Верхом на ветре - Лючия Сен-Клер Робсон
Надуа горевала еще день. Потом она сожгла типи родителей. Имя Звезды и Волчья Тропа помогли ей перебить коней Рассвета, держа их за поводья и перерезая глотки. Когда они втроем, забрав с собой Черную Птицу, ехали мимо уцелевших двух или трех десятков типи лагеря, Надуа заметила девочку, сидевшую в одиночестве перед своим типи. Она остановила лошадь:
— Где твои родители, дочка?
Девочка посмотрела на нее уныло, будто не расслышала вопроса.
— Где твоя семья? — снова спросила Надуа.
— Умерла.
— Вся?
— Вся.
— А как тебя зовут, девочка?
— Куюси, Куропатка.
— Поедем с нами, Куропатка.
Надуа протянула девочке руку, и она залезла на спину Ветра, устроившись позади. Когда они двинулись в путь, собаки семейства Куропатки поднялись и потрусили вслед за ними.
В ноябре тысяча восемьсот пятьдесят пятого года рота «А» вновь сформированного кавалерийского полка остановилась у брода через Ред-Ривер. На другом берегу начинался Техас. Кавалеристы назвали свой полк в честь Джеффа Дэвиса, военного министра Соединенных Штатов, учредившего кавалерию. Но по странной военной логике первый кавалерийский полк в армии официально именовался Вторым кавалерийским. Кавалерии исполнилось всего полгода, но она уже стала элитой армии Соединенных Штатов. При ее формировании Дэвис отбросил в сторону установившиеся порядки. Он орал на конгрессменов и генералов:
— Да, я знаю, что кавалерийский полк обходится втрое дороже пехотного, черт меня побери! Но зато он в десять раз эффективнее!
Чтобы сформировать новый полк, Джефферсон Дэвис отправился в самое сердце лошадиного царства — в город Луисвилл, что в штате Кентукки. Он лично отбирал каждого офицера и плевать при этом хотел на порядок старшинства. И каждый офицер, в свою очередь, имел право лично подбирать себе сержантов. Дэвис предлагал офицерские должности закаленным ветеранам войн с индейцами — техасским рейнджерам, а командиром поставил Альберта Сидни Джонсона — бывшего военного министра Техаса. По сути, кавалерия формировалась для войны с команчами.
Он набирал солдат в Кентукки, Огайо и Индиане — штатах, славившихся лошадьми и всадниками. Но и по составу, и по внешнему виду Второй кавалерийский был преимущественно южным. Он рассылал повсюду особые команды, отбиравшие лучших чистокровных лошадей. В каждой из десяти рот полка были лошади одной масти. В роте «А» эта масть была серой и удачно сочеталась с черными шляпами с высокой тульей, которые носили всадники. У каждого поля шляпы с одной стороны были подколоты латунным украшением, а офицерские шляпы дополняли нежно-серые страусовые перья, заткнутые за ленты.
— В колонну по четыре — стройся! — вьпсрикнул сержант Мак-Кенна, и его команду тут же подхватил горн.
Раздался стук тяжелых драгунских сабель, которые каждый сержант носил ради внешнего эффекта. Их называли «старыми руколомами». Вокруг скрипели кожаные седла — солдаты становились по четыре в ряд, чтобы переправиться через реку. Они устремились через мелкий брод, и солнце отражалось в серебристых каплях воды, взбитых копытами коней, и на отделанных латунью седлах. У каждого солдата в кобуре у левого колена был новенький казнозарядный карабин «Спрингфилд». И у каждого на поясе висела пара револьверов «Кольт Нэви» тридцать шестого калибра.
По случаю прибытия в Техас девяносто кавалеристов роты «А» были облачены в парадные мундиры — подогнанные по фигуре темно-синие куртки до пояса с высокими воротничками и двенадцатью блестящими пуговицами спереди. У офицеров и сержантов вдоль наружных швов на синих брюках красовались желтые полосы. Все латунные детали и высокие черные сапоги были начищены до блеска, отчего при движении рота «А» переливалась на солнце. Каждый кавалерист двигался с естественной грацией привыкшего к верховой езде человека. За ними последовал обоз с черными рабами и слугами, ехавшими на мулах или в фургонах. Топот копыт утих, когда солдаты остановились на техасском берегу реки. Они ожидали дальнейших распоряжений и прибытия двенадцатифунтовой горной гаубицы, которую тащили за ними.
— Смир-рно! Поэскадронно! Левое плечо вперед — в шеренгу — марш!
Колонна снова двинулась в путь, и сержант Мак-Кенна оказался рядом со вторым человеком в иерархии Второго кавалерийского. Полковник Роберт Э. Ли считался тихим и любезным человеком, который не прочь поговорить, поэтому Мак-Кенна решил обратиться к нему напрямую:
— Сэр...
— Да, сержант?
— Думаю, нам лучше поискать укрытие и оставаться на месте до конца дня.
— Я вижу черные тучи на севере, сержант. Но они на горизонте, за много миль от нас.
— Вы и кофе вскипятить не успеете, как похолодает.
— Сержант, мне не хотелось бы подвергать ваши слова сомнению, но цогода на удивление хорошая для этого времени года. — Ветерок гнал волны по траве, напоминающие легкую рябь на поверхности воды. — Ветер, кажется, свежеет, но, по правде говоря… — Полковник Ли чуть оттянул тугой высокий воротничок. — Это даже и к лучшему. Едва ли буря настигнет нас до того, как мы встанем на ночевку.
— Прошу прощения, сэр, но я жил в этом штате еще с тех пор, когда был не выше кузнечика. Надвигается буря с севера. А такие бури движутся быстрее, чем змея с пчелой в заднице. Они все вокруг выворачивают наизнанку и как следует промораживают.
Ли чуть заметно поморщился. Среди солдат техасец заметно выделялся.
— Проедем еще пару часов и посмотрим, какая будет погода, сержант.
— Слушаюсь, сэр.
Через час температура упала на двадцать пять градусов, и падение даже не думало замедляться, а от ветра положение становилось только хуже. Солдаты роты «А» отстегнули теплые куртки, притороченные позади седел, развернули их и надели. Огромные черные тучи клубились над головой, опускаясь все ниже и ниже, словно под собственным весом.
Дрожащий койот метался в поисках укрытия, ветер нещадно трепал шерсть на его спине.
Порывы ветра стали поднимать в воздух песок, и вскоре, когда они набрали силу, в людей полетели уже острые камешки величиной с горошину. Песок и камни вперемешку с косым холодным дождем били прямо в лицо, пока не стало казаться, что с неба льется самая настоящая грязь, которая, попадая за воротник, стекает ручьями по спине.
— Колонна, напра-во! Быстрым шагом к тому утесу! — крикнул Мак-Кенна.
Огромная скала с темно-зеленой юбкой можжевельников у подножья возвышалась посреди равнины. Ветер глушил крики сержанта Мак-Кенны, и ему пришлось проехать вдоль строя, повторяя команду. Дождь все усиливался, превращаясь по мере того, как становилось холоднее, в колючую снежную крупу. Тропа приобрела вид непролазной каши из густой красной
