Александр Башкуев - Призвание варяга (von Benckendorff)
"А ты… Ты так желал стать Императором, что даже и не удивился состоянию Новобрачной! Тоже мне — Жеребец!
"Меня тошнит… Меня просто трясет от каждого прикосновения твоего… Я не желаю ни видеть, ни слышать тебя, ни знать о том — существуешь ли ты на белом свете!
Ну а кроме того, — Государыня в лицах передала Государю весь наш разговор во время посещения Кенигсберга.
Я лежал тогда с первым инфарктом, вызванным срочным отъездом моего сына — барона фон Геккерна после той истории с Пушкиным. Государыня впоследствии объяснила свое состояние тем, что целый месяц не могла общаться со мной. Она знала, что я при смерти, и с ужасом ждала самого худшего. Когда женщина думает о возлюбленном и тут к ней пристают — возможна любая истерика.
Итак, лежал я в постели, вокруг меня собрались мои друзья и родственники, когда стало известно, что сюда едет сам Государь. А также, разумеется, — с чем он едет…
Я не успел даже что-то придумать, когда Царь уже вошел в мою спальню. Я хотел отослать всех, но брат мой, махнув рукой с горечью, с каким-то остервенением выдохнул:
— Да, ладно уж! У меня теперь секретов ни от кого нет! Пусть все слушают! Вы и так — шепотком-шепотком все про нас знаете, а тут я хотел бы — вывернуть всю сию грязь…
Столько лет… Столько лет… А стоило мне начистоту спросить моих слуг и оказывается — все все знали! Один я — дурак! Рогоносец… Верно говорят, — не делай другим того, что не хочешь чтоб тебе самому сделали… Господи, я веселился с женами их, а они, небось, все тишком радовались — "За нас всех — тебе твой же брат мстит!"
Гости мои, родные и близкие сидели, как соляные столпы — молчаливыми истуканами. Видно было, что человеку надобно выговориться… А что тут сказать? Как объясниться?!
Наконец, Государь понемногу утих, взял предложенный кем-то стул, развернул его и уселся на нем "верхом", положив свои руки на его спинку. Я все это время изучающе смотрел на него. Когда я понял, что брат, наконец, успокоился, я тихо спросил:
— Что теперь будем делать? Стреляться? Изволь.
Государь снял наконец свою фуражку со лба и утер пот:
— Глупо. О чем я пошлю тебе вызов? Если ты думаешь, что я признаю себя рогоносцем — ты заблуждаешься. Мой отец… Ну… В смысле — Павел не стал стреляться с моим отцом. Он вообще ничего не стал делать… И я теперь его понимаю…
Нет. Дуэли не будет. Это — исключено. Не было ничего. Ни-че-го.
Я уже все обдумал. Мне теперь с нею не жить… Что ты сделаешь, ежели я попытаюсь с ней развестись?
Мы — культурные люди и я хочу получить у тебя развод с моею женой. Только не делай-ка круглых глаз, — я могу получить его только лишь у тебя ты на словах только беден, а в реальности именно ты контролируешь все ваши деньги в этой стране!
Дай мне развод! Верни мне мой экземпляр брачного договора! Эта бумага, как мельничный жернов, всю жизнь тянула меня в вашу лисью нору!
Я, со своей стороны…
— Нет!
Он не ждал от меня такого ответа. Царь вскочил на ноги, приподнял даже стул, будто собираясь обрушить его на меня, но… одумался. Я же покойно ему объяснил:
— У меня нет сих бумаг. С самого первого дня у меня их и не было. Все мы знаем — в какой стране мы живем. Поэтому сей брачный договор хранится за семью печатями — Бог знает где. Может в Китае… Иль — Парагвае… Ищи, если хочется…
А вообще говоря… Я тебя нарочно просил — внимательно прочитать то, что ты там подписывал. Я особо подчеркивал, что сие — твоя Цена за будущую Корону.
Ты обещал не одному мне, прусской теще твоей, иль моей милой матушке. Ты клялся Бог знает чем и моим — и английским, и голландским, и американским родственникам. И вся наша помощь была не тебе, но — кузине нашей фон Шеллинг. Именно ее мы возводили на Престол Государыней, но никак не тебя! Ведь ты нам — не Родственник! Никакого Развода. Это — исключено.
Государь сделал пару кругов по комнате, как загнанный зверь, и все окружающие жались от него к стенам. Наконец, он замер посреди комнаты и, призывая всех нас в свидетели, закричал:
— Хорошо же. Господа, я хочу, чтоб все вы судили нас. Кто из нас Больший Грешник?
Нищий юноша, бастард, коего обижали всю молодость, а потом заставили жениться непонятно на ком! Не любимой им, и не любящей его женщине. Именно — женщине, ибо… Впрочем, вы и так уже поняли.
Так вот, — он сделал сие — ради чего? Ради Трона, принадлежавшего ему по Древнему Праву! Я — последний мужчина в доме Романовых! И вы все это знаете! И ради того, чтобы Кровь Романовых вернулась в свои Исконные Права, я пошел на все это. Пошел ради Крови моей!
Грешник ли я? Да, я — Грешник! Но что вы скажете о брате моем?
Человеке, коий отверг от себя любимую им и любящую его женщину?! Человеке, коий выступал в роли — фактически сутенера во всей этой истории? Человеке, коий Предал Любовь — во имя политической выгоды и тем самым разрушил жизнь — не только свою, но и многих из здесь присутствующих! Графиня… Маргит…
Жена моя, коя все это время недвижно сидела возле моих ног, молча встала, подошла ко мне, чуть присела, поцеловала мои губы и лоб и сказала:
— Мне надобно готовить твое лекарство. Не волнуйся, сейчас он уйдет и все опять будет тихо… Я сейчас. Я принесу твои порошки.
Государь слышал все это, раскрыв рот. Когда же жена моя попыталась пройти мимо него, он схватил ее за руку и спросил:
— Как? Вы считаете, что все сие вас не касается?! Он же — Изменял Вам! Он обманывал Вас!
Жена моя чуть пожала плечами и с видимым усилием (чтоб не расплакаться) выговорила:
— Да — Изменял. Да — обманывал. Но по Крови он — такой же Жеребец, как и Вы — Ваше Величество, а Кровь — она свое требует… Все вы Жеребцы одинаковы…
Вы, что, — думаете, что не знала я — каковы его отношения с Элен Нессельрод? Они продолжаются… И Элен дважды в неделю приходит в сей дом и мы вместе пьем чай и судачим о глупостях.
Когда в страну приезжает баронесса фон Ливен, она просто живет в доме сием и я знаю, — чем они занимаются с Сашею, когда куда-нибудь выезжают…
Я догадывалась и о вашей жене, и она знала, что я догадываюсь, но когда наши дети одной большой кучей играли на ковре — вон там, — в гостиной, мы разговаривали, как ни в чем ни бывало.
Муж мой ни разу не Изменил мне — здесь, в стенах нашего Дома и тем самым — ни разу не Обидел меня.
Я — Люблю его, а он — меня и мы вместе Любим наших с ним доченек. А сейчас мой муж тяжко болен и я просила бы не отнимать у него столь нужных ему сил — нравственных и физических.
Я не знаю, — какие у вас с ним были Договора, да Контракты. Я знаю лишь то, что каждую неделю у вас была новая женщина. И женщина сия оплачивалась из общего кошелька мужа моего и вашей жены. Ежели вы не понимали, — за что платят вам… Ну… Я не знаю…
А ежели понимали, — так зачем теперь весь этот крик?
От слов сиих Государь был просто в шоке. Он молча нахлобучил фуражку свою и так же молча вышел из моей спальни…
Ну вот, — вы и знаете одну из самых страшных тайн сего царствованья. Теперь вам ясно, — за что Государь желает повесить мой труп — якобы, чтоб примирить себя с оппозицией. Пока же я жив, он терпит меня и свое странное семейное положение, — я держу его за самое Важное — Кошелек, а без денег он не может — ни обольстить новых пассий, ни — выплатить армии ее жалованье…
Когда ж я умру, — первое, что сделает он — разведется с женой, постарается упрятать ее в монастырь, а там — вдали от чужих глаз она должна вскорости умереть, — "поевши грибов", иль "упав с крутой лестницы". Я не преувеличиваю, — я хорошо знаю кузена — он никому не прощает. Такой уж он человек.
Второе, — он постарается каким-нибудь образом отстранить от престола своего первенца — Наследника Александра. Видите ли…
Мой брат тоже поспешил изучить законы Наследственности. И он знает, что у меня с Шарлоттой может быть лишь один сын — ее Первенец. Поэтому-то он выставлял его на мороз, проливной дождь и прочая, прочая, прочая…
Я не хочу оправдываться, или знать — что вы по поводу всего этого думали. Прежде чем кидать в меня, иль мою возлюбленную большой камень, ответьте мне на два вопроса.
Почему Наследный Правитель "инородческой" русской губернии не может взять себе в жены чужую принцессу? Без того, чтоб сие не вызвало буквально истерику во всем русском обществе! "Сие — Путь к Расколу Империи!" "Обуздайте же этих националистов!
Почему оскорбительно нищее население огромной, необычайно богатой по своим природным ресурсам страны страшно завидует своим сравнительно (подчеркну — сравнительно лишь с Россией!) богатым по образу жизни, но нищим по ресурсам окраинам и исходит пеной у рта в криках: "Вы нас объедаете, а мы вас кормим!", да — "Не смейте от нас уходить, — вы загнетесь без нас!" "У вас никогда ничего не было своего, — как вы смеете даже подумать уйти от нас!
Ну, ежели мы вас так объедаем, так отпустите вы нас! Почему ж в русской армии так ценятся рижские штуцера, но официально нахваливают — тульские ружья? Почему русский флот гордится пароходами, спущенными на воду в моем Або, но хвалит громче всего черноморские парусники?!
