Всадник Сломанное Копье - Виталий Дмитриевич Гладкий
Мурзуфл не забыл взять с собой и Евдокию, дочь императора Алексея III Ангела, в которую был влюблен (прежде у него было две жены, с которыми он развелся) – не без задней мысли. Из столицы он отправился в Лариссу, где жил низложенный император, и предложил ему военный союз против пилигримов.
Алексей III принял Дуку с притворной лаской, велел изготовить для него и дочери баню, но затем голого Мурзуфла схватили и ослепили. Спустя некоторое время Алексей Ангел передал его крестоносцам, которые приговорили Алексея Дуку к смерти. Его подняли на высокую колонну Феодосия и сбросили оттуда вниз.
Захватив Константинополь, франки набросились на дворцы, храмы, купеческие склады. Они грабили дома, разоряли гробницы, разрушали бесценные памятники искусства, предавали огню все, что попадалось под руку. Захватчики поджигали дома, чтобы выгнать из них жителей и тем самым предотвратить уличные бои. Буйное неистовство воинов, насилия над женщинами, пьяные вакханалии победителей продолжались три дня. В пьяном угаре было убито несколько тысяч горожан.
Робер де Клари, пикардийский рыцарь, участник Четвертого крестового похода, автор хроники «Завоевание Константинополя», писал:
«…Все захваченное добро снесли в некое аббатство в самом городе. Столько там было богатой утвари из золота и серебра, столько златотканых материй, столько разных сокровищ, что это казалось настоящим чудом. Но люди, которые должны были охранять это добро, растаскивали драгоценности, брали все, что хотели».
Дворец Львиная Пасть, который взял себе маркиз Бонифаций Монферратский, имел пять сотен покоев, и все они были выложены золотой мозаикой. Во дворце находилась церковь Фаросской Божьей Матери. Все дверные петли и задвижки в ней были сделаны целиком из серебра. Там не было ни одного столпа, который не был бы либо из яшмы, либо из порфира, либо из других благородных драгоценных камней. А настил часовни из белого мрамора, гладкий и прозрачный, казалось, сделали из хрусталя.
…Главный престол Святой Софии был очень богат. Престольная доска была отлита из золота и украшена драгоценными каменьями, вокруг престола стояли серебряные столпы, которые поддерживали терем над ним. Храм освещался доброй сотней люстр, и не было ни одной, которая не висела бы на толстой серебряной цепи толщиной в человеческую руку».
Алчность рыцарей не знала границ. Знатные бароны и венецианские купцы, рыцари и оруженосцы словно состязались друг с другом в расхищении богатств византийской столицы. Они не давали пощады никому, и ничего не оставляли тем, у кого что-нибудь было. Потревожены были даже могилы византийских басилевсов, в том числе саркофаг императора Константина I, откуда унесли различные драгоценности.
Жадных рук крестоносцев не избежали ни церкви, ни предметы религиозного почитания. Крестоносцы разбивали раки, где покоились мощи святых, хватали оттуда золото, серебро, драгоценные камни, а сами мощи выбрасывали на свалку.
Не было сделано исключения и для самого собора Святой Софии. Оттуда были вывезены предметы искусства чрезвычайной редкости, серебро и золото, которыми были обложены кафедры, притворы и врата.
Войдя в азарт, пьяные грабители заставили танцевать на главном престоле обнаженных уличных женщин и не постеснялись ввести в храм мулов и коней, чтобы вывезти награбленное добро. Латиняне, «ревнители христианской веры», не пощадили не только частное имущество горожан, но, обнажив мечи, ограбили православные святыни.
От погромщиков, закованных в рыцарские латы, не отставали грабители в сутанах. Католические попы рыскали по городу в поисках прославленных константинопольских реликвий. Аббат Мартин Линцский, присоединившийся к банде рыцарей, совместно с ними разграбил знаменитый константинопольский монастырь Пантократора.
Безвестный хронист из Гальберштадта написал, что когда епископ этого города Конрад вернулся в 1205 году на свою родину, в Тюрингию, перед ним везли телегу, доверху нагруженную разной драгоценной утварью и священными сосудами из серебра и золота. В Западной Европе не осталось ни одного монастыря или церкви, которые не обогатились бы украденными византийскими реликвиями…
Однако бывший кентарх гвардейцев этерии византийского императора полоцкий княжич Василько об этом ничего не знал. Когда грабеж Константинополя находился в самом разгаре, хеландия подходила к берегам Готии. Это было новое, добротное судно, нисколько не похожее на те, что бороздили моря под флагом Византии. По размерам хеландия была меньше дромона, имела более узкий, хищный корпус, две мачты и всего один ряд весел. Своими обводами она напоминала драккары викингов и обладала такой же высокой скоростью и маневренностью.
Хеландия отличалась от драккара наличием в команде двух опытных сифонаторов и установки с «греческим огнем» на носу, благодаря которой можно было, не сближаясь, сжечь любой вражеский корабль. Если гребцы и воины были монахами, то наварх (капитан), бандофор – его помощник, кормчий-кибернет, проревс, отвечавший за оборудование на носу хеландии, сифонаторы и несколько человек, управляющихся с парусной оснасткой, были профессиональными моряками.
Несмотря на весну с ее обильными штормами, плавание оказалось весьма приятным. Ярко светило солнце, дул попутный зефир, что позволило гребцам отдыхать и копить силы, и был этот легкий ветерок теплым, шелковистым, и приятно ласкал лицо.
Василько от счастья вознесся на седьмое небо. Рядом с ним постоянно находилась Альбия, и они ворковали у борта, как голубь и голубка, не обращая внимания на команду хеландии. Впрочем, все матросы во главе с капитаном повиновались ему беспрекословно.
Оказавшись на судне, Василько первым делом предъявил наварху грамоту с позолоченной свинцовой моливодулой, печатью самого императора, где красной киноварью на тонко вычиненном пергаменте было написано, что он находится в должности турмарха – вице-адмирала. Чинопочитание в византийском флоте было развито чрезвычайно, и наварх, который считался на корабле едва не наместником самого Всевышнего, немедленно признал превосходство Василько и подчинялся ему беспрекословно, со священным трепетом…
И вот, наконец, впереди, в зыбком утреннем тумане, показались горы Готии. Взволнованный Василько не стал будить Альбию. Им определили место в каюте капитана, и она сладко спала, досматривая утренние сны. Девушку, конечно, волновала судьба ее родителей, но радость от того, что теперь она рядом с возлюбленным и никто не сможет их разлучить, затмила все остальные ее чувства. Она была просто счастлива. А счастье всегда эгоистично.
В какой-то момент Василько почувствовал сзади что-то необычное. Он резко обернулся и увидел, как из-под люка, который закрывал трюм, где в одном из сундуков хранилась Золотая Колыбель Спасителя, выбивается яркое голубоватое свечение. У Василько волосы встали дыбом. Он смотрел, как завороженный, не веря своим глазам…
Свечение погасло так же внезапно, как и появилось. Василько не знал, сколько оно длилось. Ему показалось, что прошла вечность.
Когда он пришел в себя, на палубе появился наварх и стал отдавать своим зычным голосом команды. Хеландия уже подошла достаточно близко к берегу Готии, впереди виднелись буруны, поэтому требовалась большая осторожность, чтобы не напороться на камни.
Василько встал на колени и истово перекрестился в сторону берега. Теперь он точно знал, что священная реликвия будет в целости и сохранности. Она приняла свое новое местопребывание. А еще полоцкий княжич Василько дал себе зарок до конца своей жизни хранить и защищать Колыбель Христа.
Глава 1. Город чудес
Жители Венеции уверены, что их город построен на воде по небесному повелению. Это само по себе чудо – строить на море. И Венеция действительно стала городом чудес. Божественное происхождение города подтверждается совершенной архитектурой и ее торговым превосходством.
Предками венецианцев
