Всадник Сломанное Копье - Виталий Дмитриевич Гладкий
Каждую весну, в праздник Вознесения, в Венеции совершался ритуал, названный «бракосочетание с морем». «Супругом» выступал дож, который брал в «жены» бурные морские воды.
После мессы в соборе Святого Марка дож и его свита плыли на великолепной церемониальной галере в сопровождении знати и глав гильдий к той части Лидо, где воды Адриатики смешивались с водами лагуны. Стоя на носу, патриарх Венеции выливал большую бутыль освященной в храме воды в смешивающиеся течения, чтобы воды земли и святого духа становились нераздельны, и бросал обручальное золотое кольцо в волны со словами: «Мы берем тебя в жены, о море, в знак истинного и вечного господства!»
Погода в Венеции морская. Воздух был влажен и пропитан солью, что благоприятствовало образованию тумана или дымки. Весна мягкая и прохладная, с Адриатики обычно дует сильный ветер. Лето чаще всего было знойным и тягостным, но как только солнце скрывалось за горами Фриули, воздух становился прохладнее благодаря дующим с моря бризам.
Осень – вот время года, когда Венеция становилась особенно прекрасной. Осенний воздух – воздух меланхолии и прощания. Осенью часто шли дожди, и в воздухе появлялся приглушенный серый цвет, а небо приобретало жемчужный оттенок.
Когда шел дождь, вода накапливалась в каменных желобах на крышах церквей и домов и бежала по трубам, пока не достигала подземных водоемов. Здесь она фильтровалась сквозь массу песка, прежде чем попасть в колодезную шахту. Вода в колодцах, которые в Венеции встречались повсеместно, была пресной и чистой.
Вода являлась сутью жизни, а колодец служил основой заведенного социального порядка в приходе. Железная крышка, закрывавшая отверстие каждого колодца, открывалась в восемь утра, поэтому у колодца в течение всего дня толпились люди.
Колодцы нередко пересыхали. Венеция, стоящая на воде, время от времени страдала от жажды, потому что после штормов в колодцы проникала соленая вода. В этом случае к рекам Боттенига и Брента посылали корабли, дабы привезти запас пресной воды.
Во Дворце дожей находились две большие общедоступные цистерны, оттуда bigolanti (водоносы) разносили свой драгоценный груз. В основном это были крестьянки из Фриули в ярких юбках, белых чулках и соломенных или фетровых шляпах. Они ходили по Венеции с медными ведерками, выкрикивая: «Acqua, acqua fresca!»[30]
Именно эту превосходную воду и пили два закадычных дружка – Андреа Гатари и Джованни Аретино, с утра измученные нестерпимой жаждой. И не потому, что в Венеции стояла летняя жара, – наоборот, летняя погода баловала прохладой, – а по той причине, что шалопаи до полуночи проторчали в таверне «Белый лев», привлекавшей венецианскую молодежь свободой нравов, недорогой кухней и превосходным вином, крепость которого была выше всяческих похвал.
«Белого льва» соорудили в 1324 году, о чем свидетельствовала надпись на его вывеске, то есть, лет сто назад, весь он дышал благородной стариной, но главным достоинством таверны было то, что она находилась в квартале борделей и торговцев тряпьем, куда очень редко заглядывали служители «черной инквизиции» – Судебного комитета. Это была маленькая Венеция внутри большой.
Судебный комитет вызывал в городе страх и ненависть. Он обладал властью, равной власти Сената, занимался предотвращением угрозы беспорядков и беззакония в пределах республики, и его полномочия были весьма широки.
Члены Комитета встречались тайно каждый день. Они носили черные мантии, за что их и прозвали «черными инквизиторами». Комитет использовал тайных агентов и сеть осведомителей во всех частях города. Комитет не разрешал свидетельствовать обвиняемому, а его свидетели не могли подвергаться перекрестному допросу.
Обвиняемого по большей части допрашивали в темноте, а из комнаты трех глав Комитета лестница вела в подземную тюрьму и камеры пыток. Вердикты Комитета не подлежали обжалованию. Приговоры – изгнание или смерть через удушение или утопление – приводились в исполнение без промедления.
У молодых людей уже немало накопилось мелких и крупных грехов, поэтому они старательно избегали встреч с «черными инквизиторами». Оба были записными бретёрами и дрались так часто, что давно заслужили изгнания из Венеции.
Но венецианцы, считавшие честь главным достоинством любого мужчины, которое нужно отстаивать любыми способами, не спешили докладывать «черным инквизиторам» об очередной драке с применением оружия.
Да и сами члены Комитета смотрели сквозь пальцы на подобные «безобразия», не без основания считая, что хорошим воинам, столь необходимым республике, нужна каждодневная практика. И не просто учебные бои, а смертельные схватки, когда боец сражается на пределе своих сил и возможностей, видит кровь и получает ранения, тем самым закаляя свой характер и повышая личное мастерство во владении клинком.
– О-о, бог мой! – простонал Джованни Аретино, вылив остатки воды на свое разгоряченное чело. – Зачем мы после «Белого льва» потащились в «Кастеллетто»?!
Так назывался городской публичный дом, которые посещали еще деды юношей.
– А все потому, что омбра[31] в этом гнусном борделе чересчур крепкая, – мрачно отвечал Андреа Гатари. – В вино явно что-то подмешано – дабы мы не жалели денег на девиц. Эй, милашка, плесни мне еще кружечку твоего целительного прохладного напитка!
Черные глаза под соломенной шляпкой весело блеснули, и прелестная bigolanti, которой еще не было и шестнадцати годков, с удовольствием исполнила просьбу симпатичного юноши. Андреа выпил кружку до дна и с облегчением вздохнул.
– А жизнь-то налаживается! – сказал он с улыбкой и потянулся до хруста в костях. – Гуляем! Ведь сегодня праздник Сан Джованни Баттиста[32].
– Но в «Кастелетто» ни ногой! – воскликнул Джованни.
Андреа, к которому уже вернулось душевное равновесие, расхохотался и ответил:
– Как пожелаете, мессер![33] Мы навестим нашу любимую таверну «Осетр», где подают превосходное легкое вино. Нам оно сейчас в самый раз. Ведь наша пословица гласит, что у человека, который не любит вина, Бог отберет и воду. И тогда эта милашка bigolanti пройдет мимо нас, даже если мы будем умирать от жажды. Держи, милая прелестница!
С этими словами Андреа подкинул в воздух монету, которую девушка поймала на лету с проворством и грацией дикой кошки. Увидев, что это серебряный гроссо[34], юное создание обрадовалось и сделало книксен, здорово удивив друзей, – это было весьма необычно для крестьянской простушки. Вскоре ее звонкий голосок: «Вода, синьоры, превосходная холодная вода!» – уже слышался на соседней улице.
Оба шалопая принадлежали к известным фамилиям, поэтому обращение «мессер» было для них привычным. Джованни Аретино был сыном знатного землевладельца, а что касается Андреа Гатари, то он принадлежал к семейству потомственных аптекарей и служил в отцовской аптеке вместе со своим старшим братом Бартоломео в качестве стюарда[35], заодно обучаясь аптекарскому ремеслу.
Таверна «Осетр» была расположена на берегу Большого канала, на первом этаже трехэтажного дома с красивыми пилястрами и колоннами. Дабы попасть туда, друзьям пришлось перейти на другую сторону по крытому горбатому мосту, который украшали фигуры Архангела Гавриила и Девы Марии. Он был зашит с двух сторон досками с прорезанными оконцами.
Ограждение сделали для того, чтобы людям не мешала непогода, потому что в Большом канале часто дули сильные ветры, швыряя на прохожих водяную пыль. Да и дожди в Венеции были явлением довольно частым.
Питейное заведение принадлежало достопочтенному мессеру Чезаре Контарини из благородного патрицианского рода. Аристократические фамилии Венеции усиленно искали предков-римлян, благодаря которым они могли бы стать наследниками virtus – древней доблести. Историки города доказывали, что предки знатных родов – это беженцы из Трои, которые, так принято
