Ангел с черным крылом - Аманда Скенандор
Она тоже была когда-то такой же юной. И такой же глупой. Просто чудо, что ей удалось избежать исправительной колонии для несовершеннолетних.
Тем временем мальчишке удалось запустить грязную ручонку в карман пальто мужчины в цилиндре. Уна покачала головой. Неумеха… Уже через секунду он выдернул руку, сжимая в ней золотые часы. Такие стоят не меньше сотни, но воришка получит у скупщика не больше двадцатки. Или еще меньше, если работает на кого-то. Но Уна не могла не отметить, что мальчишке таки удалось незаметно вытянуть часы из кармана. Значит, не такой уж и неумеха…
Мальчик сделал шажок в сторону, и Уна пошла вниз по лестнице. Она успела спуститься всего на пару ступенек – и тут на весь зал раздалось раскатистое «Вор!» Уна напряглась всем телом, как натянутая струна, готовая сорваться с места. Она оглянулась и увидела, что мужчина крепко держит мальчишку за руку, в которой раскачиваются, посверкивая, часы на золотой цепочке.
Вот так малолетки и попадают в колонию. А этот такой худющий, что, если не отправят сейчас в колонию, скорее всего, замерзнет где-нибудь на улице. Уна поспешила к мальчишке, пробиваясь сквозь толпу негодующих зевак, и, не успев сама толком опомниться, уже стояла прямо рядом с ним.
Уна зажала саквояж под мышкой и картинно всплеснула руками.
– Вот ты где, негодник! – громко вскрикнула она. – Мать места себе не находит, а он тут на вокзале ошивается! – и, обернувшись к обокраденному мужчине: – Этот негодник вам чем-то помешал?
Глаза мужчины яростно сузились.
– Этот негодник – самый настоящий вор! Он только что вытащил у меня часы!
Уна опять всплеснула руками и изумленно выпучила глаза. Слишком картинно, должно быть, но нужно во что бы то ни стало отвлечь на себя внимание мужчины.
– Вилли, не может быть! Это что, правда?
– Я… э…
Мальчик еще раз посмотрел на свою руку, все еще зажатую в кулаке мужчины, а затем на Уну… и от его смущения не осталось и следа.
– Простите меня, тётя Мэй! Вы же знаете, мама как запьет… Я уже три дня ничего не ел…
Уна внутренне поморщилась. Люди больше сочувствуют больным, чем пьяным… Но ладно, он ведь еще совсем мальчишка…
– Это не оправдание! Ты же знаешь, у меня всегда найдется тарелка супа для тебя! Немедленно отдай этому джентльмену часы и извинись перед ним!
Мужчина медленно разжал руку. На запястье мальчика остались ярко-красные полосы. Что-то во взгляде этого хитрого лисенка подсказало Уне, что он намерен сбежать, предоставив ей разгребать заваренную им кашу. Поэтому Уна тут же схватила его за воротник грязного пальтишка и хорошенько встряхнула.
– Отдай часы немедленно, ты что, оглох?
– Да, мэм…
Он все же бросил неуверенный взгляд на Уну, но в следующее мгновение отпустил цепочку часов. Те упали в ладонь обокраденного мужчины. Мальчик разочарованно проводил их взглядом, пока мужчина засовывал их обратно в карман пальто.
– А извиниться? – настаивала Уна.
– Простите меня, сэр! Это больше никогда не повторится!
– Вот и хорошо! – потрепала мальчишку Уна.
Продолжая крепко держать его за воротник пальто, она обернулась к обокраденному с извиняющейся улыбкой.
– Примите и мои глубочайшие извинения, сэр! Его мать – порядочная женщина! Она просто никак не может прийти в себя после смерти мужа. Я уверена, вы все понимаете, ведь у вас доброе сердце – это сразу видно. Не смеем больше задерживать вас, сэр!
С этими словами Уна еще раз встряхнула парнишку и прибавила:
– И уж будьте спокойны: перед ужином задам ему знатную трепку!
Выражение лица мужчины ничуть не смягчилось. Он тщательно отряхнул свое пальто, словно оно замаралось просто от того, что Уна и мальчишка стояли с ним рядом.
– Да уж, будьте любезны! – процедил он.
Уна поспешила поклониться и за шиворот вытащила мальчишку из зала ожидания. Как только они вышли на улицу, тот попытался вырваться, но Уна затащила его за стальную опору надземки.
– Ты чего добиваешься? – прошипела она. – На Рандалс[3] не терпится?
– Вам-то какое дело?
Уна отпустила ворот его пальто.
– Никакого. Но из-за таких болванов, которые не думают головой и знай только ищут проблем на свою задницу, все становятся подозрительнее, то и дело хватаются за часы и кошельки. Я уж не говорю про копов. А мне и остальным работать вдвое сложнее.
– Я бы и без вас справился. Вырвался бы и удрал.
– Да что ты? Этот тип вцепился в тебя как бульдог! Ты что думаешь – тебя пожалеют в Гробах[4], потому что ты еще маленький? Сожрут и не заметят! Не церемонятся они с такими, как мы с тобой!
Мальчишка просто пожал плечами. Вот упрямец!
– А родители твои знают, чем ты тут на вокзале промышляешь?
– Нет у меня никого!
– Тогда тебе дорога в благотворительную школу. Там будут хотя бы кормить. И научат читать и писать.
– Ага. А потом отправят на Запад, как всех сирот…
– И что? Это все-таки лучше, чем сгнить в тюрьме.
Он снова молча пожал плечами. Уна присела рядом с ним на корточки. Щеки мальчугана были грязными, одна даже слегка расцарапана. С носа капало.
– Ну, или хоть будь осторожнее! В надземке проще, – Уна дернула головой вверх, где прогрохотал поезд. – Там и копов меньше. И начинай с малого. Мелочь из карманов, или несколько монет у дамы из сумочки. Если украдешь все, не успеешь далеко убежать – хватятся. Когда мужчина идет по делам, он сразу же заметит, если пропали часы. Лучше дождаться, пока он не рассядется где-нибудь, уткнув нос в газету или в стакан с джином.
Уна достала чистый носовой платок, поплевала на него и обтерла мальчишке щеки.
– И умывайся чаще, что ли! Лучший вор тот, кто вовсе на вора не похож!
Придав ему более-менее приличный вид, Уна засунула руку в карман и выудила оттуда десять центов.
– Вот, держи! Иди поешь. И подумай о благотворительной школе.
Не успела Уна протянуть монетку, как почувствовала его руку в кармане своего пальто.
– Правильно! Шарить по карманам легче, когда человек чем-то занят. Но только я не настолько глупа, чтобы держать там что-то ценное для таких, как ты.
Мальчишка смущенно улыбнулся и убрал руку.
– И надо делать все быстрее. А руку засовывай поосторожнее. Попробуй скорешиться с парнями, которые по кебам работают. Может, научат кое-чему.
– А у вас есть напарник?
– Нет. Не доверяю…
Краем глаза Уна заметила какую-то суету у входа в вокзал и резко обернулась. Она спряталась поглубже за выступом железной фермы и притянула к себе мальчишку. Тот самый мужчина, которого парнишка пытался обокрасть, что-то громко втолковывал двум полицейским. Уна нахмурилась. Когда они уходили, он злился, но вроде уже успокаивался. Уна снова обернулась к сопляку, прижала к стене и обшарила карманы и, конечно, обнаружила пропавшие золотые часы.
– Ах ты наглый засранец! Да ты подставил нас обоих!
Она оставила часы в кармане мальчишки – уж лучше пусть их найдут у него! – а десятицентовик забрала обратно.
– Я пойду на север по Четвертой, а ты – на восток по Сорок второй. Только не беги! Иначе они сразу бросятся за тобой. Еще раз увижу тебя на вокзале – сама сдам копам, понял?
Но не успела Уна договорить, как парнишка уже бросился наутек. И естественно, не по Сорок второй, а по Четвертой, то есть туда, куда хотела уйти она сама. Вот болван!
Уна повесила саквояж на руку и вышла из-за фермы. Мимо прошли две дамы в мехах. Уна пристроилась за ними. Шум за спиной усиливался. Какой-то окрик. Резкий свисток. Похоже, копы сразу увидели бегущего мальчишку и устремились за ним в погоню. Уна не оборачивалась. Она шла за дамами, едва не наступая им на пятки. Одна из них с подозрением покосилась на нее: Уна была одета вполне опрятно, но далеко не столь
