Легионер. Книга третья - Вячеслав Александрович Каликинский
Силин присел рядом с Карлом на крылечко, не выпуская из рук гостинцев.
— Ель — дерево хлипкое, гниет быстро, а вы чево, спрошаю? — продолжил он. — А они мне: далече за болотом листвяк подходящий добывать надо, говорят. Таскать оттель несподручно, топко! Вот мы, дескать, и приспособились: на короткие столбы, что в землю закапывать, смолы погуще намазать — авось за лиственничную подпорку и сойдет!
— Ну, спасибо, Силин! Погляжу там, — поблагодарил Ландсберг. — На обратном пути остановлюсь у тебя, чайком побалуемся, Силин!
* * *
Работы на Ведерниковском станке шли, как сразу определил Ландсберг, ни шатко ни валко. Ватага из дюжины рабочих-каторжников была разбита десятником на тройки. Одна валила лес, две других обрубали сучья и таскали лесины к дороге. Остальные копали под столбы ямы, курили смолу, железными обручами притягивали короткие опоры к длинным столбам. Трое солдат из караульной команды, разморенные жаркой погодой и бездельем, составили ружья в пирамиду и занимались кто чем: один полоскал в ручье бельишко, двое лениво шлепали картами. При виде подъезжающей коляски солдаты и десятник было встрепенулись, однако, узнав в приезжем начальстве Ландсберга, успокоились и занялись прежними делами.
— Ну-с, Петраков, давай докладывай о результатах работы. Я был здесь у тебя ровно неделю назад. Хвались, — Ландсберг привык не обращать внимание на подчеркнутую демонстрацию малозначимости его как начальства.
Десятник Петраков, сам из каторжных, назначенный на свою должность еще до появления на острове Ландсберга и все время подчеркивающий свою близость к иванам, бросил на инженера короткий неприязненный взгляд, но оговариваться не посмел. Сопя, достал из кармана обрывок бумажки, исписанный каракулями, сунул в бумагу нос.
— Значить, с прошлой среды заготовлено три десятка, да еще четыре столба. Двадцать два уже поставлено, ишшо парочку дотемна сёдни поставим, должно…
— Выходит, в один день ставите по три столба, — перебил Ландсберг. — Плохо, Петраков! Исходя из имеющихся у тебя душ рабочей силы, положено ставить не менее пяти-шести столбов за световой день. Так и ставили раньше. Я глядел отчет прежнего десятника — и по семь, бывало, ставили. В чем дело, любезный? Грунт трудный? Так и на пройденных участках грунт такой же был, Петраков. Плохо! Дай-ка топор, пошли поближе на твои столбы поглядим. А пока вели вырубить шест из тонкомера. Длиной в три четверти столба с опорой.
Ландсберг быстро зашагал от одного столба к другому, замеряя складным метром высоту вкопанных в землю опорных столбиков. Все последние опоры были чрезвычайно густо вымазаны смолой — так что ее потеки образовали под каждой опорой немалую лужицу.
— Не жалеешь смолы, Петраков? — покосился на десятника Ландсберг.
Он подобрал с земли щепку, очистил от смолы участок опорного столба и начал стесывать топором верхний слой древесины.
— Так-так-так, Петраков! Смолы тебе не жалко, значит? А себя? Что сие означает? Это же не лиственница, а ель!
— Не доглядел, должно, за работничками своими. Вот собаки какие! Ну, я им кузькину мать-то покажу! — десятник грозно обернулся на рабочих. — Случайность вышла, господин инженер! Мигом справим!
Дойдя до последнего столба, Ландсберг зашагал дальше — туда, где трое каторжных кирками и лопатами копали очередную яму.
— Здорово, ребята! Бог в помощь!
— И вам здрассте, ваш-бродь.
— Какой глубины ямы копаете, ребята?
— Известно какой… Полторы сажени.
— Точно полторы? Не меньше? Чем замеряете?
— Струментов у нас нетути, замерять-то. Ветку сунем в яму, прикинем, ишшо копаем, если надоть…
— А десятник проверяет глубину?
Каторжные переглянулись.
— Дык когда как, ваш-бродь. Иной раз подойдет, заглянет…
— Понятно, — Ландсберг подошел к лежащему неподалеку столбу с привязанной уже опорой, замерил ее длину. — Почему опора на четыре вершка короче, чем положено?
— Не могем знать, ваш-бродь. Мы-то землю копаем тока. Столбы-то готовые иные людишки подносят.
Убедившись, что и последняя опора сделана из еловой лесины, Ландсберг пошел обратно к биваку. Взял вырубленный по его приказу шест, наугад подошел к одному из столбов. Упер его в верхнюю часть столба, с силой качнул в одну сторону, в другую. Подошел к другому столбу, проделал и там ту же процедуру. Вернулся к бросившим работу и сгрудившимся арестантам, попросил:
— Покажите-ка, ребята, где ночуете, где кашеварите…
Оглядел ветхие шалаши с грудами тряпья, покачал головой и поманил десятника.
— Проводи до коляски, Петраков. Делать мне тут нечего. Как и тебе, похоже…
— Дык не сомневайтесь, господин инженер, все исправим в лучшем виде! Недоглядел, извиняйте уж!
— Недоглядел, говоришь? Слушай внимательно, Петраков! Последние три десятка столбов надо будет из земли вынимать. Думаешь, я не вижу твою хитрость? Ямы копаете мельче, чем положено. До глубины промерзания грунта зимой не доходите. А чтобы незаметно было, столбики опорные короткими делаете. Ты что, не понимаешь? Придет зима, ударят морозы. Грунт смерзнется, столбы выдавливать начнет, они покосятся. Далее: по какому праву ель вместо лиственницы на опоры ставишь? Ее хоть вымочи в смоле, все одно через пару лет сгниет в земле. И что это за телеграфная линия будет? А спрос с кого? С меня, Петраков, начальство на следующий год спросит! А то и в саботаже обвинит.
— Дык ведь все переделывать надоть, господин инженер! Откель я про промерзание твое знал? Мы люди темные.
— Не валяй дурака, Петраков! Не валяй! Про границу промерзания, может, ты и не знал, а вот про то, какой глубины ямы под столбы копать, сорок раз было сказано. И потом — сам-то где спишь? В избе? А рабочие почему на голой земле, под дырявыми шалашами?
— Дык с места на место переходим, чаво напрасно городить-то?
— Петраков, я вернусь сюда через два-три дня. Привезу еще рабочих. Все, что сказал — к моему возвращению должно быть исправлено. Не сделаешь — вылетишь из десятников белым лебедем! И докладную напишу про все твои «недогляды». Сам ямы копать станешь, а раньше тебя начальство на «кобылу» положит, сам знаешь! Всн понял?
— Понять-то понял, господин инженер! — Петраков смотрел на Ландсберга недобро, зло усмехался. — Не по-людски у нас с вами получается… Вы ведь, извиняйте, тоже из… нашенских? С последним сплавом пришли? Нешто не знаете, что наш брат, каторжный, держаться друг за дружку должон? Не гадить на голову своему брату-арестанту. А вы «кобылой» меня стращаете, агромадную работу переделывать велите. Твой же брат, каторжник, будет по твоей указке лишний раз спину ломать!
— Значит, меня подводить ты считаешь вправе, Петраков? Ответственную работу, за которую я в ответе, абы как лепить можешь? Это по-братски, как ты изволишь выражаться? А я молчать должен про твои грехи?
— Воля ваша, господин инженер. Молчать заставить не могу, как и разум свой
