Станислав Брехов - Смертельная печаль. Саби-си
Минут любви,
С тобой проведённых.
Я собираю мыслей силу
И обращаюсь к Тому,
В чьей воле помочь.
Всевышнего призываю на помощь,
Прошу – услышь, дай силы
Справится с болью – потери её.
Как бы все не случилось в жизни,
Как бы боль сильна ни была моя,
Помнить нужно мне бесконечно,
Что на все есть Воля Твоя.
Господи, не покидай меня,
Все остальное мне выносимо
Если знаю, что рядом Ты.
Теперь же спустя долгие годы мне все стало понятным. Мое чувство было столь огромным и всепоглощающим, таким острым и сладостным, что я начал забывать о главном, о чем забывать никогда нельзя.
В этом мире никого нельзя любить больше Бога. Как только ты об этом забываешь или, что еще хуже, не понимаешь этого вовсе, тебе об этом непременно напомнит судьба.
И напоминание это будет столь болезненным, сколь глубоко было твое беспамятство.
«Не сотвори себе кумира» – вот это как раз тот случай. Любишь ли ты до беспамятства своего ребенка, женщину, мать или вождя, что тоже возможно и, что я не раз встречал в этой жизни, ты рано или поздно прозреешь. Только прозрение это будет очень болезненно. Ты должен понять, что это всего лишь люди, и им никогда не стать тем, чем является для тебя Создатель. Никому из них не заменить Его и не дать тебе того, что дает Он. Никому из них не дано любить тебя так, как любит Он.Глава 7 Возвращение сына
Моя песня была лишена мотива,
но зато ее хором не спеть.
Не диво, что в награду мне за такие речи
своих ног никто не кладет на плечи.
Я сижу у окна в темноте; как скорый,
море гремит за волнистой шторой.
И. Бродский
«Уважаемые пассажиры, у секции номер два начинается регистрация пассажиров, вылетающих рейсом 4112 в Магадан».
По зданию аэровокзала прозвучал голос неведомой мне девушки-диктора.
Красивый голос, подумалось мне, интересно было бы ее увидеть. Соответствует ли красота голоса ее внешности?
Когда три с лишним года назад я прилетел во Владивосток на военном Ил-76 мне казалось, что мой отлет отсюда так далек, что он так несбыточен, как если бы я думал о своей пенсии. А вот и пришел этот день. Да еще к тому же я также сильно не хочу улетать отсюда, как когда-то не хотел оставаться.
Очень хорошо помню тот день. Как шедшие нам на встречу по аэродрому «дембеля» и «годки», улетающие неизвестно куда, кричали нам: «Эй, сынки, вешайтесь, мы ваших девок поехали…»
Не знаю, было ли это кому-то обидно слышать, но мне точно – нет.
У меня на гражданке девушки не осталось. Так получилось, что в то время я ни в кого влюблен не был. Как, впрочем, и теперь.
Зарегистрировавшись и сдав свою фирменную спортивную сумку с подарками и дембельским скарбом в багаж, я налегке вышел на улицу. Подышу напоследок приморским воздухом.
Здесь во Владивостоке в это время еще очень тепло, а как там меня встретит мой Магадан.
Да и душно мне в здании. Одет-то я не по-летнему. Приготовился к ранней Магаданской зиме.
На мне морпеховский бушлат и офицерская пилотка. Неуставные ботинки и офицерские брюки. Если нарвусь на патруль, будут неприятности. Форма одежды у меня явно не соответствует уставу. Ну да ладно, не прятаться же мне от них после трех лет службы. Авось, и не разберутся: «кто где и кто чей».
Ну вот, только вспомнил о них, и они тут как тут.
Вижу, как, заметив меня, от противоположного угла здания двинулись в мою сторону трое военных. Так, офицер, капитан, и двое сержантов, все «сапоги», и то неплохо. По нашивкам, как будто связисты. Подходят, я спокоен, даже не стал застегивать бушлат. Мы приветствуем друг друга.
– Товарищ главный корабельный старшина, предъявите Ваши документы.
На вид капитан вроде мужик не злобный, говорит неспеша, еще молодой совсем. Лет двадцать пять на вид. Может, и не станет придираться к форме одежды. Я протягиваю свой военный билет и дембельское предписание.
– Слышь, старшина, ты бы народ не смешил, сними «тошнотика».
Один из сержантов заметил выглядывавший из-под бушлата значок парашютиста-отличника.
– Во-первых, не старшина, а главный корабельный старшина. Во-вторых, это не «тошнотик», а знак парашютиста-отличника. Разницу я тебе объяснять не стану, некогда. В-третьих, когда я два года отслужил, ты еще черпаком бегал, в лучшем случае. Так что проникнись уважением и не хами мне.
Капитан, слушая нас, внимательно изучал мои документы.
– Ты сержант не прав, извиниться тебе надо. Главстаршина на этот знак все права имеет. Номера части твоей раньше не встречал, но по первому ВУСу вижу; водолаз-разведчик, из ПДСС флота?
Сержанты переглянулись.
– Можно и так сказать.
– Ну-ну. – Капитан отдает мне военный билет. – А вот с формой одежды все же давай разберемся. То, что пилотка офицерская я не спрашиваю, на дембель едешь – простительно. А вот бушлат или застегни, или сними. Пока еще тепло совсем. А то расхлябанно выглядишь. – Он кривит лицо. – Не красиво. Когда самолет?
– Да зарегистрировался уже, иду на посадку сейчас.
Я снимаю бушлат, и оба сержанта меняются в лице, увидев на фланке медаль.
Капитан о ней, конечно, прочел. В военном билете лежит удостоверение о награждении.
– Ну, давай, брат, передавай привет Магадану, я там послужил чуток. На сопке. Хороший город, правда, холодный. – Он протягивает мне руку. – Небось, там уже зима?
– Может быть и уже. Часа через три-четыре узнаю.
– Смотри не попадись по прилету в комендатуру. Там она больно злая.
Я поворачиваюсь к сержантам.
– Ну что, сержант, ты подумал над своим поведением?
– Извини, не прав я был. Счастливо долететь.
Я улыбаюсь, протягиваю им руку.
– Ну, бывайте и вам счастливо дослужить.
Иду на предполетный досмотр. В очереди пытаюсь высмотреть знакомые лица. Но никого, как назло.
Поболтать бы с кем, может, не так тоскливо будет.
Ох, как не хочется мне улетать. Казалось бы, радоваться должен. Служба закончилась, дома родные ждут, а я с сожалениями прилечу.
Скоро я оказываюсь в самолете.
Смотрю в иллюминатор. Какая тоска, ком подходит к горлу. Когда еще сюда залечу, когда увижу Владик и Русский. Ох, как же мне не хочется улетать. Опять подумалось, почему я не родился во Владивостоке. Не судьба, как говорится. Ну, ничего, сейчас прилечу и с головой в учебу. Все проходит, все забывается.
– Уважаемые пассажиры, мы начинаем наш полет. Просьба ко всем, пристегнуть ремни безопасности и привести спинки кресел в вертикальное положение, – объявила борт-проводница.
«Так, ну её-то лицо, я увижу. Нужно оценить соответствие красоты голоса и лица».Вот мой институт. Когда я последний раз тут был, которого числа? В мае, нет, точно, это было в июне. И с тех пор прошло уже три с половиной года. Да, теперь конец октября, значит, три года и пять месяцев. Посмотрим, что же изменилось за это время?
Я вхожу через главный вход, иду по коридорам, заглядываю в учебные классы, лекционные залы.
Да, пожалуй, изменений не много, те же краски, те же запахи, те же выражения лиц.
Все осталось по-прежнему, вот только я уже другой.
Почему я так раздражен, почему зол. Что происходит, я не могу себя почувствовать прежним, юным и беззаботным пацаном, закончившим школу и пересевшим за институтскую парту. Неужели груз трех лет так давит на мое сознание.
На первом курсе я помню себя совсем другим. Сколько оптимизма и надежд на будущее, куда все это девалось.
Мне только двадцать два года, а я уже рассуждаю как сорокалетний муж.
Возможно, я знаю, в чем дело. Эти три года были для меня очень непростыми, мне приходилось выживать, а им всем на это наплевать. Они тут резвятся, «тащатся», «кайфуют», эти мои сокурсники. Им еще невдомек, что все может быть иначе. Понимать то, что терять можно и в этом возрасте. Терять людей – близких и дорогих.
Пройти рядом со смертью и разминуться на метры. Быть униженным самому или видеть унижение соседа. Отмахиваться кулаками, чтобы этого не случилось. Да, мне будет не просто найти с ними общий язык.
Если я так думаю, то это будет очень не просто.
Эти мои обиды на весь белый свет мне нужно забыть. Отпустить прошлое и научиться жить настоящим. Они все меня не поймут, а заставлять их меня понимать – безнадежно.
Пусть мой опыт и чувства живут во мне так глубоко, чтобы никто из них не мог понять, что же у меня внутри.
Мне просто нужно время, возможно полгода-год, и я научусь мириться с ними.
Я буду работать над этим и добьюсь желаемого.
Сейчас октябрь, к началу учебного года я опоздал, из своей группы никого не знаю. Попробую найти ее по номеру и расписанию.
Я пришел в институт в морпеховском камуфляже, бушлат оставил в гардеробе.
Под летней курткой на мне теплый «тельник», на ногах шнурованные ботинки. Зима в этом году ранняя, на улице уже лежит снег, но я все еще не переоделся в теплую меховую одежду.
