Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов
Фурштатский майор оправдал все ожидания. Столы ломились от дорогих сервизов. Отличное вино, изысканная закуска: фаршированные цыплята, паштет из дичи, овощи, бараньи отбивные…. Павлу на минутку показалось, что он где-нибудь в Петербурге в офицерском собрании. Он чуть не потерял сознание, увидев всё это изобилие. Но за стеной гремели бастионы. Ядра бились о мостовую и гулко стукались о стены. Со звоном вздрагивали стекла. Чтобы заглушить звуки войны, задорно играл духовой оркестр.
Павлу было весело и как-то спокойно. Он вместе со всеми поднимал бокалы, слушал поздравительные речи начальников.... Но надо было отправляться на линию. Он с сожалением простился с друзьями из Охотского полка.
Вновь грохот, дым, смерть.
***
Павла потребовали в канцелярию. Он уже потерял счёт дням. Сколько безвылазно торчал на бастионах – не сосчитать. Белье не менял неделю – точно. Вши стали родными, и он их даже не замечал. Только ноги беспокоили: начали покрываться язвами. Козлов раздобыл ему мазь на дёгте, но она мало помогала. Обмотки пропитались кровью и гноем.
Павел спустился в город и чуть не расплакался. Величественного, белокаменного Севастополя уже не было. Обугленные развалины, побитые дороги, и кругом валялись ядра, осколки, куски ракет.
Он не выдержал, прошёлся вверх по улице, взглянуть на гостиницу, где раньше жил. Побитый фасад, закопчённые оконные проёмы. Вынесенные двери. Внутри пусто и грязно. Павел поднялся по уцелевшей чудом лестнице. Под ногами хрустели куски отвалившейся штукатурки. А вот и его комната. Там, где стояла его кровать, ракета пробила потолок и пол. Жутко и тоскливо выглядела опустевшая комната. Павел осторожно подошёл к окну. Фрамуг не было, осталась только обугленная рама. Напротив дом. Раньше в том доме была красивая галерея. Разноцветные витражные стекла служили украшением. Теперь от галереи осталась только гора мусора. Павел с грустью вспомнил, как не раз наблюдал, как по вечерам в этой галерее собиралась большая семья какого-то высокого чиновника. Сам чиновник, плотный, лысоватый мужчина в сюртуке; высокая полная дама в широком платье; двое аккуратных белобрысых мальчиков, лет десяти и двенадцати; юная барышня, тонкая и хрупкая, с узкой талией. Они пили чай, беседовали. Потом все уходили, и оставалась одна девушка. Она открывала книгу и долго читала. Где теперь это благополучное семейство? Что с милой барышней? Живы ли они? Здоровы? Тоскуют ли по своему уютному дому, по старым временам, когда собирались за семейным столом? Понимают ли, что уже никогда не вернуться к прежней жизни?
***
Штабы и комендатура нынче располагались в Николаевской батарее. Это была мощная каменная двухэтажная казарма с казематными орудиями. Стены толстые, кирпичные, облицованные камнем, могли выдержать любую бомбардировку. Батарея стояла у самой воды на Николаевском мысу. Заканчивалась круглой артиллерийской башней. Помимо штабов, в батарее разместили госпиталь, аптеку и продовольственные магазины.
Павел показал повестку. Дежурный офицер указал нужную дверь. Он вошёл в узкий кабинет с одним стрельчатым окном. Посредине стоял тяжёлый стол, заваленный бумагами. Стопки бумаг так же лежали у стены, прямо на полу. Седовласый подполковник сидел за столом и писал. На носу его поблескивали круглые очки.
Павел доложил о себе. Подполковник оглядел его.
– Умойтесь, поручик, – попросил он, указывая в угол у двери, где стоял таз с водой на табурете и кувшин. На гвоздике висело грубое полотенце.
Павел с огромным удовольствием смыл сажу и грязь с лица. Полотенце из белого стало серым.
– Другое дело, – удовлетворённо пробурчал подполковник. – У меня на вас два рапорта, поручик Кречен. Не пойму, которому верить, – сказал он. – Или Креченых Павлов Аркадьевичей было двое?
– Никак нет. Я – один.
– Тогда объясните мне вот это, – он положил перед Павлом мелко исписанный лист. – Некий поручик Кречен ограбил в Симферополе интенданта на очень большую сумму.
Павел побледнел.
– Но тут есть второй рапорт, – продолжал подполковник, – Жандарм-майор, отправленный арестовать грабителя, докладывает, что нашёл его убитым и засвидетельствовал тело в доме купца Гущина. – Подполковник пристально взглянул на Павла. – Теперь вас попрошу, поручик, рассказать под присягой, как было. Для вашего же блага.
Павел рассказал всё без утайки. Подполковник внимательно выслушал, пристально глядя холодными глазами сквозь круглые стекла очков.
– Понятно, – проронил он, взял рапорт и под столом разорвал его в мелкие клочки, выкинул в ведро для мусора.
Павел почувствовал, как кровь хлынула к голове и всё лицо загорелось.
– Что ж, с этим делом разобрались. Умер, так умер, – торжественно сказал подполковник. – Теперь – следующее дело. – Он выложил на стол целую стопку листов.
Павлу опять стало не по себе. Что ещё на него накопали?
– Итак! – подполковник достал из-за стула костыль, тяжело поднялся, оперившись на него. – Кречен, Павел Аркадьевич, поздравляю вас с присвоением очередного звания штабс-капитана, а так же с орденом Станислава первой степени.
– Мне? – обомлел Павел.
– Вам, – кивнул подполковник. – С конца июня приказано награждать первой степенью. Только, молодой человек, отвечайте по уставу.
– Служу царю и Отечеству! – выпалил Павел.
– Так-то, штабс-капитан. Это ещё не все. На вас тут наградные поступили за прошлый год. – Он порылся в стопке. – Вот, орден Анны на оружие вам положен. А так, как вы участвовали в сражениях, да ещё, по рескрипту императора месяц в Севастополе зачитывается за год службы, вы награждены орденом святого Георгия четвертой степени.
– Да как же! – чуть не задохнулся Павел.
– Служу…., – подсказал подполковник.
– Служу царю и Отечеству!
– Иди, обниму тебя, сынок! – Подполковник пустил слезу, одной рукой крепко прижав Павла к себе. – У меня сыновья в Углицком полку. Двое. Чуть старше тебя. Поэтому я сюда и напросился. Хоть какую пользу приносить, – объяснил он. Быстро снял очки и вытер глаза. – Ну, все, идите с Богом. – Перекрестил Павла. – Два дня отдыха вам положено. Вымойтесь хорошенько. Несёт от вас, как от сдохшей лошади, уж извините!
***
Павел проснулся от мучительного кошмарного сна. Вынырнув из жутких грёз, увидел в комнате множество офицеров. Все шумели.
– Что-нибудь случилось? – спросил он.
– Ах, простите нас, капитан. Мы, наверное, разбудили вас, – извинились они.
Капитан! Так непривычно, – подумал Павел
Отстиранное и выглаженное бельё лежало рядом на табурете. Вычищенная и выпаренная шинель висела на вешалке, уже со штабс-капитанскими погонами. Сапоги надаренные до блеска, хоть смотрись в них.
Пусть за стенами Николаевской казармы гудела канонада, но горячая вода, мыло, чистое белье…. – настоящее счастье! Под вечер, плотно позавтракав, он с блаженством уснул в постели с
