За всё - Лев Владимирович Скрипник
— Стой!
Остановились — грудь к груди — шахтёры и солдаты.
— Ряды — сдвойся!
Молодой офицер в погонах поручика ледяными, холодными глазами уставился в шахтёров. Выдержал паузу и поднял руку. Выкрикнул, отбивая каждое слово.
— Сию же минуту прекратить неурядицу, выдать зачинщиков и — марш по местам.
— Вперёд, товарищи!
— Смелее!
— Не пойдём!
— Своего требуем.
- Вперед!
— Р-расходитесь! Стрелять будем!
Старый, изможденный шахтёр кричал солдатам:
— Братцы! Товарищи! Неужели же в нас будете стрелять? Посмотрите же на нас, — разве разбойники, висельники мы? Мы лишь жизнь свою улучшить хотим... Солдаты, братцы!
— Расходитесь!
— Вперёд!
— Да здравствует революция!
— По бунтовщикам пальба! Шеренгой... рота...
Пауза... Страшная, долгая пауза... Кто-то воскликнул:
— Братцы! Неужели вы будете стрелять?
Залп. Дым. Крики. Несколько шахтёров в агонии корчатся на земле. Старый шахтёр затыкал ладонью рану, из которой чёрным фонтаном (чёрным, как и жизнь шахтёрская, как и уголь) бьёт кровь, и хрипло стонет:
— Солда... ты... что вы делаете?
Упал. Разъярённо и решительно, с грозными выкриками толпа движется на солдат.
— Пли!
Новый залп. Трупы. Кровь. Стон. Ещё и ещё залпы...
И тогда толпа с неистовым ужасом, с болью, отчаянием и яростью бросается в закоулки, во дворы — везде, где есть выход. Из закоулков вылетают всадники. Свистят, впиваясь в тело, нагайки, сабли... Падают, корчатся, царапают в предсмертных муках землю шахтёры.
IV
— Вынь патроны!
Снова защёлкали затворы. Задеревеневшие, бледные солдаты с тоскливыми, полными ужаса глазами смотрели в землю. Сзади тихо всхлипывал:
— О-споди боже мой... Д-да что же это такое?
— Служба, — вздохнул бородатый с ефрейторской нашивкой на погонах...
Каждый из солдат чувствовал, что отныне эти трупы, эта кровь навеки чёрной завесой окутают их жизнь.
Каждый из солдат чувствовал, что отныне он — палач. И где бы ни был он, чтобы ни делал, но эти трупы, эта смерть до смерти не дадут покоя.
— Молодцы, ребята.
Ответа не было.
Офицер нахмурился, нервно топнул ногой, но промолчал и, резко повернувшись, пошёл подсчитывать количество жертв для рапорта.
Долг свой он выполнил блестяще и, безусловно, погоны поручика скоро заменит на капитанские.
*
Вот он наклонился над красивой Катрей — откатницей. Мёртвая. Записал.
Митька, залитый кровью, с продырявленной грудью, на мгновение открыл глаза. Простонал от боли, но, увидев поручика, напрягся. Оглянулся, рядом на земле валялся брошенный кем-то браунинг. Перевернулся и сжал браунинг в руке. Потом собрал оставшиеся силы и, скрипнув зубами от боли, поднялся на локти. Навёл дуло на офицера. Нажал на курок.
Выстрел... Неудачный выстрел... Пуля свистнула мимо уха офицера.
Поручик вздрогнул. Митька обессиленно упал, и глаза у него снова зажмурились. Конвульсивно хватал грудью воздух.
— А-а, сволочь! — ударил его в бок офицер.
— Г-гадина. Жив ещё.
— Не моги бить его... — сурово сказал кто-то из солдат, — умирает он.
— Что?! — лицо офицера налилось кровью.
— Мо-олчать! — обвёл глазами солдат и резко крикнул:
— Иванов! Иди сюда!
Из ряда вышел маленький жалкий солдат. Взял под козырёк.
— Что прикажете, ваше благородие?..
Холодно и жёстоко офицер отчеканил:
— Добей эту тварь! — указал на Митьку.
Солдат застыл. Глаза его расширились от ужаса и отчаяния. Солдаты глухо заволновались.
— Н-ну, слышишь... Добивай!
Тогда маленький солдат упал на колени и зарыдал:
— Не могу... Не могу, ваше... силы нет... умирает он... не... не...
— Что-о?!.. Не подчиняться? Под суд...
Замахнулся и ударил солдата. От удара с солдатской головы упала просто в кровавую лужу шапка.
Солдат поднял её, но сейчас же с ужасом отбросил. Зубы его цокали.
— Братцы... шапка... шапка в крови... наша же кровь это... наша. Братцы... Убийцами стали.
Офицер презрительно плюнул в лицо солдату.
— Сопляк, а не солдат! Вот как нужно расправляться с этой... — и навёл дуло на Митькин лоб.
Хрипел и вздрагивал Митька.
Из строя выступил великан с налитыми кровью глазами.
— Не моги делать! Дай хоть умереть человеку!
Но офицер натянул курок, — и Митька вздрогнул и вытянулся.
И тогда великан-солдат с каменным лицом и безумными глазами тихой походкой подошёл к офицеру.
— Мёртвых те мало? Мало? Мало людей мы здесь перебили? Не напился кровушки? Иудами сделал нас... Да нешто забудется это? И ещё умирающего добивать? А, с-сука. Будя!
Судорожно сжал ружьё. Прощупал взглядом офицера, и от этого полного нечеловеческой ненависти взгляда офицеру сделалось жутко. Во рту почувствовался могильный холод, и по спине забегали тысячи тоненьких иголочек. Будто загипнотизированный, не сводил глаз с солдата и бормотал:
— Петров... Петров... да ты... ты...
И тогда солдат, жестоко усмехаясь, отступил шаг назад...
Хрустнуло что-то в груди офицера, из горла вырвался дикий крик, и руки хватались за штык, который медленно всё глубже и глубже прокалывал грудь...
— За всё... за всё... — тихо сказал солдат и, вытащив окровавленный штык, далеко отбросил ружье.
Солнце садилось.
Немая и величественная молчала шахта № 3. Скупо поцеловали солнечные лучи трупы, залитые чёрной, как шахтёрская жизнь, как уголь, кровью.
— За всё!
Немые и застывшие стояли солдаты и глаза у них были остекленевшие от ужаса.
Примечания
I
1 Вертикальная, реже наклонная горная выработка квадратного, прямоугольного или круглого сечения, относительно небольшой глубины, обычно до 20—30 метров, проходимая с земной поверхности для разведки полезных ископаемых, при инженерно-геологических изысканиях, для вентиляции, водоотлива, транспортирования материалов, проведения археологических разведок, спуска и подъёма людей и для других целей (примечание переводчика).
II
2 Дубовые подпорки, сдерживающие породу, менять крепёж надо часто, иначе порода заваливается, придавливая рабочего (примечание автора).
