Эмилиян Станев - Иван Кондарев
С того самого утра, когда командир полка сообщил, что его родной город в руках коммунистов, Балчев, произведенный после переворота в ротмистры, представлял себе самые кошмарные картины унижения, которым подвергаются его близкие и особенно отец. Темные глаза его горели под тяжелой каской синеватым огнем, широкие ноздри подрагивали, словно он к чему-то принюхивался, и солдаты, взводные командиры и унтер-офицеры, которые и без того — боялись его, с трудом выдерживали его взгляд.
Еще в десять часов, как только разъезды донесли ему о расположении повстанцев, он связался с поручиком Тержумановым, который командовал двумя взводами на вокзале, и доложил командиру пехотной роты обстановку. После полудня рота соединилась с солдатами Тержуманова и позднее вместе с отступавшими от станции жандармами развернулась у железнодорожного полотна и с помощью эскадрона отбросила повстанческие отряды к городу. Балчев выслал вперед усиленные разъезды и, злясь, что потерял много времени, двинулся на северо — восток, чтобы установить связь с осажденными казармами.
Когда, четыре его взвода беспрепятственно прошли по руслу речки, защищенные холмом, с которого утром было совершено нападение на разъезды, Балчев увидел на вершине своего кавалериста, который подавал сигналы, и услышал ожесточенную ружейную и пулеметную стрельбу на западе. Пустив вскачь вороного коня, он взлетел на холм как раз в тот момент, когда со стороны ущелья оглушительно прогрохотал первый орудийный залп. В бинокль он заметил расположенную у шоссе на Тырново полубатарею, увидел и отступающие к Звыничеву повстанческие цепи. Ядро его разъездов уже приближалось к шоссе и скоро должно было подойти к артиллерийским позициям, откуда пушки дали пять-шесть выстрелов и замолчали. Балчев понял, что ему здесь уже делать нечего. Честолюбивое желание во что бы то ни стало первым достичь осажденных казарм осталось неудовлетворенным. Тогда он разозлился еще больше, направил свои разъезды на восток, к селам, но, чтобы обеспечить себе тыл, приказал одному взводу занять позицию на холме.
Как только взвод взобрался на холм, со стороны города, в низине, где были огороды и кукурузные поля, появились разрозненные группки повстанцев, бегущих к своим селам.
— Развернуться, окружить и взять в плен! — крикнул Балчев, указывая саблей на повстанцев, и понесся галопом по жнивью.
Теперь, когда он видел разбитое воинство крестьян, пробирающихся через кукурузу, и кипел от злости, что артиллерия лишила его возможности отличиться, когда слышал, как позади него лошади цокают подковами о спекшуюся землю, как его породистый конь фыркает, мчась по спуску, как при каждом прыжке позвякивает амуниция и — хык! хык! хык! — угрожающе дышит за его спиной взвод, он, опьяненный злобой, все же побаивался за себя, потому что знал, что непременно убьет кого — нибудь, но еще не представлял, как это произойдет. Рука его яростно сжимала рукоятку сабли, спазм сдавил горло, у него было ощущение, что кто-то пытается поднять его и выбросить из седла.
Человек десять повстанцев, первыми увидевшие кавалеристов, остановились; один из них вскрикнул и снял с плеча ружье, но другие повернули обратно и скрылись в кукурузе.
«Ну, этого я не оставлю в живых», — подумал Балчев и карьером перемахнул узкую полосу вспаханного поля, не спуская глаз с повстанца. Он заметил, что тот бросил ружье и как заяц прыгает меж покачивающихся стеблей. Он настиг его в конце кукурузного поля, какую-то секунду видел поднятые вверх руки, полные немого ужаса глаза, втянутую в плечи голову. Тяжелая сабля сверкнула, зашипела, словно уж, и Балчев почувствовал, что конец ее с глухим стуком задел плечо крестьянина, который тут же упал ничком. «Легко отделался, мерзавец!» — промелькнуло в голове у Балчева. Взвод, рассыпавшись цепью, смял бегущих повстанцев и вмиг согнал их на сжатое поле за кукурузой.
— Вяжи их… их же поясами вяжи! — крикнул Балчев унтер-офицеру и грудью коня сбил какого-то крестьянина.
Повстанцы сами принялись снимать пояса. Кудрявый крепкий крестьянин с широким, заросшим щетиной лицом утирал локтем вдруг хлынувшую у него из носа кровь. Другой, со впалыми щеками, блестящими от пота, заплакал, как ребенок.
— Ружья и их самих собрать в одном месте!.. Как только будет очищен город, доставите в казармы!.. Коммунистический бунт поднимать, да? По большевистскому образцу? Сволочи! — Балчев отстегнул нагайку и стал изо всех сил хлестать ею крестьян. Задыхаясь от ярости, он окинул взглядом кукурузу, из которой кавалеристы выгоняли повстанцев и собирали их в кучу, как перепуганных овец, потом галопом пересек лощину. Выбравшись из нее, он увидел чуть в стороне от шоссе два полевых семидесятипятимиллиметровых орудия. Метрах в десяти от орудий стоял поручик и смотрел в бинокль, словно любуясь пейзажем Балкан.
— Кто командир вашего подразделения? — крикнул Балчев, подъезжая к орудию.
Поручик, очень высокий, худой и черный, лениво оглядел его тусклыми глазами, словно не понимая, о чем его спрашивают.
— Капитан Попов из сорок второго тырновского полка.
— Где он?
— Я полагаю, он уже вступил со своим батальоном в город, — спокойно сказал артиллерист и опустил бинокль, который повис у него на шее.
— Чего вы ждете? Разве не видите, что оставаться тут нет никакого смысла? — сердито прикрикнул Балчев.
— У меня нет приказа двигаться вперед, господин ротмистр. — Поручик вяло и как-то неприязненно отдал ему честь.
Балчев вскипел. Этот чудак только сейчас заметил, кто он по чину, и догадался откозырять. С первого же взгляда Балчев понял, что это один из тех медлительных и замкнутых субъектов, которых он не выносил и которых всегда подозревал в неверности.
— Неужели вы сами не можете сориентироваться? Вы что, ослепли, не слышите, где стрельба? Окрестные села в огне. Немедленно перебрасывайте орудия за город! — Балчев остановил своего взмыленного коня возле поручика и угрожающе наклонился к нему.
— Прошу вас не вмешиваться, господин ротмистр. Если бы это было нужно, связной сообщил бы! — огрызнулся поручик, но, встретившись с ним взглядом, сник и приказал запрягать.
Пока эскадрон приближался к шоссе, Балчев поставил себе новую задачу — решил пройти через город и помочь преследовать повстанцев в направлении Звыничева и Гайдари. Он хорошо знал окрестности К., где не раз бывал со взводом на учениях, и вмиг сообразил, что разбитые повстанцы попробуют скрыться в Симановском лесу. Оттуда изредка доносилась ружейная и пулеметная стрельба. Да и мысль увидеть отца не выходила у него из головы.
Минут через десять эскадрон вошел в верхнюю часть города. У калиток и возле оград толпились мужчины, женщины, дети, выглядывали из-за дощатых заборов и двориков, где краснела герань и мирно отбрасывали тень виноградные лозы. Только что вошедший тырновский батальон поставил на перекрестках улиц свои патрули.
— Никому из домов не выходить! — приказал Балчев, и солдаты принялись оттеснять и загонять людей в дома.
Расспросив унтер-офицера одного из патрулей, где находится командир батальона, он повел эскадрон через мост и вскоре оказался на нижней площади. Возле казино на ступеньках и тротуаре толпились молодые и пожилые люди. «Эти играли в нарды и ждали, как обернется дело», — со злобой подумал Балчев, въехал на тротуар и огрел нагайкой какого-то парня.
— Коммунисты захватывают город, а вы развлекаетесь! Подлецы! Что вы здесь торчите? — заорал он, стегая людей нагайкой. Испуганная толпа, толкаясь, хлынула в раскрытые двери казино.
На балконе зааплодировали. Из какого-то окна полетели цветы, и он отдал честь, гордясь тем, что выступает спасителем родного города, и негодуя на этих ротозеев, которых отхлестал нагайкой. Его вороной, взмыленный и потный, слыша за рекой военную музыку, пошел парадным шагом.
«Как могло случиться, что при таком гарнизоне и таком количестве офицеров запаса, этих старых ворон, коммунисты захватили город? Ах, поскорей бы узнать, был ли арестован отец и кто дерзнул оскорбить его чем-либо», — думал Балчев. Теперь он расправится и с этими ничтожествами, которые принудили его служить вдали от своих родных. Передав командование эскадроном командиру первого взвода и приказав ждать его на краю города, он с вахмистром и двумя ординарцами подъехал к околийскому управлению, где был командный пункт тырновского батальона.
Обвалившаяся от взрывов штукатурка, выбитые стекла. убитая лошадь, разбросанные бумаги и патронные гильзы перед входом — вся эта картина потрясла его и помогла яснее представить, что происходило здесь ночью.
За разбитой дверью городской управы, висящей на одной петле, видны были возбужденные лица штатских* и Балчев услышал знакомый голос Гуцова, который хрипло орал на кого-то. По лестнице сновали ординарцы, оглушительно стуча сапогами.
