Святослав Логинов - Драгоценнее многих (медицинские хроники)
– Пусть будет так, – согласился Бокелзон. – У нас мало ученых защитников, а после мученической смерти Томаса Мюнцера, община вовсе оскудела знающими мужами. В Париже ты будешь подобен Даниилу в пасти льва и Ионе во чреве китовом. Братья станут молиться за тебя.
В тот же день Мигель выехал во Францию. Немногие нужные вещи Бокелзон обещал отправить следом. А пока Мигель Сервет, назвавшийся для безопасности французом Мишелем Вильневым, прибыл в Париж, не имея ни денег, ни знакомств, ни сколько-нибудь ясных планов – ничего, кроме желания изучить медицину, чтобы потом доказать, каким образом дух божий присутствовал в теле человека Иисуса Христа.
На Малом мосту Мигеля окружила невообразимо пестрая толпа. Из дверей теснящихся вдоль перил лавочек тянуло пряными запахами, дымом и гнилостным зловонием. Здесь торговали городские аптекари. В Мигеле сразу опознали приезжего, его хватали за рукава, зазывали в лавочки и прямо на крутых ступенях моста пытались всучить всевозможные средства:
– Камень безоар из слезы благородного оленя, спасает от любого яда! – соблазнял один.
– Месье, астеническая конституция ваших членов указывает, что вам необходимо лечение майскими травами, – взывал второй. – У Грио вам предложат золотой питье, которое только разорит вас, я же лечу сразу и дешево… Месье!..
– Могу предложить ладанку с волчьим зубом и цветами незабудки, – шептал в ухо продавец вовсе уже каторжного вида, – кто станет носить ее на шее, о том никто никогда не подумает дурно…
Последний шарлатан оказался особенно назойливым, он долго провожал Мигеля, страшным шепотом предлагая амулеты из волос самоубийцы и целебные мази из сала повешенного. Мигель насилу отвязался от самозваного эскулапа. Ничего не поделаешь, вокруг настоящей медицины всегда вертится тьма самозванцев.
За мостом начались узкие улочки Латинского квартала. Над головой почти смыкались выступающие этажи старинных домов, в которых помещались столетия назад основанные коллегии, снискавшие громкую славу своими почтенными профессорами, а также учеными магистрами. Мигель облегченно перевел дыхание. Он добрался до цели путешествия, и теперь Мигеля Сервета больше нет, по улицам Парижа идет студент-медикус Мишель Вильнев.
* * *В один из дней конца сентября 1533 года анатомический театр Парижского университета заполнила на редкость разнородная толпа. В готическом зале под короной лежал завернутый в покрывало труп безвестного бродяги, удавленного третьего дня на Гревской площади, а вокруг собрался едва ли не весь цвет французского двора. Школярам, бакалаврам, даже магистрам сегодня пришлось потесниться. В первом ряду, в специально принесенном кресле сидела королева Наварры, сестра французского короля – Маргарита. Придворный врач Николя Флорен держался на полшага сзади и шепотом давал пояснения любознательной королеве. Далее расположились придворные, и надо отметить, что многие пришли сюда своей охотой и, к тому же, не в первый раз. Окружение Маргариты состояло из людей образованных, а значит – из вольнодумцев. Да и сама королева некогда пострадала за излишне вольный образ мыслей. Книга ее рассказов была осуждена Сорбонной и сожжена на площади. Об этом знали все, и королева втайне гордилась этим.
На профессорской кафедре возвышался Якоб Сильвиус. Сегодня он читал Галена «О назначении частей» – курс, принесший ему великую и заслуженную славу. Конечно, Галена можно с успехом читать и не роясь в протухших кишках висельника, но со времен Мондино обычай требовал, чтобы лекции по анатомии хотя бы изредка сопровождались публичными демонстрациями.
Приглашенные цирюльники обязаны были сидеть на соломе, разбросанной вокруг стола, но сидеть в присутствии королевы не смели, а встать не могли, чтобы не загораживать вида, и неудобно жались на корточках, ожидая приказа начать секцию. Будущие же медикусы теснились позади, лезли ногами на скамьи, облепляли колонны.
Сильвиус читал резким сильным голосом, четко произнося слова и акцентируя внимание слушателей на наиболее важных моментах:
– Все, что касается печени, уже достаточно описано, остается указать на защищенность ее положения, о котором Природа с самого начала особенно позаботилась. Будучи соединена с желудком и со всеми кишками посредством вен и окружающей их оболочки, в виде ее формы и долек, она трудно отделяется от них, – лектор оторвался от книги и сказал:
– Последнее требует особого пояснения. Латинский текст, коим обычно пользуются, сильно искажен в этом месте, в результате чего еще в самое недавнее время бытовало мнение, что печень трудно отделяется от остальных органов по причине сложной формы долек, из которых состоит оболочка. Однако, внимательное изучение греческой рукописи Галена показало, что прочитанное следует понимать иначе, а именно: сама печень состоит из двух либо четырех долей, и хотя свободно скользит среди оболочки, но будучи крепко оплетена связками и двумя входящими в ее тело венами, представляет немалые трудности анатому.
– Ваше величество, – обратился он к королеве, – позвольте мастеру провести вскрытие и продемонстрировать вашему величеству печень человека, ее расположение и входящие в нее вены.
Королева неспешно кивнула, один из цирюльников поднялся, взял в тазу с инструментами широкий медный нож и приступил к вскрытию. Сильвиус, не глядя, продолжал:
– Таким образом, сама Природа подтверждает правоту божественного Гиппократа, а также повсюду прославленного его толкователя Галена – величайших божеств медицины после Апполона и Асклепия.
Цирюльник засунул руку в брюшную полость, пытаясь вытащить на свет и показать собравшимся какой-то орган.
– Невежда кромсает желудок, – шепнул Флорен на ухо королеве.
Маргарита рассмеялась.
– Учитель, остановите дурака! – звонкий голос прорезал монотонный гул аудитории.
Сильвиус замер на полуслове. Толпа обернулась на звук. С ближайшей скамьи соскочил высокий человек, одетый в длинный темный плащ, какие принято носить среди школяров. Густая борода не могла скрыть молодости студента и лишь подчеркивала румянец свежих щек и задорный блеск глаз. Студент оттолкнул цирюльника, крикнув:
– Бездельник, тебе место на этом столе, а не возле него! – затем, уже не обращая ни на кого внимания, быстро, опытными движениями начал вскрытие.
Все молча ждали. Сильвиус растерянно стащил с нечесанных жестких волос профессорский берет, потом, вспомнив, что он на кафедре, а значит, должен быть с покрытой головой даже в присутствии королевы, поспешно натянул его. Королева перевела удивленный взгляд с неожиданно объявившегося прозектора на Флорена. Тот чуть слышно пояснил:
– Андрей Везалиус Витинг, сын императорского аптекаря. Замечательно способный юноша, – Флорен самодовольно улыбнулся и добавил: – Мой протеже.
Везалий отошел от стола. Теперь все могли видеть, что секция проведена отлично.
– Благодарю, – кивнул оправившийся от неожиданности Сильвиус и продолжил чтение: – Природа, снабдив повсюду печень связками…
– Учитель, – вновь прервал лектора Везалий, – мы видим здесь полую вену, артерии и связки, но сама печень не делится на доли. Части, о которых упоминает Гален, я видел лишь у собак и свиней. Неужели отсюда следует, что Пергамец ошибся?
Сильвиус даже не пытался скрыть недовольство. Мальчишка второй раз нарушил порядок лекции. Мало того, он допустил грубейшее нарушение придворного этикета, обращаясь к третьему лицу в присутствии королевы. Но если первая выходка была вызвана вполне понятным бахвальством, желанием блеснуть низменным прозекторским искусством, то теперь он необдуманно бросал вызов самой науке – непререкаемому авторитету божественного Галена. Сильвиус медленно спустился с кафедры, нагнулся, разглядывая близорукими глазами отпрепарированные органы.
– Ваше величество, – признал он, – несчастный действительно лишен долей печени. Досадное уродство, и оно, конечно же, ничего не доказывает. Глупый мальчик поступил бы гораздо вернее, если бы искал подтверждения своим взглядам в описаниях Галена, а не подле виселицы, куда попадают создания извращенные как душой, так и телом. Печень ДОЛЖНА состоять из многих частей, так как если бы в ней имелась только одна большая полость, то кровь не задерживалась бы там долго, и кровотворение было бы вследствие этого хуже. Так утверждают Герофил, Руф и даже сам Аристотель!
Везалий молчал, сраженный словами знаменитого доктора. Значит, все, кого ему приходилось вскрывать до сих пор, были жалкими уродами, лишенными полноценной печени! Везалий стоял, расставив руки с растопыренными, перепачканными кровью пальцами, и весь вид его выражал такую растерянность, что кто-то из свиты королевы не выдержал и расхохотался, громко хлопая себя ладонями по бокам, где, несомненно, скрывалась сильно разветвленная печень.
