Атаман всея гулевой Руси - Полотнянко Николай Алексеевич
– Скинь с себя порты и рубаху да полезай в воду, – велел ему Степан Ерофеевич. – Глянь, как сидит струг.
Сергунька скоро разделся и нагишом прыгнул за борт.
– Где дно? – спросил Степан Ерофеевич.
– Ногами хватаю, а встать не могу, – ответил парень.
– Нырни и погляди, как сидит струг, – сказал Твёрдышев.
Сергунька бултыхнулся и, мелькнув белыми ягодицами, ушёл под воду. Через некоторое время он вынырнул с другой стороны струга.
– Помоги ему подняться, – велел Степан Ерофеевич Максиму.
Тот схватил Сергуньку за руку и одним рывком вознёс парня в струг.
– Ну что? – спросил Твёрдышев.
– Нос увяз, – сказал Сергунька. – А корма свободная, я под ней пролез.
– Давайте, ребята, таскать кули с носа на корму, – сказал Степан Ерофеевич. – Лодка уже на берегу, скоро вернётся.
Но работать им не пришлось, на берегу люди враз загалдели и стали размахивать руками. Некоторые из них стали забегать в воду что-то кричали, но слова до струга доходили плохо, и понять, почему люди забеспокоились, было невозможно.
– Что они там заволновались? – сказал Степан Ерофеевич, и тут Сергунька схватил его за рукав.
– Гляди, хозяин! – вскричал он и указал на плёс. – Чья-то лодка к нам идёт, и шибко!
Твёрдышев обернулся и мигом понял, что попал в большую беду. К стругу стремительно приближалась большая лодка, полная воровских людей, некоторые из них, что были впереди, держали пищали и явно готовились стрелять, другие гребли из всех сил, вёсла, как крылья, мелькали в их могучих руках, и со струга воровская лодка казалась хищной птицей, падавшей на застигнутую врасплох добычу. Кормщик покачивался соразмерно с движениями вёсел и каждый раз вскрикивал:
– Навались, ребята! Навались!
Появление воров не показалось Максиму опасным, поначалу их приступ показался ему какой-то забавой, но Твёрдышев вдруг страшно закричал на Сергуньку:
– Неси оружие и припасы!
Сергунька метнулся под дощатый навес на корме и принёс отцовскую пищаль, суму с пулями и пороховницу.
Твёрдышев схватил пищаль, подержал и бросил на палубу.
– Где гранаты?
– Там же, – ответил Сергунька, но не двинулся с места.
Твёрдышев оттолкнул его в сторону, в несколько прыжков достиг кормы, расшвырял кули, достал деревянный ящик, но тот был закрыт на замок.
– Дай топор! – крикнул Твёрдышев, пытаясь руками открыть замок.
Максим подхватил валявшийся на палубе топор, подбежал к ящику и взломал запор. Твёрдышев в это время уже раздувал подожжённую искрами из пищального кресала обсыпанную порохом паклю.
Гранаты на струге были трехфунтовые, чугунные шары, начинённые порохом, с запальными трубками.
Воровская лодка была уже в пятнадцати саженях от струга. Из неё раздался недружный залп. Сергунька вскрикнул и упал на палубу.
– Поджигай! – велел Твёрдышев и подставил под огонь запальную трубку, которая тотчас зашипела и забрызгала искрами.
– Мечи, Максим! – сказал он, протянул парню гранату, взял другую и начал её поджигать.
Максим с гранатой, пригибаясь, побежал к другому борту струга. В это время из лодки опять грянул пищальный залп. Воры стали готовиться к приступу, часть из них гребли, что было сил, остальные вынимали сабли и кистени, и яростно ими размахивали с самыми ужасными воплями. Максим понял, что больше из пищалей стрелять не станут, поэтому встал во весь рост, понянчил на ладони гранату, примерился и метнул её в лодку, сопровождая полёт взглядом. Увидев, что в них летит какой-то чёрный шар, воры поняли, что им грозит, и заорали ещё пуще. Граната взорвалась, размётывая чугунные осколки прямо над головами воров. Взметнулся чёрный клуб дыма, часть нападавших была сразу убита, другие остались живы, но ненадолго: граната, брошенная рукой Твёрдышева, разорвалась прямо в лодке, её осколки убили остальных воров и сделали в бортах и днище большие пробоины, в которые тотчас кинулась вода.
– Глянь, как Сергунька! – крикнул Степан Ерофеевич, затоптывая сапогами огонь на палубе.
Этот возглас вывел Максима из оцепенения, в которое тот впал после того, как увидел, что сталось с людьми в лодке. Он поспешил к парню, перевернул его на спину и оледенел от ужаса: пуля попала Сергуньке в переносицу, оба глаза были выплеснуты из глазниц и висели на окровавленных нитях. Подошёл Степан Ерофеевич, скривился, посмотрев на убитого, и накрыл его пустым рогожным кулём.
Лодка злодеев почти целиком погрузилась в воду, вокруг неё покачивались трупы, несколько уцелевших воров плыли, взмахивая руками, к дальнему берегу, а Твёрдышев стал громкими криками призывать своих людей на струг. Пустой берег ожил, попрятавшиеся бурлаки и работники стали вылазить из кустов. Приказчик Гонохов сталкивал лодку в воду, чтобы скорее плыть к хозяину, он ещё не ведал, что ждёт его на струге.
– Я тобой премного доволен, – сказал Степан Ерофеевич. – Будь сегодня подле меня. Думаю поручить тебе важное дело, Максимка.
Лодка уже подошла к стругу. Приказчик Гонохов первым взошёл на его борт и сразу понял, что случилась беда. Побледнев, он опустился на колени, снял с убитого рогожный куль и забился в беззвучных рыданиях. Степан Ерофеевич подошёл к нему, обнял за плечи и поднял.
– Крепись, Фома!
– Ему же всего пятнадцать лет минуло на Благовещенье! – обливаясь слезами, всхлипнул Гонохов. – Первый раз взял с собой в Астрахань.
– Ермолайка! Максим! Унесите тело на корму! – велел Твёрдышев. – И ты с ними, Фома, ступай! До темна струг надо вызволить.
Лодку нагрузили товарами, и едва она отчалила от струга, как он заколебался и снялся с песчаной мели. Люди заметно повеселели и стали работать слаженнее и скорее. Твёрдышев и Максим взялись за большие вёсла и, работая ими, отвели струг на глубину. Затем разгрузили лодку и привезли с берега отправленные туда ранее товары. Бурлаки были на месте и, пройдя на вёслах плёс, струг взяли на бечеву и потащили к Синбирску.
В протоку, отделявшую остров Чувич от синбирского берега, струг вошёл уже в сумерках. Твёрдышев смотрел на пристань и дивился: она была плотно заставлена стругами, а на берегу пылали костры, вокруг которых находилось множество ратных людей. «Видно, что-то случилось, – подумал Степан Ерофеевич. – Стрельцы пришли в Синбирск недаром, они пойдут далее, на Стеньку».
Твёрдышев разглядывал берег, примериваясь, где бы ему ловчее пристать, как услышал, что его кличут. Кричал приказчик кабака, который был у Степана Ерофеевича в откупе. Приказчику вторил заливистый тенорок Саввы.
– Ступай сюда, Степан Ерофеевич! – кричал приказчик. – Тут глубоко и помост для схода есть!
– Со счастливым прибытием! – поклонился своему хозяину Савва.
– Кони целы? – спросил Твёрдышев.
– Слава богу, целы. А то как явились стрельцы, я страху за них натерпелся, всё, думаю, уведут, а мне за них ответ держать.
– Что за стрельцы? – спросил Степан Ерофеевич.
– Из Москвы, – ответил кабацкий приказчик. – Слышно, на Низ идут, на Стеньку Разина.
Разгружать струг было уже поздно, и Твёрдышев позаботился о его охране, оставил сторожами Максима, Ермолайку и двух Андреевских парней.
– Зрите в оба, ребята! Стрельцы хоть и государевы люди, но лиха от них можно в любой час ждать. Если полезут, стреляйте поверх голов и шумите шибче, чтобы их начальникам невмоготу было молчать и прятаться от баловства своих подначальных людей.
Взяв своего коня, Степан Ерофеевич пошёл на свет большого костра. За ним следом поплелся и Савва.
Твёрдышев не ошибся, возле костра он нашёл начальных людей прибывших стрельцов из Синбирска, князя Дашкова и стрелецкого полковника Лопатина.
– Где ты запропал, Степан Ерофеевич? – сказал воевода. – Вот, полковник, это и есть гость Твёрдышев.
Лопатин сдержанно поклонился. Это был статный светлобородый красавец богатырского сложения. Твёрдышеву всегда были по нраву люди породистого склада, и этим полковник пришёлся сразу ему по душе.
– А я, Иван Иванович, чуть не сгинул!
