Станислав Брехов - Смертельная печаль. Саби-си

Наверное, она просто настолько слаба, что не в состоянии контролировать свои эмоции и чувства?

Именно в этом все дело.

Я опять рассуждаю трезво.

Что я за человек, даже в такие минуты думаю. Что только за мысли в моей голове.

Мне же всегда хотелось встретить девушку, может быть, даже более сильную, чем я. В смысле духовно сильную. Человека, у которого можно было бы учиться и в чем-то даже подражать.

Но это явно не тот случай. Она по-прежнему боялась меня. Смотрела на меня, как кролик на удава. Я не давал повода подчеркивать наши близкие отношения ни в институте, ни на улице.

Дальше – больше. Или «чем дальше в лес, тем страшнее партизаны».

Чем больше она привязывалась ко мне, тем больше меня это пугало. А самурай не должен произносить слов: «я боюсь», «меня это пугает». Нельзя готовить себя к таким ситуациям даже в мыслях.

Но в один прекрасный момент я понял, что ее отношение ко мне зашло слишком далеко.

Я пытался поговорить с ней, но словесных объяснений она уже не воспринимала. Старался не посещать в институте совместных лекций, не появлялся в привычных местах. Она караулила меня у дома и названивала родителям. В общем, все это тянулось долго и мучительно. Из всего случившегося делаю для себя очень важный вывод – всегда делай лишь то, что ты считаешь нужным. По крайней мере, сам себя уважать будешь. Не иди на поводу у обстоятельств и научись говорить людям «нет». Как бы это тяжело ни было, научись.

Нельзя разменивать свою жизнь на мелкие чувства ложного стыда, обиды, жалости, мелкую ложь и никому не нужные глупые уступки. Если это не нужно тебе, то и ей не нужно. Иначе не бывать гармонии в отношениях двух близких людей.

Ну отвернулся бы я в тот вечер от нее, и что?

Предположим, подумала бы она обо мне плохо, может быть, даже очень плохо, например, что я импотент. Ну и что?

Сегодня бы так подумала, а завтра, увидев с другой, передумала. И все дело в том, что так устроена женская психология. До тех пор пока хорошего в отношениях с ними не было – все не так уж и плохо. Но уж если было хорошо или тем более очень хорошо, и это вдруг заканчивается, то все сразу становиться ужасно плохо, в том числе и то, что было хорошо. Именно потому, что было.

Если ты не искренен в своих поступках, если снисходительно принимаешь ее чувство, то уж лучше вообще не делать этого самого «очень хорошо».

А то потом поймешь, что человек-то хороший, и отказывать ему в общении вроде бы нельзя.

А чувства-то и нет. Вот тут мы и «приплыли».

Придется становиться плохим самому.

Как это ни парадоксально, но лучше или сразу не вступать в серьезные отношения, или совершить недостойный поступок, чтобы она сама от тебя отвернулась.

Да только это проще сказать, чем сделать.

Глава 8 Беседа отца и сына

Я входил вместо дикого зверя в клетку,

выжигал свой срок и кликуху гвоздем в бараке,

жил у моря, играл в рулетку,

обедал черт знает с кем во фраке.

С высоты ледника я озирал полмира,

трижды тонул, дважды бывал распорот.

Бросил страну, что меня вскормила.

Из забывших меня можно составить город.

И. Бродский

В мае 1985 г., когда уже во всю шел прибрежный вылов рыбы, меня внезапно вызывают к главному инженеру порта и сообщают, что завтра мне срочно необходимо вылететь в поселок Чайбуха. К тому времени, закончив Магаданский филиал Хабаровского политехнического института, я работал в инженерной службе Магаданского порта. В этом году ожидался большой подход горбуши, и весь рыболовецкий флот вышел в море. Одно из этих судов запросило на Магаданском судоремонтном заводе помощь в устранении неисправности. Судно потеряло ход и лежало в дрейфе в районе поселка Гижига. Для ремонта судна требовалась работа водолаза. Вот я и оказался этим самым водолазом. В экстренном порядке собрали все необходимое оборудование, и на завтра мы уже вылетали спецрейсом с 13-го км. В мае в Магадане еще достаточно холодно. По меркам, скажем, Владивостока это еще зима. Поэтому купание в такой воде не сулило ничего приятного, даже в сухом костюме. Вобщем, летел я туда не в радужном настроении. Отец с утра на нашей «Ниве» взялся отвезти меня в пос. Дукча к самолету. Аэропорт 13 км под Магаданом принимал лишь малую авиацию. В основном с него поднимались АН-2 и вертолеты МИ-8.

Вылет рейса откладывался по метеоусловиям аэропорта назначения. Делать нечего, сидим, ждем. Домой не вернешься, вдруг объявят посадку. Старое одноэтажное здание аэровокзала, казалось мне весьма уютным. В нем я чувствовал себя почти как дома. Откуда у меня появилось такое отношение к нему не пойму. Может, с тех самых пор, как семнадцать лет назад, мне тогда было лет девять, довелось одному прилетать сюда из пос. Талон.

В тот год я заканчивал второй класс. Было начало апреля. В дни школьных каникул отец взял меня с собой на рыбалку. Не помню, почему так получилось, но однозначно – это была не моя инициатива. Ну не мог я поехать на рыбалку зимой, не помню за собой в те годы таких желаний, да еще в дни школьных каникул, когда ребята дома в хоккей гоняют.

Так или иначе, но оказался я вместе с отцом в пос. Талон – на квартире у Седого. Был ли это вечер или раннее утро, в это время года светает еще достаточно поздно, а темнеет рано. Но впечатления мои до сих пор очень остры – холодно, темно и, самое главное, ничего не понятно: куда идем, сколько еще идти и зачем. Отец сказал, что хочет показать мне зимнюю рыбалку. В таком возрасте против воли отца не попрешь. Вот и иду за ним. Сколько мы шли, не помню, но мне показалось, что очень далеко. Пришли, отец сразу начал бурить лунку на реке. Мне же сказал:

– Иди вон к тому дереву, за ним небольшой овраг. В нем с осени поленья напилены мной, про запас, – и махнул рукой в сторону. – Костер разожжем.

Я впотьмах не видел никаких деревьев, но спорить уже не стал и обреченно побрел в темноту. В моей голове блуждала мысль о том, что отец не отправил бы меня в опасное путешествие. Так что, очевидно, бояться мне нечего. Но чем дальше я отходил, тем страшнее мне становилось. Вот я уже не вижу отца, но еще вижу свои следы. Если что, я смогу найти дорогу обратно по ним, успокаивал я себя. И все же зачем он отправил меня одного ночью по пояс в снегу? Ему что, не жаль своего сына? А вдруг я потеряюсь? Вдруг на меня нападет росомаха или волк? И вообще, зачем он меня сюда притащил, чтобы я ему дрова носил? За спиной тем временем уже стояла темнота. Я долго не мог найти никаких деревьев. Оврага тоже явно нигде не было. Тут я споткнулся и кубарем покатился на дно какой-то воронки. Ну вот, наверно это и есть овраг? Снег засыпался мне за шиворот и в валенки, начал таять и сильно меня нервировать. Кроме всего прочего на дне оврага я не мог найти никаких поленьев. Наверное, я все же сбился с пути и попал не в тот овраг, перекопав весь снег, решил я.

Снег на шее таял, мороз крепчал, а дров не было. Тут остатки рассудительности покинули меня и из глаз потекли слезы. Я не рыдал, а выл. Тихо выл от обиды за все происходящее, таким нелепым оно мне казалось. Ну что я здесь делаю? Я ведь не хотел сюда ехать. Это все отец. Потащил меня сюда против моего желания. Теперь еще отправил за этими дровами. Тогда я не мог его понять, вот поэтому и обиделся на него.

Вылезать из воронки пришлось с другой менее крутой стороны. Вернуться совсем без дров я не мог. Раз уж прошел такой путь, то хоть что-нибудь, но принести нужно, решил я. На свое счастье нашел высохшее дерево и обломил несколько веток. Рассудив, что обойду овраг с правой стороны, до тех пор пока не набреду на свои же следы – тронулся в обратный путь, забирая все время чуть влево.

Сколько я в итоге ходил, мне показалось, что несколько часов. Подходя к реке, увидел на берегу горящий костер. Тут самообладание вернулось ко мне, и утерев слезы, я решил предстать перед отцом с невозмутимым видом.

– Вот твои дрова, – бросил к костру несколько сухих веток.

Отец никак не отреагировал. На костре уже закипал чайник. Приглядевшись, я увидел по ту сторону костра небольшую поленицу дров. Значит, за это время отец все сделал без меня. А может, и дрова у него были? Зачем же тогда меня отправлять в неизвестность? Подумал так, но ничего у отца спрашивать не стал. Обижен был на него. Мы еще долго сидели на реке у лунки. Что-то поймали, и, когда вернулись в дом Седого, я уже был таким уставшим, что не помню, как уснул. Засыпая, решил, что завтра ноги моей здесь не будет. Утром я категорично заявил отцу, что никуда с ними не пойду. Пусть он меня отправляет домой.

– Что зимой в лесу холодно, к мамочке в тепло захотелось? – явно иронизируя, спросил он.

Эту обидную иронию я уловил, и вчерашние впечатления от ночной прогулки снова вернулись ко мне. Из глаз потекли слезы. Вот я и высказал отцу все, что не сказал вчера. Выслушав, отец уже совершенно спокойно сказал: