Павел Гельбак - Сын чекиста

Чувство нежности переполняет Арсения Александровича. Как тяжело Ванде, должно быть, жить с ним! Вечная нужда. Накормить ее досыта он и то не может! А она не ропщет. Как бы он хотел, чтобы она не знала нужды! Но что может студент! Если бы он остался работать в Чека, то получал бы приличную зарплату, они бы лучше питались. Но Ванда настояла, чтобы он пошел на рабфак, а потом в институт. Может быть, временно бросить учебу и пойти работать? Надо же дочь растить!

Арсений плотнее укутывает жену серым солдатским одеялом. Слезы навертываются на глаза Ванды. Как хорошо ей сейчас! Вот если бы еще рассказать Арсению о том, что не дает покоя, признаться о встрече в Елизаветграде. Прошел год с тех пор, а она все молчит. И вдруг Ванда поняла, что молчать больше не может. Она сама стала матерью!

— Арсений... у тебя есть сын... В Елизаветграде... Зовут его Володей. И Катерина... Я видела твоего сына.

— Ну что ты выдумываешь? — Арсений Александрович положил руки на влажный лоб жены, подумал: «Наверное, бредит. А что, если не бредит? Сын... Володя. А тут дочь... Да нет! Не может этого быть! Напугалась, бедная, бредит».

— Спи, родная, — успокоил он жену.

— Бабка, а бабка, я в школу опоздаю!

Мария Александровна повернулась, взглянула на ходики.

— Спи ты! Шести еще нет!

У человека новая жизнь начинается, а она — спи! Вовка подходит к окну. Верно, в школу еще никто не идет. Вон только тетка Матрена шаркает метлой о каменные квадратики тротуара. На спинке стула — наутюженные брюки, рядом алеет на белом полотне рубашки пионерский галстук.

Одевшись, Вовка вспоминает, что надо умыться. Он снимает галстук, рубашку, брюки, чтобы не забрызгать. Вода холодная, плеснул на руки, мазнул возле подбородка — ух, как неприятно! Только снова оделся, вспомнил: ботинки не чищены. Но раздеваться опять не стал.

Ботинки, купленные на толкучке, почти новые, только на левом носок острый, а на правом круглый, да еще кверху задрался. На левом ботинке дырочки для шнурков, а на правом — крючки. Яков Амвросиевич сказал, непарные они, поэтому вдвое дешевле стоят.

Вовке это даже нравится: вроде как две пары ботинок купили. С левой стороны посмотришь — «джимми», а с правой — «бульдоги».

Ботинки подозрительно блестят. Наверное, Яков Амвросиевич вечером почистил. Просили его! Разве он сумеет начистить по-настоящему! Густо наваксив щетку, Вовка проводит ею по узконосому ботинку. Увлекшись чисткой, прижимает ботинок к себе. На белой рубашке образуется черное пятно. Возка решил было раздеться, положить все как было и лечь в постель. Пускай потом разбираются, кто измазал! И вдруг вспоминает: «Пионер никогда не врет». А если застирать? Вовка мочит пятно, трет его мылом. Пятно становится еще больше.

— Ты чего это?

— Да вот...

— Эх ты! Не возюкай! А то и вовсе не отстирается. — Бабка отбирает у Вовки рубашку.

— В чем же мне в школу?

— Найду что-нибудь!

Бабка добрая. С тех пор как Вовка ушел от Семена Ягодкина, она его не бранит. Так, пожурит иногда. А перед заказчицами хвастается: «Вот какой герой! Вступился за бедную женщину, не испугался литейщика!» Мама тоже Вовку тогда похвалила. «Молодец!», — сказала. Она даже в заводской газете написала про то, как Кузьма Ягодкин над женой издевается. Завком профсоюза тогда показательный суд устроил. Вовка на суде все как есть рассказал. Его и суд похвалил: «Молодец, парень! Настоящий пионер!» Только отчим был недоволен. «Всю жизнь, — сказал, — нам испортил».

Екатерина Сергеевна и Семен сняли угол у одного рабочего. С детьми угол не сдавали, и пришлось Вовке переселяться к бабке. Плохо, что он с мамой врозь живет. Но она каждый день прибегает.

Наскоро поев, Вовка, необычайно серьезный, степенно выходит на улицу. Рубашка на нем хоть и не новая, но белая, и пионерский галстук повязан. Через плечо ремень, на нем сумка — из маминой гимнастерки сшита: «военная» сумка! В ней букварь, ручка, карандаш, еще задачник для первого класса. К сумке привязана бутылочка с чернилами. После получки мама обещала купить чернильницу-невыливайку.

— Тетка Матрена, а я в школу иду! — Вовка замедляет шаг, чтобы дать дворничихе Матрене разглядеть его получше.

— Иди, иди, родимый...

В этот день и улицы какие-то особенные! Ни флаги, ни портреты, правда, не вывешены. И все-таки улицы очень радостные, как на Первое мая или на Октябрьскую. На улицах полно ребят. Старшеклассники идут, вспоминают, кто как провел летние каникулы.

Вовке тоже есть что вспомнить. Он участвовал в пионерском походе. Вот только знакомых ребят не видно. А что, если пойти по другой улице? Напрямик до школы три квартала, а кругом мимо плаца — пять. Авось кого-нибудь встретит!

На плацу курсанты-кавалеристы занимаются: через барьеры прыгают. Надо поглядеть...

Школьный двор почему-то пуст. Вовка задирает голову и читает: «Четвертая школа имени В. И. Ленина». Тяжелая парадная дверь открывается с трудом. Блестят разноцветные кафели пола, до блеска натерты перила лестницы. Тишина. Вовка медленно поднимается по ступенькам. Вот и дверь, на которой написано: «Первый класс». Вовка открывает ее, и, будто по команде, к нему обращается множество любопытных глаз. Седая учительница в просторной вязаной кофточке тоже на него смотрит и спрашивает:

— Как твоя фамилия?

— Рывчук.

— Почему опоздал, Рывчук?

Вовка молчит, краснеет.

— Садись на заднюю парту и впредь приходи вовремя.

Так начинается школьная жизнь Володи Рывчука.

Интересно в школе! Вовка даже погоревал: кто это воскресенья придумал?! И после воскресенья Вовка особенно торопится в школу. На зеленой сумке теперь у него болтается маленький мешочек, в нем чернильница-невыливайка.

На углу Вовка догоняет Ваську Петренко, сына дворничихи Матрены, — тот тоже в школу спешит, но у него к поясу привязан обычный пузырек с чернилами.

— А у меня вот! — показывает Вовка чернильницу-невыливайку.

— Подумаешь!..

— Ни в жизнь не выльется! Гляди!

Вовка опрокидывает чернильницу и начинает ее трясти. Чернила не выливаются, но вот брызги попадают на брюки Вовке, на рубаху Ваське, на тротуар.

Собравшиеся вокруг первоклассники оживленно обсуждают достоинства и недостатки чернильницы. В стайку школьников врывается лохматый парнишка и выпаливает:

— В крепости аэроплан упал! С места не сойти, если вру!

Забыта чернильница. Самолет упал! Такое не каждый день случается.

— Айда поглядим!

— А в школу?

— Да мы быстро,

Крепость не за углом, до нее идти и идти. Парнишка, принесший известие о самолете, бежит впереди. Значит, не соврал. Ребята бегут за ним. Вот уже позади оживленные городские улицы. Впереди валы старой крепости, маленькие чугунные пушки, окопы. Ребята поднимаются на вал и видят: аэроплан врылся носом в землю, вокруг него толпа. Человек в шлеме и кожаной куртке — Вовка сразу догадался, что это летчик, — никого близко к аэроплану не подпускает.

Кто-то говорит, что теперь летать не опасно, в случае чего можно с парашютом прыгнуть.

— А что это за штука «парашют»? — спрашивают у летчика.

И он начинает объяснять устройство парашюта, для ясности сравнивая парашют с зонтиком.

— «Добролет» будет организовывать массовую подготовку парашютистов, — говорит летчик. — Многие из вас станут летчиками и парашютистами. Только вот не вмажьтесь, — обращается он к мальчишкам, — как я...

Лицо летчика озабочено. Вовке его жаль. Разбить самолет — это не чернила на штаны вылить. Тут влетит так влетит!..

Ребята возвращаются домой. Какая там школа! Скоро обедать. Всю дорогу только и разговору, что об авиации. Вовка говорит, что на шкафу у них лежит старый зонтик; если взять его, бабка даже не заметит.

— Выноси! — решает Васька. — Попробуем!

Вовка вбегает в комнату и бросается к шкафу. На нем свернутые в трубку и перевязанные тесемками выкройки, под ними зонтик.

— Пришел? — слышится из кухни голос бабки.

— Знаешь, бабушка, у крепости аэроплан разбился.

— Да ну?.. Как же это?

Но Вовки уже и след простыл. Раскрыв зонтик, он носится по двору. Васька канючит: «Дай я! Дай я!» Длинноногая Нинка спрашивает:

— Что это ты с зонтиком носишься, когда солнце светит?

Вовка разъясняет, что это не зонтик, а парашют. Васька, попросив зонтик, прыгнул с забора. Правда, с забора они и так прыгали. Забор невысокий, а под ним песок. Но с зонтиком прыгать интересней.

— А я с крыши прыгну! — заявил Вовка.

— Ну и хвастаешь! — усомнилась Нинка.

— Не веришь? Давай на спор!

С крыши весь двор как на ладони, даже Дворцовую видно. Вон извозчик проехал, возле кино «Ампир» толпа. На соседнем дворе кто-то доски строгает. Длинноногая Нинка кажется маленькой. С земли доносится Нинкин писк:

— Слабо прыгнуть! Слезай... Проиграл...