Должники - Татьяна Лунина
-- Девушка, может, вы сначала со мной закончите?
-- Слушаю вас.
-- Эта рубашка мятая и пыльная. Если нет другого оттенка, покажите такую же, но новую, из пакета.
-- Другого оттенка нет. Будете брать, получите в упаковке.
-- Девушка, сколько можно ждать? Покажите вон ту, с пуговками, а потом мы вместе поищем нормальный размер под прилавком. Там, где вы прячете товар для своих знакомых или для спекуляции. Думаете, не знаем, как вы торгуете?
-- Как?
-- Девушка, может, вы прекратите спорить и займетесь, наконец, работой? Дайте вон тот пакет, где сороковые лежат
«Дамы» тыкали за плечи указательными пальцами, размахивали перед глазами руками, откровенно хамили, пытаясь вывести из себя. Тоня смотрела на их возбужденные покрасневшие лица и ничего не понимала. Зачем так? За что? Ведь они живут в одном городе, теплом, хлебосольном и сытом, дышат одним воздухом с неповторимыми кубанскими ароматами, может быть, встречаются в транспорте и, притиснутые остальными, одна услужливо передает билетик другой. Их заботят одни и те же проблемы: работа, здоровье, семья. Не родня, но и не чужие друг другу – люди, которые появились в одном месте на свет. «Земляки» звучит ласково, мягко. А эти готовы загрызть ее, как свора одичавших бездомных собак – потерявшуюся домашнюю собачонку.
-- Что случилось? – властно громыхнул начальственный голос.
-- Дайте жалобную книгу! Я хочу написать жалобу на плохое обслуживание и грубость!
-- Да-да, я тоже подпишусь! У вас весь товар под низом, а ваша продавщица ничего не хочет показывать. Думает, никто не знает, как сейчас торгуют. Все спекулянтам сбываете, а нам достается одно барахло. Оно и даром никому не надо!
-- Успокойтесь, дама, не нужно так кричать. Я хорошо слышу, -- Леонтий Семенович повернулся к виновнице скандала. – Принесите жалобную книгу.
-- А почему ее нет на видном месте? – грозно наступала толстуха, чеканя каждое слово. – Она тут должна висеть, тут! – тыкала пальцем теперь уже за мужское плечо.
Тоня прошмыгнула мимо директора, благодаря судьбу, что отвечать придется ему.
-- Стой, -- перехватила за дверью старшая продавщица, -- передохни чуток, не торопись.
-- Они жалобную книгу требуют. Леонтий Семенович велел принести.
-- Перетопчутся, -- усмехнулась Светлана. – А Семеныча я попросила вмешаться, когда увидела, как эти сучки на тебя набросились. Кофейку хочешь?
-- Мне в отдел надо, Светлана Михайловна. Не знаете, где книга? Они же его в клочья сейчас разорвут.
-- Слушай, Аренова, ты, как с неба свалилась, ей Богу! Пошли, перекурим, кофе попьем. Семеныч без тебя разберется, он у нас по этой части большой спец. Вот увидишь, эти толстожопые дуры еще благодарность напишут. Господи, с такими рылами, а за мужскими рубашками пришкандохали, -- вздохнула Светлана. – Хотела бы я посмотреть на их мужиков.
-- А я – нет, -- у Тони неожиданно задрожали губы.
-- Тонька, ты, что, реветь собралась?! Да этих убогих пожалеть надо! Видела их волосы? Редкие, сальные, с перхотью, а у старухи еще седина плохо прокрашена. Конечно, ты для них, как красная тряпка для быка. Молодая, красивая – да ты виновата уже тем, что родилась и живешь рядом. А вдруг их мужья, хотя лично я сомневаюсь, что эти коровы замужем, вдруг заглянут они сюда и что тогда? – незаметно старшая продавщица привела младшую в подсобку, усадила на табуретку, налила кофе, придвинула чашку. – Пей! Мы не рабыни, имеем право на перекур. А в отделе Татьяна справится.
-- Я не курю, -- Тонечка старалась сдержать слезы, но те почему-то лились ручьем, позоря и вызывая злость на себя. – Извините, Светлана Михайловна, наверное, не выспалась. Я, вообще-то, не из плаксивых.
-- Мой тебе совет, дорогая: постарайся быть пофигисткой, смотри на жизнь проще. Денег таким Макаром не заработаешь, но здоровье сохранишь. А при нашей сволочной жизни это уже немало.
-- Не в деньгах счастье.
Советчица усмехнулась, небрежно вытряхнула сигарету из пачки, закурила.
-- А в чем? В любви? -- в ответ Антонина Аренова молча хлюпнула носом. -- Вот-вот, мужик никогда до такой дури не додумается! Это только мы, идиотки, помешаны на любви, да чтобы милый под боком. А «милому» по барабану, кто с ним, главное – сколько при нем. Машина, квартира, дача – вот тогда он доволен. Тогда для него не жизнь – манна небесная, потому что он, видите ли, реализовал себя. А любовь... Пудреница есть?
-- Зачем?
Старшая со вздохом порылась в своей сумке, достала плоский черный прямоугольник с золотой розочкой, протянула младшей.
-- Приведи себя в порядок и возвращайся к прилавку. Будешь послушно совать под нос эти страшные рубашки, улыбаться и думать о чем-то приятном. Например, о премии или о муже. Скоро он, кстати, вернется?
-- Не знаю. У меня нет с ним связи.
-- Как это?
-- Долго рассказывать.
-- Очень любишь своего ненаглядного? – не дождалась ответа, устало вздохнула. – Хорошо, иди, я сейчас.
Тоня подавала рубашки, выписывала чеки, механически отвечала на одни и те же вопросы, а мысли проносились со скоростью пикирующего на душманов истребителя. И в этом был виноват старший лейтенант Аренов. Она, конечно, лукавила, когда говорила про мужа. Сашины письма Тонечка получала от Никоновой. Конверт вкладывался в конверт и пересылался обычной почтой. Аренов знал все: и про чудесное спасение в тайге, и про Илюшкину болезнь, про возвращение в Краснодар (он сам настоял на этом), про ее тоску. Он запретил работать: пока отца нет рядом, ребенку вдвойне нужны любовь и забота, работающая мать столько дать не сможет. Он приказывал ей беречься, быть здоровой и сильной, способной выдержать его ласки. Он шутил, хвастался загаром, докладывал, что меню у них, как в ресторане. Так продолжалось чуть меньше года. Потом Лена сообщила, что ребята перестали туда летать. Куда – не уточнила, жена военного летчика, откомандированного в Афганистан, должна понимать все без слов. Затем прекратилось и денежное содержание. Тетка с племянницей не отлипали от вражеских голосов -- ясности не было. Она забрасывала Никонову письмами с телеграммами – ответ приходил один: не в курсе. Тетя Роза осунулась, похудела и на просьбы помочь с работой отвечала коротко:
