Русский город Севастополь - Сергей Анатольевич Шаповалов
Дед Михо поставил между двух ящиков третий, побольше. Пригласил Павла присесть и выудил откуда-то глиняный кувшинчик, две кружки и горсть сушёного инжира.
Между тем, купцы продолжили беседу. Рыжего важного торговца звали Прокол Семёнович. Он говорил громким, зычным голосом. Выговор у него был малоросский.
– Вот, попробуй, сосед вина, – предлагал он, ставя на импровизированный стол пузатую бутыль. – Прикупил целый погреб. Вдова одна богатая удирала от войны, да всё имущество распродавала. Я у неё погребок и присмотрел. А вино – чистый нектар! Я же – человек честный, – вещал он, важно вздёрнув подбородок. – Вина этого на перевязочный пункт доставил сорок вёдер. И все – бесплатно.
– Зачем? – ужаснулся Фёдор Иванович, столь беспечной расточительности.
– Благотворительность, дорогой Фёдор Иванович! – ответил купец, подняв к небу указательный перст. – Мы с одним моим знакомым генералом. – Он особо подчеркнул «знакомым генералом». – На бочку воды по пять вёдер разлили, чтобы больным давали, как компот. От этого им большая польза: выздоравливают быстрее.
– Ах, какой же ты молодец, Прокол Семёнович! – качал головой грек.
– Да. Так, он приехал ко мне, генерал ентот, и говорит: «Мне бы вина для больных, Прокол Семёнович. Сколько денег надо?» А я ему: «Помилуйте, ваше благородие, что ж мы не русские? Не надо мне никаких денег!»
– А на чем возите товар? – спросил у него Фёдор Иванович.
– А нонче у меня семь лошадок. Две телеги держу, дрожки и коляску прикупил новую, вон, на ней и приехал, – хвастался Прокол Семёнович.
– Семь лошадей! – восхищался Фёдор Иванович.
– А как же! Вот, давеча дело было в марте: приехал фельдъегерь от самой государыни императрицы.
– Да как же? Неужели от самой матушки?
– Вот те крест! От самой. Привёз корпии, рубах, холстины, да воз застрял в Бахчисарае. Он явился к начальнику штаба: так, мол, и так, ваше превосходительство, лошадей нет. Что делать? А ты, если помнишь, в марте лошадь и за тысячу рублей не найти.
– Помню! – многозначительно кивнул грек.
– Я узнал, тут же пришёл к генералу и говорю: «Дозвольте, я вам всё это привезу, и денег мне ваших не надо!» Так он мне: «Голубчик! Спаситель наш! Да я самой императрице о вас рапортом доложу!»
Дед Михо скривился: «Вот же врёт и не моргнёт!» Павел весь горел от возмущения. Он сжал кулаки, но дед Михо отрицательно покачал головой: «Не надо! Пусть покрасуется».
– Я и в пользу церкви пятьсот целковых пожертвовал, – продолжал хвалиться Прокол Семёнович. – Гляди-ка! – Он вынул из кармана жилета листок бумаги, сложенный вчетверо. Очень бережно его развернул. – Штабной генерал выдал мне сей пачпорт, дабы я утверждён в звании базарного старшины.
Павел чуть не подавился вином. Дед Михо еле сдержал смех.
– Потому здесь все меня слушаются, – продолжал важно торговец. – Даже полиция не смеет мне перечить. Да ты сам помнишь, как тут всякую бабу гоняли. Придёт яйцами торговать или хлебом, а её в шею…. С татар как спрашивали, коли они курей привезут или масло с молоком? Я тогда частному говорю: «Ты с меня хабар возьми, а татарин мне нужен! Вот, не приедет татарин в следующий раз, и баба не придёт, а где ты тогда масло купишь или яйца?»
– Верно говоришь! – закивал Фёдор Иванович
– Я человек опытный в торговле. Воспитывался в коммерческом училище в Петербурге.
– Да неужто?
– Точно, говорю! Правда, меня однажды чуть не выгнали. Я дерзкий был, непокорный…. Зато теперича из меня человек весьма дельный вышел. Жену оставил в Херсоне, уехал сюда, русскому воинству помогать. Его превосходительству, профессору Пирогову сахар отпускал по сорок пять копеек?
– По сорок пять? – охнул Фёдор Иванович. – Так он давно по рублю.
– А я, вот, по сорок пять. Для госпиталя, ведь. Вина бочонок ему подарил. На тридцать целковых лимонов пожертвовал.
Ещё долго Прокол Семёнович распинался о своих патриотических подвигах и пыхтел о своей важности, пока, наконец, понял, что пора приступать к делу.
– Сын подрастает старший. Из рук отца дело возьмёт, да приумножит, – показал он на парубка с водянистыми глазами, сидевшего рядом.
– Это хорошо! – одобрил Фёдор Иванович.
– Уже не мальчишка, пора бы жизнью настоящей заняться. Вот я и подумал сосватать дочь твою. Она – красавица. Мой – мужчина видный. Внуков нам сделают – полный дом. Да мы с тобой дела наши объединим – весь Крым покроем!
Ивану Фёдоровичу такой оборот весьма понравился, но для порядку он задумался глядя на дно стакана, покрутил ус….
– Дело такое, славное, – наконец произнес он с напускной важностью.
– Вот! Вот! – тут же поддержал Прокол Семёнович.
– Но подумать, все же, надо….
– Так чего думать?
– А как мы свадьбу справим? Война.
– А в Херсоне и справим! У меня дом большой. И сад какой красивый! Столы накроем – весь Херсон гулять будет. В Херсоне я со всеми начальниками на короткой ноге. Будут молодые жить – не тужить.
– Славный ты человек, Прокол Семёнович, – вмешался дед Михо. – Но не грек. Не боишься родниться с чужим народом? У нас свои обычаи.
– Какие же?
– Мы в Бога верим иначе….
– Так, мы все – христиане! – не сдавался купец.
– Война идёт. Зачем спешить? Какая же радость молодым, когда кругом кровь льётся. Обождал бы немного. Закончится всё, поутихнет, тогда и приедешь свататься. Дурная примета – праздновать, когда смерть вокруг. Не будет счастья молодым.
Прокол Семёнович налился кровью, как свёкла.
– Ну, уж, простите! – сказал он, вставая. – Пора нам. Обещал главнокомандующему быков для армии пригнать.
Парубок зазевался. Прокол Семёнович дёрнул его за плечо. Купец с сыном вышли. Фёдор Иванович бросился вслед за ним. Оправдывался.
– Да что уж там! – пробасил Прокол Семёнович. – Я ж понимаю. Прощевай, Фёдор Иванович.
И послышался удаляющийся цокот копыт.
Грек вернулся злой и расстроенный.
– Отец, почему ты вмешиваешься? – упрекнул он деда Михо.
– Этот пройдоха тебе врёт, а ты, дурак, ему веришь, – ответил старик. – В Херсоне он со всеми начальниками на короткой ноге. Мясная лавка у него, да в самом захудалом углу херсонского базара!
– И что с того? Посмотри, как он сейчас разжился. Семь лошадей, две телеги…..
– Так это он на войне разжился. А как закончится? В Симферополе кто ему торговать даст или в Евпатории? Вот он через тебя и хочет здесь закрепиться.
– Что в этом плохого?
– Дурной он человек. Не наш, – сказал дед Михо, как отрезал.
– Откуда ты знаешь?
– Вижу? За годы научился отделять честных людей от пустобрёхов.
– Ох, прорицатель! – возмущённо закричал Фёдор Иванович.
– Дочь свою пожалей!
