Виктор Меньшов - Моцарт и Сальери

Меньшов Виктор

Моцарт и Сальери

Меньшов Виктор

Моцарт и Сальери

Моцарт - традиционен (внешне, сценически). Сальери - в кресле, без парика. Неряшливые седые космы. В заношенном халате. Запустение. Стол, подсвечники, свечи. Раннее утро. На столе - оплетенная бутыль, бокалы, надкушенное яблоко. На стене - женский портрет.

Моцарт:

Сальери, здравствуй! Я не слишком рано?

Боясь обеспокоить - не спешил.

А ты уж на ногах...

Сальери:

Скорее, в кресле.

Увидеть рад. Но что поднять сумело

тебя так рано? Если мне не спится

в причину лет,- тебе сей груз не ведом.

Моцарт(неуверенно):

Сальери... Что-то странное со мною.

Мне сны нелепые смущают душу

и разум мой тревогой наполняют.

И по утрам, в тоске неизъяснимой,

я... плачу.

Сальери (с иронией):

Ты - плачешь? Моцарт? Верить ли?.. Не знаю...

А что есть слезы - ведомо тебе?

Ты наблюдал когда-нибудь, как плачут

в шандалах старых восковые свечи?

Моцарт (несколько недоуменно):

Смешной вопрос... Известно всем, что свечи

как женщины: и горячи, и мягки,

и так же сразу наготове слезы.

Сальери:

0, нет, мой мальчик. Это взгляд поспешный.

Смотри: сейчас я свечи зажигаю.

В них фитилек едва лишь разгорелся.

И воск еще упрямится... Напрасно.

Огонь - сильней. И первая слеза

скользнула по свече... за ней - другая...

А человек... Чем больше в нем гордыни,

тем больше слез. И тем быстрее слезы.

Моцарт:

Постой, Сальери. Столько праздных слов!

При чем тут свечи? Боже! Бедный разум!

Кошмары стали сниться по ночам,

с тех пор, как этот Черный Человек

смутил меня заказом неприятным.

Я сразу понял - это злобный рок.

Шаги судьбы грохочут за спиною.

А ты смеешься...

Время нас рассудит.

Сальери:

Ах, Моцарт! Как далек наш суд!

Но времена - еще не Время.

Мы одному суду принадлежим,

у нас с тобою разные вершины.

Я, как Сизиф, таская в гору камни,

свою вершину сам себе построил.

Ты от трудов таких избавлен свыше.

Ты - гений. Жизнь твоя легка,

как посвист перелетной птахи.

Прекрасен гения порыв!

И царство слов!

И царство жеста!..

В Бессмертье все облечено:

Слова, Поступки, и Деянья.

С тобой и муза не на Вы,

а прислонясь к щеке щекою...

Одна беда: рожденным на вершине

неведомо боренье с высотой.

Ты обречен к Бессмертью

вот твой яд!

Да, этот яд и сладок, и приятен,

но, милый мой, не слишком ли пьянит?

Не разменять бы золото на медь.

Моцарт:

Сальери! Ты запутался в словах.

Сам говоришь - я гений. Гений свыше.

И в тот же час - про мелкие размены.

Но если гений мой дарован Богом

кто? или что? - отнять его посмеет?!

Кто в силах посягнуть на эту славу,

которой Бог - опора в небесах?

Сальери:

Что - слава? Слава - тлен.

Бессмертье? Где-то там. Где нас не будет...

Но! - Бог в душе превыше Бога в небе.

И превзойти Творца не всяк сумеет,

а тот, кто знает: Богом нам дана

такая малость. Все же остальное

от мира. От его скупых щедрот...

Моцарт:

Да что мне мир?! Я сам - награда миру!

Работа? Там, где ты, старик Сальери,

едва мерцаешь робким огоньком,

там я костер воздвиг под небеса!

Я - Моцарт! Озаренье века!

Сальери:

О!.. Моцарт!.. Моцарт - фейерверк.

Сальери - тусклая лампада.

Да. Фейерверк - слепит... Но ты представь...

Нет, право, Моцарт. Право же, занятно!

Представь, что каждый вечер - фейерверк.

Не слишком ли? Не обижайся, Моцарт.

Мы часто ненароком забываем

не то, что про лампады - про иконы.

Бог нас простит. Мы все - живые люди,

и от молитвы не родятся дети.

И если б не терпение старушек,

елея добавляющих в лампады

давно б они угасли у икон.

А Бог - он нужен. Нет, не ежедневно.

Тогда, когда Никто уже не нужен.

Ты мечешься. А круг все уже... уже...

Весь мир - как острие в нагую грудь.

Моцарт:

Но что ты проповедуешь, Сальери?

Пустые словеса. Хоть так. Хоть эдак.

Так повернул - одно, а так - глядишь, другое.

Игра в слова - опасная игра.

Сальери:

А в ноты?

Моцарт:

В ноты? Ноты - не слова...

Сальери:

Ах, Моцарт, Моцарт. Музыкою слово

не объяснить, как музыку - словами...

Нет, можно - если слово это Слово,

а музыка... Меня ты понял, Моцарт?

Моцарт:

Сальери, ты все вглубь, да вглубь.

И все про то, что мы давно учили.

Я не школяр. Назначена дорога.

Она пряма. И жизнь полна восторга.

Сидишь кротом в своей норе, Сальери.

Жизнь за стеной грохочет карнавалом.

Там - Музыка! В улыбках юных дев!

В хрустальном звоне вспененных бокалов!

Там - в ярких красках праздничных нарядов!

В сиянье солнца! В чистоте небес!

Бежать от жизни... Ты же трус, Сальери.

Сальери:

Жизнь наша - не движенье по прямой,

а долгое блужданье в Лабиринте,

где по углам таятся Минотавры.

Им несть числа. Стоглавы. Многолики.

Бессмертную! Единственную Душу

готовы рвать бесовскими когтями.

На тысячу! На десять тысяч

душонок мелких, серых и невзрачных.

Их много - Минотавров! Много. Много.

(впервые приподнимается с кресла, кричит, указывая пальцев на камзол Моцарта, на бутыль, на женский портрет)

Вот - Минотавр!.. И то! И - это!..

(опускается в кресло, прежним тоном)

Вот, что, с пути сбивая, губит нас.

Не разминуться - всюду минотавры.

Но мы - в служении у Муз. В служении!

Не в слугах праздных. Мы - не для себя.

И коль талант - тщеславию утеха,

когда в величии он обращен

к себе лицом - и только, он - дерьмо!

Воняет, хоть и блещет позолотой.

Талант - есть свойство наших душ

во многих душах отражаться.

Мы - миг. Мы заглянули в мир

так ненадолго! Наши души - тень.

Да - тень... Представь: вот мы под фонарем,

и тени прилегли у наших ног.

Шаг в темноту - и тени нет, как нет.

Но вот я умер. На ходу. Внезапно.

Безносая сразила. Я упал.

И - нет меня. Недвижен. Там. Далеко.

Фонарь мерцает. Умер. Тень живет.

Она, змеей вкруг тела извиваясь,

живет. А тело - смрад и тлен.

Мы все Творцом воссозданы из праха,

чтоб, промелькнув, рассыпаться во прах.

Мы - прах. Не мы бессмертны - души.

Моцарт:

Сальери! Мы - не все. О чем ты?!

Их Бог - для всех, а наш - он для немногих.

Так мало! Так печально мало нас!

Мы - праздник мира. Вечный праздник мира,

и мы ль не заслужили в мире праздник?

Не там, за гробовой доской. А здесь. Сегодня.

Ты сам сказал: мы - ненадолго.

И одаряя гением других,

ужель себя мы одарить не смеем?