Владимир Сухих - Моцарт и Сальери

Сухих Владимир

Моцарт и Сальери

Владимир Сухих

Моцарт и Сальери

Дмитрий Петрович Салерин заявился, как всегда, не вовремя. Сергей Васильевич Моцаров с досадой оторвался от толстой тетради, куда он с удовольствием начал записывать очередную, давно продуманную главу романа. Пухленький, лысоватый человечек, как опостылевший черт, с мороза вскочивший в не очень теплую комнату, окружающими считался, впрочем, самым большим другом Сергея Васильевича. Попытки разубедить всех в обратном, ввиду абсолютной безуспешности, Сергей Васильевич оставил уже лет двадцать назад, сразу после окончания литературного института. Пусть его. С самого детства Салерин, фигурально выражаясь, ездил на Моцарове. Во дворе, где они имели счастье проживать и общаться, маленький Дима постоянно что-то выменивал и выпрашивал у Сергея. В школе, естественно, регулярно списывал, а то и вовсе подсовывал черновичок, с просьбой накатать задачку-другую или хотя бы маленький-маленький планчик на маленькое-маленькое сочиненьице. Ведь не может же друг Сережа бросить в беде своего лучшего друга Диму, до литературных способностей которого никому нет дела. Что, впрочем, не помешало юному Дмитрию поступить вместе с Сергеем в литинститут. За сочинение на вступительном экзамене Дмитрий получил "отлично", а Сергей почему-то только "хорошо". Ну не мог Сергей отказать лучшему другу. А в институт поступил на следующий год, ничего страшного. И с девушкой своей по его просьбе познакомил, она потом Диму сама бросила, уехала с дочерью домой. В институте их и прозвали - Моцарт и Сальери.

Дима - Дмитрий Петрович периодически заходил к Сергею Васильевичу, приносил набитый рукописями портфель - на правку, как он выражался. Своих рукописей в портфеле почти не было, были нетленные произведения каких-то друзей, да и просто нужных людей, которым ну никак нельзя отказать. Тем и кормился. Пусть его. В конце концов, рукописи он не воровал. Ну а идеи:, что ж, дело наживное. И ведь нельзя сказать, чтобы Дмитрий Петрович был без способностей. Но вот в дело их пустить ему как-то не удавалось. Этот свой недостаток он вполне осознавал и компенсировал хитростью и нагловатостью. Все чего-то ловчил, химичил, но все равно мелко и пакостно. А Сергею Васильевичу удалось-таки написать превосходный роман. Не "Мастер и Маргарита", конечно, но роман пользовался чистой хорошей популярностью. Талант Сергея Васильевича признали. А в душу Дмитрия Петровича вылилась отрава черной зависти. И целых полгода он избегал общения. Сергей Васильевич, можно сказать, вздохнул с облегчением и задумал новый роман. Но вот опять раздутый портфель монументально воздвигнут на обеденный стол.

- Давненько мы не виделись! - пухлые губки Дмитрия Петровича один за другим энергично поглощали пирожки и заливали их крепким кофе из любимой чашечки Моцарта.

- О! Да ты, я вижу, время зря не терял! - заметил Сальери стопку исписанных тетрадей, вытирая о расшитое полотенце жирные руки: - Позволь взглянуть!

Сергей Васильевич с некоторым сожалением молча протянул ему тетради.

- Так я и думал, - с несколько разочарованным видом произнес Дмитрий Петрович, пролистав несколько тетрадок.

- А что такое? - искренне удивился Сергей Васильевич. Ничего подобного он от Дмитрия Петровича не ожидал.

- Да ничего, собственно, - произнес Дмитрий Петрович: - Неплохо, конечно, очень неплохо. Но не более того. Ничему ты брат, не научился. Выдающимся произведением этому - он похлопал пухлой ручкой по стопке тетрадей - не стать.

- Ну:, в каком-то смысле: - растерялся Сергей Васильевич: - может ты и прав:

- Не в каком-то, а в самом прямом, - безапелляционно заявил Сальери: Ты писать не умеешь!

- :?

-А хочешь? - стремительно приблизил к Сергею Васильевичу свое плохо выбритое, сизое от щетины лицо Дмитрий Петрович: - Я объясню почему? Если ты этого действительно хочешь!

- Ну... Объясни, конечно.

- А вот прочти-ка это! - пухлая волосатая ручка нашарила в портфеле какой-то лист.

- Что это?! - изумленно воскликнул Сергей Васильевич, внимательно прочитав напечатанное: - Кто это написал?

- Я. - скромно потупив глаза, жеманно сказал Дмитрий Петрович.

- Поразительно! Здорово! Просто потрясающе! Рад за тебя! Признаться не ожидал! - восхищенно восклицал Сергей Васильевич: - Так описать распускающийся бутон розы! А капли росы на листьях! А шипы! А паутинка!

- Вот еще одна миниатюра. Я назвал ее "Восход солнца в пустыне", скромно, но со вкусом протянул Сальери Сергею Васильевичу еще один лист.

- Это просто поразительно! У меня действительно так не получается! Какой яркий сочный язык! Какие образы, ассоциации! А какой отточенный, лаконичный стиль! И в то же время чувствуется глубина, индивидуальность! Нет, это и в самом деле поразительно! - расчувствовался Моцарт: - Зачем ты прятал свой талант?

- Погоди, мерзавец. Еще и не то увидишь, - мысленно произнес Дмитрий Петрович: - Я тоже время даром не терял.

- Но как?! Как это возможно?! - продолжал восхищаться пораженный до глубины души Сергей Васильевич: - Ты хотел объяснить!

- Для тебя все что угодно, дорогой! - Сальери просто наслаждался произведенным эффектом. Он в очередной раз вскочил из кресла, сунул руки в карманчики своего засаленного бархатного пиджачка и быстро прошелся взад-вперед по комнате. Возле стола подхватил чашечку кофе, нарочито медленно отпил, сел в кресло и глубоко вздохнул, пытаясь унять нервную дрожь.

- Итак, - начал Сальери с безразличным, даже несколько брезгливым видом преподавателя, вынужденного в сотый раз объяснять глупому первоклашке простенькое правило: - Ты когда-нибудь задумывался над тем, чем великий писатель отличается от простого графомана?

- Ну..., не знаю... - смутился Моцарт. Такой вопрос ему, в общем, никогда в голову не приходил. А действительно, чем они отличаются? Лично сам он читал, что ему нравилось, и писал, как ему нравилось. До сих пор ему это удавалось. Сергей Васильевич попытался вспомнить, что по этому поводу писали разные литературные критики, и говорилось много лет назад на лекциях.

- Вероятно, сначала писатель должен правильно выбрать тему, - нетвердо начал отвечать Сергей Васильевич: - Затем, вероятно, нужно правильно увязать ее с литературным направлением. Глупо же, в самом деле, описывать уборку пшеницы в манере романтизма.

Общий культурный и лексический уровень тоже много значит. Есть ведь разница между дворником и преподавателем университета.

- По твоему, каждый выпускник университета должен стать классиком? вкрадчиво выпустил змеиный язычок Сальери.

- Я этого не говорил! - отмахнулся Сергей Васильевич: - Нужно еще уметь соблюдать грамматические правила языка, правильно склонять, спрягать и так далее.