Под белым орлом - Грегор Самаров
Граф вскочил с места. Сначала на его лице отразилось безграничное удивление, а затем светлая радость заиграла на нём, точно солнечный луч.
Попугай ещё несколько раз повторил всё ласковее и нежнее:
— Игнатий, Игнатий, Игнатий!
— Ваша птица произносит моё имя, — проговорил граф дрожащим голосом, — следовательно вы знали, как зовут меня?
— Я не понимаю, откуда попугай научился этому, — пробормотала смущённая Мария. — Вероятно, вы, рассказывая что-нибудь, называли себя этим именем или ваши друзья, обращаясь к вам, произносили его, а попугай услышал и запомнил.
— Попугая не было в комнате во время обеда, — заметил граф, не спуская с молодой девушки горячего взгляда.
— Тогда я ничего не понимаю, не понимаю! — ответила Мария, дрожа и всё более и более смущаясь.
Она со страхом взглянула на графа и, не будучи в состоянии скрыть своё волнение, заплакала частыми слезами, слегка всхлипывая и стыдливо опустив голову на грудь.
— Вы упоминали моё имя, Мария, — глубоко тронутым голосом произнёс граф, — моё несчастное имя, которое никогда не знало любящих уст. Я слышал его только от своих весёлых товарищей, которые сегодня дружески пожимали мне руки, а назавтра забывали о моём существовании. Вы называли меня и попугай, думая доставить вам удовольствие, затвердил моё имя. Боже, неужели моей мечте суждено осуществиться? Неужели сама судьба ответила мне на вопрос, который я не смел даже предложить?
Мария заплакала ещё сильнее.
Граф стал пред ней на колена и, взяв её руки, которые она почти бессознательно оставила в его руках, воскликнул:
— Господи, я чувствую, что небеса посылают мне неслыханное счастье, и теперь, Мария, я решаюсь предложить вам вопрос, который решит мою участь: хотите ли вы быть ангелом для меня и осуществить страстную мечту всей моей жизни? Хотите ли вы создать для меня семейный очаг, которого я был лишён с самого детства? Странствуя по горам и долинам, лесам и морям, я всё время томился о нём, считая его для себя недостижимым идеалом.
Мария сидела точно скованная; слёзы струились по её щекам, а руки дрожали в руках графа.
— Ответьте мне, Мария, одним единственным словом, — молил граф, — попугай слышал из ваших уст моё имя, для него это было простым звуком, а мне дало бы величайшее счастье.
Граф прижал руки молодой девушки к своим губам.
Дрожь пробежала по телу Марии, а затем её уста почти непроизвольно, робко и нежно произнесли:
— Игнатий!
Граф вскочил с пола, прижал дрожащую молодую девушку к своей груди и осушил поцелуями слёзы с её чудных глаз, смотревших на него с мечтательным выражением.
Попугай тоже, казалось, радовался происходящей сцене; он встряхивал крылышками и несколько раз повторил то имя, которое только что произнесла его госпожа.
Наконец Мария освободилась из объятий графа. Она в полном изнеможении опустилась на диван и, как бы очнувшись от сна, проговорила:
— Боже, Боже, что я сделала?
— Что ты сделала, моя возлюбленная? — воскликнул граф. — Ты подарила величайшее счастье человеку, измучившемуся, истомившемуся одиночеством. Теперь у меня есть родина, есть дом; я буду с новыми силами бороться за славу и величие своего отечества. Мы будем ездить с тобой по свету, собирать всё лучшее, что нам встретится на пути, и украсим им наш собственный дом на нашей родине.
— Наш дом! — с сомнением повторила Мария, причём снова слёзы показались на её глазах. — Разве это возможно? Вы не знаете, насколько мой дядя высокомерен, с каким пренебрежением он смотрит на окружающих его людей, хотя по виду со всеми любезен. О, зачем я не скрыла тайны своего сердца? Моему счастью не суждено осуществиться!
— Если бы твой дядя был так горд, как средневековый паладин, моя возлюбленная, — возразил со счастливой улыбкой граф, — ему всё-таки было бы трудно смотреть на меня сверху вниз. Клянусь тебе, моя дорогая, что он с радостью согласится на наш брак и не раздумывая отдаст мне твою руку. Это так же верно, как то, что я стою пред тобой.
Молодая девушка недоверчиво взглянула на него.
— Я не то, чем кажусь, — продолжал граф. — Моё место у самого престола императоров и королей; среди всей знати, окружающей их, я всегда могу быть первым. Благодарю тебя от всей души, моя возлюбленная, что, несмотря на мой скромный вид, ты отдала мне своё сердце. Ты во мне полюбила только человека, а не его положение, и это обеспечивает мне счастье на всю жизнь. Кто я — не спрашивай лучше. Я не могу и не должен говорить тебе это. В моей тайне заключается нечто великое, святое. Не думай, — прибавил он, заметив выражение укора в её глазах, — что я не доверяю тебе. Я не колеблясь отдал бы свою жизнь в твои руки, но моя тайна важнее даже жизни. Мечтая обо мне — ведь любовь так склонна к мечтательности, — ты могла бы громко произнести моё имя, то имя, которое известно всему свету, и попугай, подслушав его, мог бы сказать его при ком-нибудь и таким образом моя тайна была бы открыта, а это не следует допустить. Поэтому думай, мечтай обо мне лишь, как об Игнатии — человеке, которого ты знаешь и чьё сердце навеки принадлежит тебе. Верь, что будущее принесёт нам счастье; любовь — это вера, а на почве веры вырастает надежда.
С последними словами граф схватил руки Марии и прижал молодую девушку к своей груди.
— Неужели счастье возможно? — улыбаясь сквозь слёзы, спросила Мария. — Да, это должно быть так, раз ты говоришь. Ты не можешь обмануть меня, мой Игнатий! ты знаешь, что я умерла бы, если бы разочаровалась в тебе.
Граф молча крепче прижал к себе Марию и их уста слились в долгом поцелуе.
Затем они сели рядом на диван, держась за руки. В камине горел огонь; яркие солнечные лучи заливали комнату, отражаясь на лицах влюблённых, нашёптывавших друг другу нежные слова. Если бы их спросили потом, о чём они говорили, они не в состоянии были бы дать ответ на этот вопрос. Слова вырывались из самой глубины сердца, подобно чистому горному ручью, текущему из недр земли.
Граф придвинул к дивану клетку попугая и время от времени ласкал умную птицу, нежно повторявшую: «Игнатий, Игнатий!».
Влюблённые всё крепче сжимали руки друг другу и их губы снова слились в горячем поцелуе,
