Эдмон Лепеллетье - Тайна Наполеона
Все дамы оспаривали и рвали друг у друга из рук Деспрео, и его пируэты, реверансы, расшаркивания и антраша гораздо больше содействовали искоренению воспоминаний о всеобщем равенстве по идее революции и возрождению обычаев и манер прежнего режима, чем все противореволюционные декреты термидорианцев и Директории.
Вот именно из-за визита Деспрео, назначенного на утро описываемого нами дня, жена маршала Лефевра, вернувшаяся накануне не очень поздно с вечера у императрицы Жозефины, и должна была подняться с постели и одеваться уже в десять часов утра.
Выйдя в салон, Екатерина застала профессора грации перед зеркалом, упражнявшимся в изысканных реверансах и строившим умильные рожи.
– А, вот и вы, господин Деспрео! Ну, как здоровье? – крикнула при виде его Екатерина, хватая его за руку, которую тот и не собирался протягивать, и с силой тряхнула ее в энергичном рукопожатии.
Деспрео покраснел и пришел в полное замешательство, так как рукопожатие жены маршала прервало его посреди второй фигуры большого реверанса, которым он хотел приветствовать ее. Он освободил свою руку от чистосердечного пожатия госпожи Сан-Жень и, оправляя слегка помятые кружева манжет, довольно-таки сухо ответил:
– Имею честь быть к услугам вашего высокопревосходительства!
– А, ну вот что, паренек! – сказала Екатерина, садясь на край стола. – Дело в следующем. Император находит, что при его дворе манеры прихрамывают. Он хочет вымуштровать нас. Понимаешь, чего он от нас хочет, сынок?
Деспрео, шокированный в самых святых своих чувствах, возмущенный фамильярностью Екатерины, ответил с большой едкостью:
– Его величество более чем прав, думая восстановить при своем дворе манеры и изящества просвещенных дворов. Я с преданностью и уважением готов исполнить его волю. Но не будете ли вы так любезны сообщить мне более определенно, что именно хотите вы изучить в искусстве светского обращения, чтобы удовлетворить его величество?
– Да вот в чем дело, братец: во вторник при дворе дают большой бал, придется танцевать гавот. Император хочет, чтобы мы все приняли участие в танцах. Ты же как-будто кое-что смыслишь в этом, ну вот, научи-ка и меня танцевать гавот!
– Гавот – очень трудный танец. Тут требуются особые способности. Не ручаюсь, что я смогу посвятить вас в тайны этого танца, который особенно нравился супруге дофина, удостоившей меня неизреченным счастьем быть ее учителем танцев, – сказал Деспрео с лицемерной скромностью.
– Ну, все-таки попробуем. О, если бы все дело было только в императоре, так я не очень-то заботилась бы обо всем этом: он не спрашивал, танцую ли я гавот, когда я стирала ему белье. Но этого очень хочет Лефевр, а всего, чего хочет Лефевр, хочу и я! Да, уж нечего сказать: Лефевр и я, мы словно два пальца на одной руке; нам ровным счетом наплевать – пусть над нами смеются те пустоголовые сорванцы, которые окружают принцесс; им смешно, что мы с Лефевром исполнили то, что они только обещают! Ну, паренек – в позицию! За гавот! Ну-ка, скажи, куда мне девать ноги? – И госпожа Сан-Жень подбоченилась и два раза топнула ногой об пол, словно собираясь переходить по данному сигналу в атаку.
Деспрео незаметно передернул плечами и испустил глубокий вздох. Этот аристократ-гаер приходил в отчаянье от грубости нравов и необходимости учить хорошим манерам и посвящать в тайны гавота былых прачек, ставших, благодаря победе демократии, влиятельными и чиновными дамами. Он нетерпеливо подошел к Екатерине, тихонько наклонил ее корпус вправо и спросил:
– Вы когда-нибудь танцевали прежде?
– Да, когда-то давно… В Во-Гале.
– Не слыхал о таком, – ответил Деспрео, поджимая губы. – Ну, а какой танец вы танцевали тогда? Курант, паванну, пасспье, трени, монако, менуэт?
– Нет, фрикасе. Я танцевала его с Лефевром в первый раз. Мы так и познакомились… и поженились.
Профессор изящных манер меланхолически покачал головой, как бы говоря: «Вот до чего я опустился! Кого мне приходится учить – мне, профессору танцев супруги дофина!» – и с выражением сосредоточенной скорби принялся учить Екатерину Сан-Жень составным фигурам благородного танца, восстановленного Наполеоном на придворных балах.
II
Екатерина изощрялась в постановке рук, в сгибании колен, в поклонах и мерных отдергиваниях ног согласно звучанию музыки, извлекаемой из пронзительной скрипки Деспрео, который наигрывал ариетту Паэзьелло, когда дверь стремительно распахнулась и показался Лефевр.
Он был в парадном, сплошь расшитом мундире. На голове у него была большая шляпа с перьями; на его груди сверкал бриллиантовыми искрами орден Большого Орла, а поверх маршальского мундира, расшитого золотом, шла широкая красная орденская лента.
Лефевр, казалось, был в крайне приподнятом состоянии духа.
– Вот так история! – закричал он входя словно пьяный, с конвульсивными подергиваниями, бросил шляпу оземь и закричал: – Да здравствует император! – и прижал к своей груди жену.
– Да в чем дело, говори Бога ради! – сказала Екатерина.
Деспрео, прерывая легкое антраша, которому старался обучить свою непонятливую ученицу, подошел ближе и, сгибая в изящном реверансе колено, спросил:
– Господин маршал, уж не умер ли император?
Вместо ответа Лефевр наградил профессора танцев здоровым пинком ногой; последний пришелся тому в нижнюю часть спины и заставил совершить такой пируэт, который абсолютно не предусмотрен правилами искусства хореографии.
Кое-как оправившись от толчка, Деспрео снова склонился в изящном реверансе и сказал:
– Простите, господин маршал, я не расслышал, что вы изволили сказать.
– Да ну же, Лефевр, успокойся! Скажи же, что случилось? – воскликнула Екатерина. – Деспрео спрашивает тебя, уж не умер ли император. Ведь этого не может быть?
– Нет, этого не может быть! Император не умер, да он и не может умереть… Император никогда не умрет! Тут дело совсем в другом. Катрин, мы выступаем!
– А куда именно, муженек? То есть, простите, я хотела сказать господин маршал! – поправилась Екатерина, бросая иронический взгляд в сторону смущенного и удивленного Деспрео.
– Не знаю, куда именно мы отправляемся, но мы должны быть там во что бы то ни стало, и поживей! Мне кажется, мы двигаемся на Берлин.
– А далеко отсюда этот Берлин? – наивно спросила Екатерина, которая была не очень-то сильна в географии.
– Не знаю, далеко ли это, – ответил Лефевр, – но для императора ничто не может оказаться слишком далеким.
– А когда мы выступаем на Берлин?
– Завтра. Император очень торопится, эти пруссаки что-то очень уж зазнались. Император никогда ничего не делал им. В прежние времена они нападали на Францию вместе с австрийцами, англичанами, русскими, испанцами – словом, вместе со всем светом, но мы все это простили им. Это маленькое государство, в котором много образованных людей, кажется. Император их любит; он постоянно говорит об одном из них, которого зовут Гёте – это субъект, пишущий в газетах. Император говорит, что сделал бы его графом, если бы этот Гёте был французом, как он возвел в князья какого-то Корнеля, руанца, который, кажется, давно умер.
– Значит, император хочет потрепать пруссаков?
– Да. Он удивил нас всех, когда сказал, что это будет нелегко. Да эти пруссаки у нас и в счет не идут! Страна, которой и на карте-то не разглядишь. Император уверяет, что эта война принесет нам много славы. Ну, что же, в этом он понимает больше меня. Да и в конце концов это его дело! Наше дело – драться за него; везде, где он нам укажет неприятеля, мы вступим в бой! Но мне все-таки кажется унизительным расточать сабельные удары такому маленькому народу, как эти пруссаки! Право же, мало славы победить такого незначительного противника!
– Простите, у пруссаков был Фридрих Великий, и они каждый год справляют праздник Росбаха! – вставил свое слово Деспрео, постаравшийся тем не менее отодвинуться подалее из боязни снова соприкоснуться с кончиком сапога маршала.
Лефевр пожал плечами.
– Росбах? Такого не помню, это из древней истории… Да и к тому же, в те времена императора не существовало на свете. Ну, а там, где он сражался, поражений не было.
– Что правда, то правда, – подтвердила Екатерина. – Что это за человек! Но, слушай-ка, Лефевр, могу я ехать с тобой?
– Если хочешь, до границы. Император берет с собой императрицу. Это – военная прогулка. Ах, Катрин, каким ударом грома среди безоблачного неба покажется эта война, разразившаяся вдруг! Однако займемся же нашим отъездом! Ты видела Анрио?
– Анрио ждет тебя, как ты приказал.
– Хорошо, я представлю его императору, быть может, эта война, объявленная так неожиданно, посодействует его повышению. Поди-ка, позови нашего Анрио!
Екатерина бросилась исполнять его распоряжение. Но Деспрео, стремившийся обратить на себя внимание, хотел упредить ее и стремительно направился к двери, опережая Екатерину; вдруг бешеный удар кончиком сапога снова отбросил его назад и голос Лефевра загремел:
