей. Ты посылал нас не спорить с Батыем, но договариваться с ним, чтобы время выгадать. А Федор, одержимый гордыней, так и не понял, с кем имеет дело, и поплатился за это головой! — Сделав резкое движение рукой, боярин Любомир поморщился от боли. Физическое страдание, видимо, добавило ему раздражения, поэтому он сердито добавил: — Кабы отдали бы Евпраксию в наложницы, то и Батыгу умаслили бы, и время выгадали. Но сын твой, княже, все испортил своим глупым упрямством. Теперь Батый на Рязань пойдет. И все едино Евпраксия ему достанется.
— Достанется, говоришь! — разозлился Юрий Игоревич. — А ты вот это видел, боярин! — Князь сунул кукиш под нос Любомиру Захаричу. — Не получит Батыга Евпраксию! Я этому выродку отомщу сторицей за смерть Федора. Наведу полки рязанские на татарский стан! Коль пособит Господь, своим мечом порублю Батыгу на куски!
— Остынь, княже! — промолвил Любомир Захарич. — Ты не видел стан татарский, а я видел. Сила у Батыги несметная! Одним нам без суздальцев не выстоять, Бог свидетель.
— Не стращай меня, боярин! — отмахнулся Юрий Игоревич. — И половцы в былые времена к нам жаловали в несметном числе, и мордва, и булгары… Да токмо стоит Рязань и поныне!
— Самое лучшее, князь, по моему разумению, это попытаться замириться с Батыем, — сказал Любомир Захарич. — Вновь отвезти дары богатые в стан татарский и вместе с дарами — Евпраксию. Может, тогда подобреет Батыга. Заодно и тело Федора выдаст.
Однако Юрий Игоревич был одержим одной-единственной мыслью: сражаться с татарами! Истреблять подлых мунгалов, где только придется! Мстить Батыге за смерть любимого сына!
После беседы с боярином Любомиром Юрий Игоревич собрал на совет князей и воевод. Кратко поведав собравшимся о гибели Федора, Юрий Игоревич затем заявил, что не станет дожидаться прихода татар за стенами Рязани, но ударит по становищу Батыя без промедления со всеми конными и пешими полками.
— Ныне снег валит, это нам на руку, ибо лошади у татар низкорослые, резво скакать по сугробам не смогут, — молвил Юрий Игоревич с воинственным блеском в очах. — Батый и его братья небось полагают, что у князей рязанских не достанет мужества выйти в поле против всего татарского войска. Вот мы и накажем нехристей узкоглазых за их самонадеянность, свалившись на них как снег на голову!
