Карен Харпер - Наставница королевы

Вполне возможно, что Генрих (как и предполагала Анна) увидел свое крошечное отражение, потому что, уходя, пробормотал:

— Ну, ладно. Пока что девочка, а там скоро и мальчик.

Я мысленно молилась, чтобы эта мысль удовлетворила Кромвеля, потому что на прошлой неделе (он тогда вызвал меня и велел присматривать за принцессой Марией) я подслушала, стоя под его дверью, ужасную тайну. Не сомневаюсь, что я могла поплатиться своим положением при дворе, а может, и жизнью, если бы хоть кто-нибудь узнал о том, что я услышала слова Кромвеля, обращенные к мастеру Стивену:

— На случай, если королева не родит сына, его величество поинтересовался у меня… просто теоретически… на всякий случай, на будущее… это ведь всего лишь предположение, чисто умозрительный вопрос… не найдется ли разумного и отвечающего нормам морали оправдания для того, чтобы устранить Анну и в то же время не возвращаться к бывшей королеве…

В тот момент я задохнулась и, пораженная до глубины души, зажала рот обеими руками и бессильно прислонилась к стене. Не сошли ли с ума они оба — и Кромвель, и король? Мне стало еще хуже. Злость была сильнее, чем в день коронации Анны, когда Том Сеймур набросился на меня.

После услышанного я стала бояться и ненавидеть Генриха Тюдора. А еще я волновалась за принцессу Марию, о которой с такой нежностью говорила леди Маргарет. И, конечно, за Анну, а теперь еще и за ее драгоценное дитя. И за себя, ибо, общаясь и с Кромвелем, и с Томасом Сеймуром, я поняла, как жесток может быть мужчина, особенно если он облечен властью. Я зависела от них, а зная так много, была опасна для них обоих.

Слава Богу, Том нечасто появлялся при дворе, но уж когда появлялся, то неизменно грозил облить меня помоями с головы до ног. Он предупредил, что впредь я должна поступать так, как он пожелает, не то он смешает меня с грязью. А ведь Том был прав: доброе имя — единственное, что служило мне щитом и опорой. Не было у меня ни могущественной родни, ни большого наследства, ни земельных владений, ни титула, ни защитника. Хорошо хоть, что я помогала многим дамам учиться читать и писать, за что они были мне весьма признательны. Королева мне доверяла, однако не прогонит ли меня новая королева, если Анна не родит королю сына и он изыщет возможность развестись с ней?

Глупые мечты о браке с Томом Сеймуром умерли в ту страшную ночь, три месяца назад. Хорошо хоть Джон, любезный друг, ничего от меня не требовал, а просто дарил мне свою дружбу и заботу. С тяжелым сердцем, без всяких объяснений, я стала избегать его, чтобы не рассердить Тома, который мог причинить вред нам обоим. Мне было очень стыдно за то, как дурно я обходилась с Джоном, чтобы он держался от меня подальше. Хотя мы с Джоном были во многом несхожи, да и знакомы до сих пор мало, я боялась, что если он узнает, что натворил Том, он может бросить ему перчатку, вызвать на поединок — и что будет тогда с ним и со мной?

Через три дня после рождения дочери Генриха Тюдора и Анны Болейн состоялось ее торжественное крещение в Королевской часовне Гринвичского дворца. Принцессу нарекли Елизаветой — в честь обеих ее бабушек. На церемонии я не присутствовала, но мне говорили, что малышка совсем не хныкала, даже когда ее трижды окунули в купель. А когда принцессе было пять дней от роду, я впервые взяла ее на руки. Она посмотрела на меня — клянусь, именно так и было — с любопытством и вполне разумно.

Мне кажется, в следующие несколько месяцев, до самых рождественских праздников, я жила, словно в чистилище. Король время от времени посещал спальню супруги, но всем было известно, что некоторые придворные дамы также делили с ним ложе. Елизавету объявили принцессой Уэльской, а это означало, что Мария Тюдор лишена права наследования престола и отныне будет именоваться просто леди Марией. Бывшая принцесса отказалась смириться с тем, что ее объявили незаконной дочерью, и Анна снова впала в дикую ярость. Она бормотала, что надает Марии оплеух, а то и сделает что-нибудь похуже.

А затем меня вызвал к себе Кромвель, и моя жизнь изменилась так же круто, как и после его обещаний, данных мне в Девоне.

— Вы просили меня прийти, мастер министр? — спросила я, когда мы встретились на одной из черных лестниц Гемптон-корта.

Меня удивило, что на этот раз Кромвель вышел сам, а не прислал мастера Стивена.

— Да, Кэт. У меня для вас неожиданное и важное поручение. Уверен, вам оно понравится.

У меня внутри все похолодело. Теперь я ему ни на грош не верила.

— Вы сможете снова проявить свои таланты. Вы ведь уже доказали, что умеете помогать другим, да и леди Маргарет Брайан очень вами довольна. Вы хорошо образованы, любите и учиться, и учить других. Королева вам всецело доверяет.

— Я рада, что вы так заботитесь о благополучии ее величества, — ответила я, глядя ему прямо в глаза и не обращая внимания на то, что от этого человека, моего наставника, теперь явственно исходила угроза. — В каком-то смысле вы поднялись к вершинам власти вместе с ней.

— А! Ну, на это можно ответить словами мудрого царя Соломона: «Нет ничего нового под солнцем». Однако, Кэт, король Генрих любит перемены, я-то хорошо его знаю. Но вернемся к вашим новым обязанностям, — продолжил Кромвель. — Вам придется на время покинуть двор, но мне показалось, что, с учетом недавних событий, вы не станете возражать против этого.

Наши взгляды встретились. Темные, ничего не выражающие глаза Кромвеля тускло поблескивали, как у ядовитой змеи. Этот человек что же — все видит, все знает? Намекает ли он на мою ненависть к Тому или же на мои запутанные отношения с Джоном?

— Говоря коротко, — Кромвель положил руку мне на плечо, и у меня возникло желание ее стряхнуть, — вы станете помощницей и компаньонкой леди Брайан, которая будет носить титул воспитательницы принцессы и управительницы ее двора. На следующей неделе вся свита принцессы Елизаветы будет окончательно сформирована и обоснуется в Хэтфилд-хаусе, в Хартфордшире[39]. Вы же знаете, таков обычай: наследники трона должны иметь собственный двор и свиту, а вы, не сомневаюсь, принесете там немалую пользу. И жалованье, конечно, будет соответствующим.

— А еще? — спросила я.

Меня вполне устраивало такое положение вещей: именно сейчас я была бы рада оказаться подальше от двора, где царила напряженная атмосфера. Мне будет не хватать разве что взглядов Джона Эшли, которые он бросал на меня, проезжая верхом, частенько в присутствии короля. Остальное меня не печалило, тем более что я была в восторге от леди Брайан, а малышку принцессу просто обожала.

— А что еще? — нахмурившись, переспросил Кромвель. — Мне не нравится ни ваш тон, ни ваш взгляд.

— Я давно уже привыкла к тому, что всегда бывает что-нибудь еще, мастер министр.

— Ну, ладно. Вы всегда были слишком умны для женщины. В Хэтфилд-хаус отправится и леди Мария — без своей прежней свиты, согласно повелению королевы, дабы повиноваться принцессе Уэльской и служить ей.

— Бедная леди Мария!

Вот теперь недовольство Кромвеля отразилось и на его лице.

— Постарайтесь не забывать, что именно так и надлежит к ней обращаться. Теперь она просто леди Мария — весьма воинственно настроенная, упрямая и, подобно своей матери, не покорная воле короля и королевы. А что касается Хэтфилд-хауса, так ведь он всего в двадцати милях[40] к северу отсюда, поэтому либо Стивен, либо я сам станем наведываться туда, сопровождая королевскую чету или же самостоятельно. На этот раз вы будете составлять для меня письменные отчеты, не подписывая их и не указывая адресата, и незаметно вручать, если нам по той или иной причине не удастся переговорить. Вы меня понимаете?

— Понимаю. Все лучше и лучше.

— Не умничайте, Кэт, — сердито сверкнул глазами Кромвель. — Этого желает королева, хоть ей и не подобает так держаться и к добру это не приведет. Я же искренне сожалею о том, что ваша любовь к младшему Сеймуру заставила вас быть столь неосмотрительной, а теперь — столь озлобленной против него. Но ведь он, без сомнения, предупреждал, что никаких надежд на брак с ним у вас и быть не может. Просто постарайтесь в следующий раз не спешить бросаться в объятия блестящих молодых людей.

Я задохнулась. Значит, Том рассказал обо всем Кромвелю? Если так, то что еще он обо мне наговорил? В ту минуту я была способна голыми руками задушить Сеймура, да и Кромвеля заодно, но, с другой стороны, мне предоставлялась возможность уехать отсюда, обрести пристанище и новую службу в сельской глуши, в Хэтфилд-хаусе. И я покидала этот кишевший скорпионами и демонами двор с не меньшей радостью, чем когда-то стремилась сюда.

На протяжении следующих двух лет душа моя постоянно болела о ней. Не об очаровательной крошке, принцессе Елизавете, а о ее старшей единокровной сестре. Марии Тюдор выделили самую тесную и сырую комнату в просторном Хэтфилд-хаусе (и в Генсдоне, и в Элтгеме, ибо мы периодически переезжали с места на место) и одну-единственную горничную — туповатую служанку. С Марией Тюдор обращались скорее как с прислугой, исполняя строжайший приказ королевы Анны, которая пыталась сломить упрямый дух принцессы. Но Мария, как и ее мать, не сдавалась. Прежде всего, она отказалась приседать в реверансе перед маленькой Елизаветой — чего та, впрочем, еще не понимала, а потому ей было все равно.