Юсиф Чеменземинли - Девичий родник
Окончив молитву, я осмотрел рану, в ней копошились черви. Я очистил рану, промыл соленой водой и перевязал. Больной, видимо, успокоился.
Немного погодя к нам подошел второй скиф. Раненый принялся что–то объяснять ему. Пришедший простер руки к моим ногам, тронул их и поцеловал, лицо его выражало преклонение.
«Я достиг своей цели», — подумал я.
Спустя некоторое время вокруг меня собралось человек пятнадцать воинов–скифов, все они протягивали руки к моим ногам и, тронув их, целовали.
Больной все что–то говорил им. Воины развели костер. Один из них принес несколько высушенных кишок.
Привели лошадь. Проткнув ей задние ноги шилом, они собрали льющуюся кровь и затем, перевязав травой морду лошади, повалили в огонь.
Не успела лошадь прожариться, как скифы поделили ее, дав и мне большой кусок.
То было походной трапезой скифов.
29
Я провел среди них три дня. Мы жили на открытом воздухе. В течение этих трех дней я лечил больного. Он поправился и я приобрел огромную популярность. Постепенно я изучил место главной стоянки скифов и выразил желание попасть туда.
Воины провели меня.
По дороге мне бросилось в глаза множество подвязанных к поводьям лошадей кусков высохшей кожи. Я обратился за разъяснением.
— Это кожа с лиц убитых врагов! — объяснили мне с гордостью.
Я принялся считать. Раненый убил до 121 человека.
У других было что–то в том же роде.
Скифы украшали свои копья, подвязывая к ним плечевые кости убитых врагов.
Полдня мы продвигались меж воинов, кони которых были спущены на подножный корм.
Наконец глазам нашим предстали раскинутые на вершине горы роскошные шатры.
— Хаган там! — сказал раненый, указывая в сторону шатров.
Мы остановились у источника на склоне горы.
Раненый несколько раз оставлял меня и вскоре возвращался, приводя с собой каждый раз по нескольку человек. Окружив нас, они с интересом рассматривали меня и о чем–то говорили меж собой. Чтоб увеличить их интерес я порой возводил глаза к небу и «возносил молитвы»,
В тот день ко мне привели нескольких больных. Я произносил над ними молитвы и, укрепив на груди их травы, отправлял обратно. Воины почитали травы за талисман и боялись прикоснуться к ним. С каждым днем число прибывающих ко мне больных росло. Прежде чем приступить к «лечению», я совершал «обряд».
Скифы решили, что я гам и мой авторитет с каждым днем увеличивался.
Однажды, бродя по стану, я заметил толпу. Я подошел к ней: посреди круга вертелся гам в одежде, украшенной золотыми и серебряными монетами. Через несколько минут гам впал в забытье, изо рта его показалась пена. Едва он успел очнуться, как люди о вопросами: «что уготовано мне?», — окружили его.
Отвечая, гам подошел ко мне и лишь только собрался задать вопрос, как я завертелся на месте.
Я кружился до того быстро, что на мгновение потерял сознание. Я упал. Очнувшись, я заметил стоящего надо мной гама.
— Что мне предопределено? — спросил он заплетающимся языком.
— Завтра ты погибнешь! — ответил я. Гам лишился чувств.
Все окружили меня. Я отвечал, что попало на бесчисленные «что мне уготовано», раздающиеся со всех сторон.
Народ одарил меня золотом, серебром и одеждой.
Этот гам был верховным гамом. Его обморок увеличил и укрепил средь всех мое влияние.
30
Мое пророчество в отношении верховного гама сбылось. Я узнал, что верховный гам удушен по приказу хагана. Это мне сообщил пришедший пригласить меня во дворец воин.
— За что? — осведомился я.
— Пятнадцать дней тому назад, — рассказал он, сын хагана, искупавшись в реке, заболел. Из–за его болезни отложили намеченный на юг поход. Болезнь лечили обрядами и молитвами главного гама. Гам был призван во дворец. Он кружился в присутствии приближенных хагана и впал в забытье, очнувшись, объявил, что через неделю наследник будет здоров. Вчера исполнилась ровно неделя, но самочувствие принца вместо того, чтоб улучшиться, ухудшилось.
Во дворце творится нечто невообразимое. Носятся разные слухи: «Вторая жена хагана Рунджа Хатун, чтобы добиться возвышения своего сына, уговорила гама прочесть недобрые молитвы»…
Так я впервые узнал, что здесь средь правящих кругов существуют интриги и, размышляя о том, как бы их использовать, отправился во дворец.
Встречавшиеся по дороге воины, простирая руки, прикасались к моим ногам и целовали их. Наконец все становище знало меня и верило в мою силу и святость.
Я сам изумлялся своему быстро растущему влиянию.
С воином, явившимся за мной, мы вошли в шатер. Человек с огромным шрамом на лице принял меня с большими почестями и объявил, что я назначаюсь верховным гамом.
Мне дали украшенную звездами одежду и бубен. Свершив небольшой обряд, я принял дары. Ученики гама заиграли в зурну и я облачился в новые одежды.
Как только я был готов, все почтительно склонились предо мною. Человек со шрамом на лице, сказав что–то, надел мне на голову тюрбан со свисающим сзади конским хвостом.
Меня провели в шатер к больному. Я прошел сквозь небольшую дверь с золотыми подпорками.
Больной лежал у противоположной стены на высокой тахте. С каждой стороны по девять молоденьких девушек, преклонив колени, держали в руках свои косы. Глубокое молчание царило в шатре. Главная жена хагана находилась у ложа больного. При виде меня она с благоговением поднялась с места и поцеловала мои руки. Я подошел к больному. Он был в агонии.
Я приложил руку к его лбу. Он пылал. Я отошел. Отодвинувшись, окружающие освободили мне место.
Ударяя в бубен, я завертелся до полного изнеможения. Что случилось потом не помню.
Вдруг я очнулся. Ко мне подошла главная жена хагана.
— Что уготовано моему сыну? — спросила она в волнении. Я молчал. По лицу моему струились слезы. Я не думал, что я заплачу. Хаганша упала на тахту и девушки со слезами на глазах окружили ее.
31
На другой день совершили обряд погребения наследника. Рабы вырыли большое пространство, имеющее по двадцати шагов в длину и ширину.
Дно было устлано ветвями ивы. Сюда поместили шатер наследника со всей обстановкой и утварью. Труп одели и уложили на ложе и вместе с оружием внесли в шатер. Все виденные мною накануне восемнадцать коленопреклоненных девушек были поодиночке передушены рябым палачом Алпатаем и трупы их были разложены вокруг принца. Лошадь принца задушили, привязали у входа в шатер.
Прежде чем засыпать могилу явился хаган с гаремом и кормилицей.
Хаган был одет чрезвычайно просто, лишь прикрепленный к поясу ятаган с осыпанной драгоценными камнями рукояткой привлекал всеобщее внимание. За ним следовало девять воинов, вооруженных секирами.
За полы одежды главной жены хагана держалось по девять девушек с каждой стороны. Она рыдала, прикрыв глаза руками. За ней следовал гарем, сановники, военачальники.
Приблизившись к дверям шатра, старшая жена хагана обернулась и, заметив Рунджу Хатун, гневно закричала:
— Не подходи! Бесчестная! Ты мой кровный враг!.
Женщины безмолвно замерли.
Поступок главной жены хагана вызвал недовольство некоторых сановников, ибо сын Рунджи Хатун становился наследником, и каждый видел свое счастье и благополучие в ее благосклонности.
По окончании обряда прощания, могила была покрыта досками, воины, подходя по одному, бросали по горсти земли и вскоре над могилой вырос огромный курган.
Вокруг кургана вбили раздваивающиеся на концах колья. Привели пятьдесят лошадей из забранных в виде трофеев у побежденных племен и пятьдесят слепцов, и, задушив их всех, привязали лошадей у кольев, уложив на них трупы слепцов. И тогда сорок всадников принялись ездить вокруг кургана и петь.
32
Через три дня я предстал пред лицом хагана. Он сидел на своем троне. Его окружали прелестные юноши и девушки.
Хаган указал мне место, я сел. Он подал знак, все покинули шатер. Мы остались вдвоем. Хаган сильно изменился.
— Как себя чувствуешь? — спросил он слабым голосом.
— Под сенью Мериха.
— Я не могу совладать со скорбью, — сказал он и умолк.
Затем он снова заговорил:
— Чтоб утишить боль, я лелею мысль о кровавом походе. Что сулит рок?
Я задумался.
— Предопределение рока туманное, — сказал я.
Хоть слова мои вызвали легкое недовольство хагана, он вскоре успокоился.
— Что видно? — спросил он с большим интересом.
— Вот уже три дня, как я стараюсь овладеть тайной судеб. Еще до похода предвидятся беды и злоключения.
Выявляется измена некоторых полководцев против хагана…