Всадник Сломанное Копье - Виталий Дмитриевич Гладкий
Венецианцы были зачарованы стариной. Повсюду красовались на самых видных местах старинные предметы, взятые на время или украденные в качестве военных трофеев. В городе было множество известных антикваров, которые изрядно наживались на этой слабости венецианцев. Хватало и пользующихся дурной славой фальсификаторов, которые без труда могли изготовить любой фрагмент римской статуи или древнюю бронзовую статуэтку.
Кланы Контарини и Корнато вели свое родство от семейства Корнелиев, одного из самых древних римских родов, из которого вышло много выдающихся государственных деятелей и полководцев. Благодаря столь представительной родословной в роду Контарини было четыре дожа.
Что касается мессера Чезаро, то он звезд с неба не хватал, а довольствовался скромной ролью владельца таверны. Впрочем, она была богатой, пользовалась большой популярностью среди венецианцев, которые имели достаточно средств, и приносила солидный доход.
У входа в таверну висела длинная доска с прицепленной к ней рыбиной из позолоченной бронзы, в которой трудно было распознать благородного осетра. Но этого и не требовалось. Прежнее название таверны, написанное на стене, едва просматривалось, его давно забыли, а новое – «Осетр» – дали завсегдатаи питейного заведения. Уж как они распознали в бронзовой рыбе признаки осетра, одному Богу известно.
Таверна была двухэтажной. Второй этаж представлял собой крытую галерею, где так приятно сибаритствовать в тихие летние вечера, наблюдая за повседневной жизнью венецианцев, чтобы получить повод посплетничать и напитаться разными интересными историями. С высоты галереи городская суета была видна, как на ладони.
Большие городские площади – campo – и маленькие – campiello – представляли собой одно большое домашнее пространство. Люди приходили в один дом, двери и окна которого были постоянно открыты, затем, побеседовав с хозяевами или отужинав, перебирались в другой, точно такой же. Таверны и лавочки находились рядом, поэтому разговор, начавшийся в домашней обстановке, без помех продолжался в питейном заведении.
Что удивительно, в Венеции общественные дела сохранялись в строжайшей тайне, в отличие от частных, которые практически сразу становились известны публике.
Люди вольно или невольно следили за своими соседями днем и ночью. Чужаков в городе было немного, и все знали друг друга в лицо. Венецианцы отличались пристрастием к сплетням, поэтому времяпрепровождение на втором этаже «Осетра» всегда вносило разнообразие в не слишком бурное течение повседневной жизни.
Шпионство в Венеции было и работой и развлечением. Строения пребывали в таком состоянии, что наблюдение можно было вести сквозь трещины в стенах и щели в полу. По всему городу действовало множество различных доносчиков-профессионалов и доносчиков-любителей.
Для этого существовали веские причины. Обвинители получали награду, если выяснялось, что их сведения верны, а имена доносчиков по причине «благородных» венецианских манер оставались в тайне. Венецианцы даже придумали особую форму разоблачения, известную как секретный донос.
Для этого служили bocca di leone – «львиные пасти». Их можно было обнаружить в самых разных частях города. Пасть на отвратительной звериной морде была почтовым ящиком для доносов на любого венецианца.
Обвинитель должен был подписать донос, присовокупив подписи двух свидетелей, ручавшихся за его (или ее) доброе имя. Сведения могли относиться к чему угодно – от расточительности до распущенности нравов. Анонимные обвинения обычно сжигались, но если они были связаны с безопасностью государства, их всегда принимали к сведению.
Венеция полнилась слухами и интригами. Шпионы заполонили город. Ими были куртизанки, гондольеры, государственные инквизиторы. Свои шпионы были у Совета десяти. Существовали надзиратели за гильдиями, которые сообщали сведения о каждом ремесленнике или рабочем, нарушившем правила ведения дел. Были политические шпионы, собиравшие сведения для разоблачения какого-либо подкупа в процессе выборов или правления.
Одни шпионы наблюдали за другими, а за ними, в свою очередь, тоже велись слежка. Строгий надзор осуществлялся в доках, которые были воротами для людей и товаров. Неизменным правилом для иностранцев и других заинтересованных сторон было молчание. Пока ты молчишь, ты остаешься на свободе…
Увы, галерея была занята, и друзьям пришлось сесть за стол неподалеку от входа в таверну. Это было не лучшее место, но выбирать не приходилось, – по случаю большого праздника просторное брюхо «Осетра» было плотно забито посетителями-«икринками». В отличие от многих других таверн, небольшие столики у стен заведения мессера Чезаре Контарини были мраморными, и лишь посреди помещения стояли привычные дубовые с длинными скамейками.
В «Осетре» (как и в других тавернах) частенько случались драки, когда разгоряченный вином забияка проверял крепость головы противника с помощью табурета или скамьи. Поэтому предусмотрительный мессер Контарини заказал для таверны совершенно неподъемную мебель. А бросаться винными кувшинами и кружками выпивохи считали предосудительным, чай, не женщины.
Поэтому ссоры чаще всего заканчивались схватками на мечах. Это было благородно, в отличие от удара ножом в темном переулке. Но иногда сводили счеты и таким подлым образом.
Андреа глубоко втянул своим длинным носом аромат, который шел от камина, где на вертеле жарилось мясо, и воскликнул:
– Святой Джованни! Топая сюда, я мечтал о паре кружек доброго вина, но теперь готов съесть зажаренного быка!
– Фи! – поморщился его друг. – Какие отвратительные запахи! Здесь воняет рыбой больше, чем на Рыбном рынке.
– Зато в «Осетре» не слышно кошачьего духа, который на Ривоальто шибает в нос, словно запах от самой едкой луковицы.
Котов в Венеции воспринимали как маленьких львов. В разных районах города можно было встретить стаи одичавших кошек. Особенно много их было на Рыбном рынке, который раскинулся на Ривоальто – Высоком береге.
Конечно, кошки были полезны тем, что ловили крыс, превратившихся в одно из проклятий города на воде. В Венеции даже существовала поговорка: «В каждом доме есть крыса», что означает примерно то же, что в семье не без урода.
Именно успехи кошек в борьбе с этой напастью породили венецианское суеверие: тот, кто убьет кошку, в течение года умрет, а с тем, кто покалечит кошку, произойдет несчастье. Но это не останавливало закоренелых ненавистников кошек, к которым принадлежал и владелец «Осетра» мессер Чезаре Контарини.
В тавернах нередко случались отравления, в которых винили котов. В таком случае существовал целый ритуал. Бедное животное, заподозренное в этом страшном грехе, распинали на доске и убивали, бодая головой. Поэтому мессер Контарини, чтобы не пострадала репутация заведения, не заводил кошек, а бездомных животных, привлеченных запахами кухонных отходов, жестоко преследовал.
Хорошо прожаренный каплун с острым перечным соусом и главное – вместительный кувшин охлажденной омбры быстро вернули друзей в то состояние эйфории, которое они испытывали вчера. Жизнь озарилась розовым сиянием, а в полумраке таверны начали летать крохотные прозрачные ангелочки.
Беззаботно смеясь, и подкалывая друг друга солеными шуточками, Андреа и Джованни болтали, как два попугая, нимало не заботясь о приличиях и наличии рядом чужих ушей. И то верно: какие могут быть тайны у юных повес? Да и чего стесняться в питейном заведении и переходить на заговорщицкий шепот?
Тем не менее кое-кому не понравилось чересчур шумное общение друзей, хотя в таверне всегда стоял шум и гам, и никому до этого не было никакого дела.
– Эй, вы там, молокососы возле двери, заткнитесь! – вдруг прорезал общий шум чей-то чересчур громкий раздраженный голос.
Друзья дружно обернулись и увидели, что неподалеку от них находится стол, за которым собралась подозрительная компания. Это не касалось внешнего вида клиентов мессера Контарини – все они были прилично одеты, можно даже сказать, богато (а иных в «Осетр» и не пускали), но что-то неуловимое выдавало в них разбойников, морских или сухопутных. Это
